(*)
– Рада видеть тебя, сестра! – я лукавлю. Конечно, Идия – одна из морских моих сестёр, далеко не то существо, которое мне хочется видеть. Но она живёт и правит водами, где вечные войны – то сухопутные сунутся, то болотники полезут земли наши занимать, так что её появление в моих водах, в водах гиблых, от взора Сигера затаённых, меня должно радовать.
Одно только мне не нравится и тревожит – в своё время я сама Идию от отца своего – Морского Царя – отодвинула. Мы тогда были одинаковыми – что я, что Сигер, передвигали братьев и сестёр кого в ссылку, кого в опалу, кого и дальше – вплоть до пены морской. Много нас было у Морского Царя, а трон его был один. И мы с Сигером тогда вроде бы к одной цели шли, понимая, что однажды друг против друга повернём.
Ну вот, повернули. И теперь ему приходится встретиться с тенями своего же изгнания, с предателями, что не желают называть меня законной Морской Царицей, и мне такое же предстоит проходить ещё много раз. Тени у нас одинаковые. Кто из братьев и сестёр поумнее, те затаились, ждут когда кончится наше противостояние, а там уже наступить на горло гордости можно и присягнут тому кто останется. Те же, что поглупее, спешат выбрать сторону, да категорично спешат. Ко мне прибывают лично мало – воды у меня страшные, чёрные, круговороты тут для сухопутных кораблей не просто так возникают, тут и на дне неспокойно, но ничего, на том и строю расчёт – Сигер не сунется.
Те же из наших братьев и сестёр что подревнее – едва ли знают о нашей битве. Живут где-то там, вдали, да едва шевелятся – века берут своё, ленью наливают былое могущество.
А те что честны да воинственны, такие как Идия… что ж, те меня удивляют. Лично я полагала, что Идия явится к Сигеру.
– И я приветствую тебя, – у Идии худое лицо, острые черты. Я не знаю, кто её мать, но по слухам – одна из пленниц болотных вод, спрашивать я не буду. Но поверить могу – у наших, чистокровных, такая острота черт и резкость характера редки.
Наша встреча лишена тепла. Идия знает, что я способствовала её отдалению в далёкие воды, подальше от отца. Я же уже даже не помню чего я там такого ему сплела, что он на это решился – все они перемешались в моих днях – братья, сёстры…
– Здесь, уважаемая царевна, принято добавлять «царица», – преданный мне Ромул не выдерживает непочтения. Что ему-то? он знает лишь какую-то, самую малую и жалкую часть правды обо мне. Он не знает что я за царевна была.
У Идии глаза сверкают от удивления и даже ярости, но это лишь мгновение, покой воды находит на её лицо, стягивает…
– Я приношу извинения…царица, – наконец выдыхает она, и я тоже едва заметно выдыхаю. Что ж, по крайней мере, главное обозначено сразу: она меня царицей признаёт.
А дальше уж как-нибудь выплывем, дай только срок!
– Спасибо, Ромул, – я киваю преданному другу, последовавшему за мной одним из первых, прямо от дворца Морского Царя, не пожелавшего смириться с моим братом, не предавший память моего отца даже в обмен на место советника, – можешь идти.
Он кивает, тотчас исчезает за моим троном тенью, выскальзывает в почти незаметную дверь, мы с сестрой остаёмся одни.
– Значит – правда? – спрашивает Идия, и много в этом вопросе скрыто.
Что, интересно, она хочет знать? Правда ли, что я пошла против родного брата? Да, правда, но братом его можно ли счесть после того, что он убил нашего отца и царя, став одновременно отцеубийцей и цареубийцей?
Правда ли то, что я пойду до конца? Так то очевидно.
Правда ли…что такое правда?
– Зачем ты прибыла, Идия? – я царица и имею право на любой вопрос.
Идия молчит, кажется, и ей нелегко говорить, а может быть, она впервые задумалась? Нет, конечно же нет, путь сюда опасен, и идти для того, чтобы просто посмотреть – безумие! Она точно знает, зачем пришла, но не может решиться.
– Сигер не предлагал перемирия? – спрашивает она, решившись.
