Казус
…Когда в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, Сан Саныча Ромашкина, этапировали в лагерь под Соликамском, он уже был законченным доходягой.
И дело даже не в страшной худобе, он всегда был довольно худ, а скорее в том, что сломался человек, не выдюжил так сказать… А каке вы думаете: коммунист с двадцатого года, главбух ни какой-нибудь там шараги, а огромного по тем временам завода, ЧТЗ.
Спецпаёк для себя и всей семьи, курорты-санатории, охотничьи домики, в любовницах, солистка оперного театра и прочее, прочее.
И вдруг, враз, он стал никем, лагерным шнырем, уборщиком, которого даже последний насильник, растлитель малолетних, мог походя пнуть под тощий зад, буркнув при этом под нос: «Пошел вон, враг народа, шпионская морда».
А шпионом, тем более шпионской мордой, Сан Саныч никогда не был, а был он сыном потомственных уральских рабочих.
Еще деды его горбатились на Демидова, а сам он, пошел вверх только после того, как заветная книжка партбилета легла в верхний карман его единственного в то время, купленного на толкучке, костюма, перешитого из офицерского френча. Так-то вот…
Но все хорошее когда-нибудь кончается и конец этого хорошего пришелся на седьмое ноября, пятьдесят первого года. Обычно для ноябрьской демонстрации рабочие завода сооружали яркие транспаранты, громадные плакаты, которые потом избранные, многократно проверенные люди, гордо несли вдоль дощатых, сбитых за одну ночь трибун, на которых стояла вся номенклатура большого трудового города.
И вот, столярный цех ЧТЗ, соорудил большой деревянный щит, с продолговатыми нишами в нем, в которых яркой, красной краской, по белым полям, было написано: «Смерть – капитализму! Слава – социализму!»
Слова менялись посредством небольшой педальки, прибитой сзади щита, которую, периодически должны были дергать люди, несущие транспарант во время шествия.
В связи с большим весом транспаранта, нести его доверили беспартийному кузнецу Приходько, а вот ту самую, заветную педальку, должен был дергать как раз главбух Ромашкин, выдвиженец и коммунист.
С самого утра того знаменательного праздника, дул холодный северный ветер, сыпал мелкий колючий снег, но для разогретой оптимизмом и водкой колонны работников ЧТЗ, погодный фактор большого значения не имел.
Сан Саныч, периодически дергал за педальку, слова с сухим скрипом менялись местами, а кузнец Приходько, умудрялся дергать водку, не отпуская щита из жилистых, натруженных рук.
Так они и шли во главе колонны демонстрантов, от главной проходной завода, до площади Ленина, где топталась замерзшая номенклатура.
Кузнец Приходько, собака пьяная, успевший раскупорить уже вторую бутылку, мимо трибун, несмотря на поддержку соседей по колонне, шел из последних сил. Транспарант сияя огненными буквами, весело, на манер громадного опахала, раскачивался в такт неверным шагам кузнеца, при каждом движении своем, создавая вокруг себя небольшие буравчики снега, кружащие в стойких запах дешевой водки и репчатого лука.
Благополучно, пройдя весь путь, Приходько и Сан Саныч должны были погрузить деревянный щит на грузовую машину и с чистой совестью идти праздновать революционный праздник, но тут судьба, продажная девка, отвернулась от Сан Саныча и показала ему свой грязный зад во всей неприглядности.
Чуть теплый кузнец Приходько, ушел сквозь сумрак и буран куда-то влево, в грязные и глухие переулки. Может быть, даже упал, скотина, показав воочию не твердость беспартийной прослойки и полное мещанское ее разложение, оставив тщедушного бухгалтера, один на один с тяжелым, огромным транспарантом.
Уже часов в десять, Сан Саныч понял, почувствовал, что машины от завода по неизвестной ему причине нет и не будет, и то, что он уже смертельно замерз и устал, и что с этой фанерной махиной нужно что-то делать.
Но главный бухгалтер, понимал также, что оставить транспарант здесь, на окраине города, никак невозможно. Многослойная фанера, да и ошкуренные деревянные брусочки, всегда пригодятся в хозяйстве и транспарант, невзирая на алые буквы, тут же, в несколько минут, растворился бы без следа во дворах малосознательных Челябинцев.
Нет, Сан Саныч на это пойти не мог и он ничего не придумал лучше, чем спустить щит на воду, в холодные струи реки Миасс, протекающей через весь город, чтобы тащить транспарант вдоль берега за веревочку, на манер Репинских бурлаков.
Поначалу все было хорошо. Даже очень…
Ромашкин, в мыслях своих уже начал прикидывать, сколько теплых слов ему скажут в правлении дирекции завода, за спасение транспаранта, но проказница судьба, как уже было сказано выше «продажная девка», не дремала.
Оступившийся на заснеженном и скользком, прибрежном камне, Сан Саныч, выпустил из рук бечевку, за которую он буксировал транспарант.
И тот, словно почуяв свободу, важно покачиваясь на волнах, отошел от берега и попал в снежную кашу, которую медленно, очень медленно тащило течение реки.
Сан Саныч еще не в полной мере осознал случившееся и даже попытался подгрести транспарант к себе, но только напрасно заморозил себе руки и промочил ботинки.
Тогда бухгалтер Ромашкин, стал подбирать на берегу какие-то обломки, кирпичи и пустые бутылки.
Кидая все это в воду, он все еще надеялся вернуть беглеца, но увы и ах…
Тяжелая винная бутылка, похоже, от розового Вермута, не долетев до воды, грохнулась на транспарант.
Бутылка лопнула, да и в промокшем механизме что-то громко треснуло, в результате чего, слова сдвинулись самым непредсказуемым образом и перед изумленным бухгалтером засветились хорошо читаемые в полумраке слова: « Слава капитализму! и соответственно смерть социализму!»
Как такое могло случиться, неизвестно…. Доподлинно известно только то, что этой ночью река встала и среди тонкого, черного пока еще льда, прямо перед окнами Горисполкома, где-то посередине реки, ярко горел вражеский призыв.
Участь Ромашкина была решена.
Уже в полдень восьмого ноября, пожарная команда при помощи багров и лестниц, выбила коварный транспарант из речного льда, а жидкие, хрупкие ребра главного бухгалтера, трещали под дружными пинками молодых чекистов.
…Через год с небольшим, доходяга Ромашкин, втягивая голову в плечи, раболепно извиняясь перед уголовниками, подбирал окурки в курилке и копался в куче отбросов, выискивая картофельную кожуру.
