Эх, старики! Пообносились ваши годы… Тапки ваши шаркают по утрам, когда всё семейство еще спит.
Единственный плюс старости – дальнозоркость.
Кузьмич выглянул в окно. На тротуаре большими белыми буквами было написано: «я люблю Катю». Улыбнулся, загрустил: «Ох, Катерина Ляксеевна! Где же ты теперыча?».
«Катя, Катерииина!», – прозвучало над головой. Кузьмич осмотрелся – никого. Подумал про себя: «Это не хорошо. Пойду, прилягу. Замаялся что-то».
Шаркающие тапки послушно примостились под диваном. Так-то лучше!
Фраза «я люблю Катю» растаяла в глазах…
– Эх, старики! – вздохнула старая муза, – Вот что теперь писать в отчёте? «Очередная попытка раскрутить старое сердце на стихи с треском провалена». А вы чего глазеете, тапки-скороходы?
– А мы тут причём? – обиделись тапочки, – чуть что: тапки виноваты!
– Ой, простите великодушно! Не думала, что вы такие нежные! Ладно, не обижайтесь! Но помогите уж, старой леди! А ну-ка, налазьте на ноги!
Тапки лениво пошли обувать гостью. Пожалели безлошадную. Пегасик то её – того…
Шарк, шарк и уже на улице. Старая муза обмакнула свою старую кисть в белую тучку и что-то дописала белым-белым под белой фразой «я люблю Катю»…
Кузьмич протёр глаза и подошёл к окну, шаркая тапками. Единственный плюс старости – дальнозоркость. На тротуаре под: «я люблю Катю» витиеватыми вензелями начертано: «и я люблю Катю, только другую – самую лучшую».
«Спасибо, тапулечки! – напевно тонко послышалось над головой, - милый стих получился! Подойдет для отчета!".
«Не за что, рады знакомству с Вашим милым творчеством!», – пробурчало под ногами.
Кузьмич осмотрелся. Никого! Чудеса!
Написано интересно, понравилось