Я смеюсь. Я не издеваюсь, мне действительно смешно.
– Ты полагаешь, сестра, что я пойду на перемирие? Он убил нашего отца, нашего Царя, он заточил в плен нашу сестру Алану, он не защитил наших сокровищниц от вторжения сухопутных…
Я могу продолжать, но под взглядом Идии не хочу. Усталый у неё взгляд.
– А я слышала всё то же о тебе, - замечает она. – Особенно про сокровищницу. Говорят, ты её выдала.
Говорят? Верно говорят! Народ должен видеть, что его Царь слаб! не может он защитить свои же земли, а я смогу. Народу нужно показать жестокость по отношению к врагу. Восхитить народ кровью…
Моё море давно хочет этого. Оно хочет войны, хочет обрушиться штормом, пройти небывалой стихией, сотрясая всё до самого дна, чтобы не было ни у кого сомнений – вот она, власть!
– За такие обвинения можно и в заточение попасть, – напоминаю я спокойно и поднимаюсь со своего почти-трона. Да, почти. Тут нет условий для царственной жизни, и вместо трона у меня глубокое, обшитое старыми отломами речных тканей и жемчугами кресло. Не трон, нет, и сидеть на нём, откровенно говоря, неудобно.
Я приближаюсь к сестре. Она выше меня на голову и старше на полтора века. У неё руки по локоть в крови наших врагов, но, удивительное дело, на сердце нет ненависти. Она просто не считает себя убийцей или стихией, она считает себя верной слугой трона и Морского Царства.
– Но я дам тебе шанс, – продолжаю я, – не на извинение, нет, мне оно не нужно. Я даю тебе шанс сказать, зачем ты пришла ко мне.
Идия кивает, хорошо, она скажет.
– Пришла служить тебе, – говорит она, – Царица.
Я с трудом успеваю сдержать улыбку. Это хорошая весть. За Идией закреплены штормовые воды, место поганое, страшное, но хорошее в плане союза.
– И почему, скажи мне, я должна тебе верить? – я мучаю её. я знаю эту натуру и вижу сейчас её отчётливо. Она должна служить Царю. Или Царице. Она не может жить в заточении или в отдалении от трона, без приказов и власти. Странное она море – море обычно свободное, а эта рвётся под власть!
Идия не ожидает этого и вздрагивает, с удивлением глядя на меня. она явно полагала что всё будет проще.
– Не сочти за грубость, – продолжаю я, – но как я могу тебе верить? Сигер разве не выходил на тебя?
Я не знаю этого наверняка, но я бы на его месте поступила также. больше всего я боюсь сейчас наткнуться на удивлённое:
– Сигер? Нет…
Но я попадаю. Всё-таки то, что мы с Сигером идём от каких-то смежных морей, иногда здорово играет нам на руку.
– Я не приняла его предложения, – объясняет Идия и глаза её снова сверкают, – его море…отравлено. Он убил Отца. Он убил Царя. Он не может занять его трон! Морское Царство не потерпит такого кощунства.
– Как видим – терпит, – вздыхаю я. Мой вздох непритворен. Все говорят шёпотом или в голос, что Сигер убил отца и Царя, и что? Кто поднялся за мною, оторвавшись от него? много, если говорить о Морском Царстве, и мало, если говорить о чести.
Мне хотелось верить своим грёзам: народ сам свергает Сигера, сносит его гневной волной, а затем призывает на трон меня, но я не живу в грёзах, я живу в реальности, где у каждого есть своё место и дом, и положение, и мало кто захочет ради чести или совести пойти, чтобы лишиться этого.
Во-первых, не все поверят в мою победу. Война – это всегда противостояние сил и разумов, хитрости и подлости.
Во-вторых, не все поверят в преступление Сигера. Куда удобнее и безопаснее отделаться незнанием того как оно было на самом деле.
Идия мрачно качает головой:
– Я не приняла его предложения. Я отреклась от него, сказала, что отправлюсь к тебе, к своей сестре и буду служить ей.
Я усмехаюсь – как хочется мне увидеть лицо Сигера! Он полагал, что Идия, как и многие, кого я когда-то отдалила, легко переметнутся на его сторону, ан нет, не угадал. Его преступление покрывает моё полностью.
– Благодарю, сестра, – я киваю.
– Я сказала, – продолжает Идия, – что ты не окажешься большим чудовищем чем он, но если это так, если это всё же так, я не стану служить и тебе.
Очень надеюсь, что в лице я не поменялась. Тяжело иметь дело с честными людьми! Ну почему она просто не могла сказать, что уходит ко мне на службу?
– И кому ты пойдёшь служить тогда? – я беру себя в руки.
– Народу, – отвечает Идия.
Мне смешно, я с трудом сдерживаю смех, но всё-таки сдерживаю. О, Океан, слышишь ли ты это? Моя бедная сестра убивала врагов Моря, живёт уже не одну сотню лет, и всё ещё верит в невероятное: в служение самому народу?
Как же ответить? Сказать, что я не чудовище? Это самоунижение. И потом, кто она такая, чтобы я перед нею оправдывалась?
Сказать, что Сигер чудовище? А то мы не знаем.
Высмеять? Нет, не стоит. Впрочем, ответ тут может быть только один:
– Дорогая сестра, ты можешь находиться в моих владениях столько, сколько захочешь, но я не собираюсь выслушивать от тебя подобные речи. Ты здесь гостья, а не советница. Я тебя не стану уговаривать прибиться ко мне.
Вот так-то, не так уж ты мне и нужна, Идия! И это для тебя оскорбление. Сигер хотел тебя привлечь на свою сторону, а я не хочу. Поняла? Докажи-ка, милая сестрица, что ты мне нужна!
– Я согласна, – торопится Идия. Самой по себе ей быть невыносимо и в её глазах я меньшее чудовище, чем Сигер. – Я присягаю тебе, царица!
Она падает на колени так быстро, что я даже теряюсь на миг.
– Мои воды – твои воды, мои силы – твои силы, моё море – твоё, – Идия спешит. Она хочет служить, потому что быть одной ей тяжко, самой решить о том, что делать, не примыкая к кому-то из нас невозможно.
И я поднимаю её с колен. Я добрая сестра, я прощаю её грубые слова.
– Рада тебе, Идия!
***
– Мой Царь, – тень появляется быстро и легко, вырастает в человека. Магия воды – самая древняя сила. Сухопутные душонки не просто так почитали море первым божеством.
– Какие вести? – я улыбаюсь преданному другу и порядочной сволочи в одном лице. Таких вообще стало удивительно много вокруг меня, и с каждым приходится держать ухо востро. Зазеваешься – предадут. Но вот одного не понимаю: неужели в море всегда было столько предателей? Или они идут на запах грядущей крови?
Может быть, этих мерзавцев всегда было много, просто напряжение, идущее по водам, гонит их наружу, осмотреться да приобщиться?
Вместо ответа свёрток. Нехорошо. Устный ответ не подбить к делу, не обнаружить уликой, а от свёртка может быть и копия, и почти наверняка она есть. Но пока не буду возмущаться, пока я буду терпелив.
Так, что там? Идия добралась-таки до сестрицы. И как она это сделала, спрашивается? Мои люди не смогли – водоворот кольцами обвивает гиблые воды, в которые заплыла от меня моя сестра и где основала свой дворец.
Идия принята на службу Эвой. Что ж, удачи, прекрасные дамы! Сколько Идия продержалась бы в честных условиях подле Эвы? Со всеми своими убеждениями чести и праведности, которая удивительным образом сочетается в ней с жестокостью и умением лить кровь врагов.
Впрочем, может быть за счёт того, что «врагов» она и держится? Трон приказывает ей убивать врагов и она убивает, без малейшего угрызения совести.
Ладно, плевать на Идию, тут куда важнее то, что её прибытие и служба дают мне. Разумеется, гиблые воды Идии и Эвы соединятся в единую мощь. Это плохо. они будут владеть куском восточных вод, а на востоке простираются богатые земли. Что хуже – у Идии есть отряды, собранные из таких же как она, которым только бы служить во имя трона, моря и Царя! Либо
