Произведение «Свет души и тень, или Повесть о Нурджан (продолжение 2)» автора Алёна Шаламина

Разрыв с группой

После госпитализации и изменений в поведении Нурджан отношения с её "подругами" из группы начали стремительно ухудшаться. "Три Ка" — Карола, Карен и Керстин — теперь обсуждали её за спиной, делая едкие замечания о странностях и неуклюжих попытках вернуться к прежней динамике. Им явно не нравилась возросшая независимость Нурджан.

— Она стала совсем другой, — однажды услышала я от Каролы. — Может, ей лучше не возвращаться в группу вообще.

Мартина, напротив, относилась к Нурджан с сочувствием. Она не раз говорила мне:

— Нурджан сейчас очень тяжело. Ей нужна поддержка, а не осуждение.

Нурджан пыталась наладить отношения с группой. Она приносила выпечку, пыталась участвовать в общих беседах, но её внутренний конфликт мешал ей. Она чувствовала, что больше не соответствует ожиданиям "любимчиков", но и среди аутсайдеров не находила себе места. Прежняя стратегия быть на стороне сильных больше не работала.

На одном из собраний, когда Нурджан попыталась внести своё предложение по групповому мероприятию, её резко прервала Керстин:

— Мы уже всё решили, спасибо. Твоя помощь не требуется.

Нурджан вздрогнула, как от удара, и больше не пыталась участвовать в разговоре. После собрания она задержалась на несколько минут и подошла ко мне.

— Почему всё так сложно? — спросила она, её голос дрожал. — Я стараюсь, но меня никто не хочет слушать.

— Люди могут быть жестокими, особенно если сами боятся изменений, — ответила я. — Но ты сильнее, чем думаешь. Главное — не сдавайся.

Эти слова стали для неё небольшим утешением, но путь к принятию себя и налаживанию отношений с другими оставался для Нурджан долгим и непростым.

Письмо отцу

Однажды вечером Нурджан сидела у окна своей комнаты, окружённая тишиной. Перед ней лежал лист бумаги, на котором были записаны несколько строк. Это было письмо отцу, человеку, с которым она не общалась долгие годы.

"Дорогой отец,

Прошло много времени с нашего последнего разговора. Я не знаю, как начать это письмо, потому что не уверена, хочешь ли ты его прочитать. Но я чувствую, что должна написать тебе. Моя жизнь изменилась за последние годы. Я многое пережила, многое поняла..."

Рука замерла, и она долго смотрела на написанное. В этом письме она хотела рассказать о своём пути, о борьбе с болезнью, о мечтах и страхах. Она надеялась, что сможет найти слова, которые помогут восстановить утраченную связь. Но страх быть отвергнутой останавливал её.

На следующий день Нурджан принесла письмо на встречу группы и показала его мне. Я внимательно прочитала и кивнула:

— Очень искренне, Нурджан. Ты вложила в него душу. Ты собираешься его отправить?

Нурджан покачала головой.

— Не знаю. А вдруг он снова отвергнет меня? Это будет хуже, чем если бы я не писала вообще.

Я попыталась её поддержать:

— Знаешь, иногда важно просто выразить свои мысли. Даже если ты не отправишь письмо, оно уже помогло тебе разобраться в своих чувствах.

Но в её глазах отражалась внутренняя борьба. Она и хотела поддержки, но в то же время боялась показаться слабой.

— Ты говоришь так, будто это легко, — выпалила Нурджан. — Но ты не понимаешь, как это — быть отвергнутой собственным отцом!

Я вздохнула, понимая её боль, но также осознавая, что не смогу дать идеального ответа.

— Ты права, я не могу понять это полностью, — сказала я. — Но я знаю, что ты сильная. Ты уже сделала шаг, написав письмо. Остальное зависит от тебя.

Нурджан не ответила, но её взгляд стал немного мягче. Мы замолчали, и это молчание было насыщено эмоциями. Позже она сказала, что письмо останется у неё, как напоминание о том, что она смогла открыть свои чувства, даже если пока не готова отправить его отцу.

Реабилитация через творчество

После больницы Нурджан продолжала рисовать и писать стихи, настойчиво и искренне, словно рисовала карту своего внутреннего мира. Творчество стало для неё не только способом отвлечься от тяжёлых мыслей, но и возможностью заглянуть глубже в свою душу. Рисунки часто изображали символы: лабиринты, мосты, одинокие деревья и силуэты людей. А стихи были полны противоречий и эмоций, в которых отражались её борьба и надежда.

На одной из встреч в группе Нурджан прочитала своё стихотворение:

Между светом и тенью

Я ищу дорогу сквозь мрак,
Но шаги мои тонут в песке.
Мир играет со мной, как с хрупким стеклом,
В отражении вечного сна.

Кто я? Зачем я здесь?
Голоса зовут, обжигая.
То кричат, то шепчут мне в тишине,
И тени пляшут вокруг.

Любовь — это свет или просто иллюзия?
Объятия исчезают, как дым.
Я закрываю глаза, и звёзды дрожат,
Прячутся в пелене воспоминаний.

Пусть мои картины расскажут о том,
Что слова не осмелились сказать.
Пусть линии покажут трещины души,
Которые я пытаюсь склеить.

Стихи вызвали неожиданную реакцию. Мартина первой похвалила Нурджан за смелость выразить себя. А Мустафа, открыто осуждавший Нурджан за "ябедничество", оставшееся, кстати, в прошлом, сказал, избегая встретиться с ней взглядом:

— Ты сильнее, чем думаешь. Это не просто стихи. Это ты.

Эти слова поддержали Нурджан, и она почувствовала, что её усилия были не напрасны. Реакция группы дала ей чувство принадлежности, которого ей так не хватало. Даже если их отношения оставались сложными, творчество помогло Нурджан найти общий язык с окружающими и немного ближе подойти к самой себе.

Возвращение к группе

Нурджан больше не пыталась прятаться и скрывать свои мысли и чувства. Она училась быть честной с собой и другими. Это был медленный процесс, в котором ей приходилось принимать свою ранимость и свои ошибки. Бывшая склонность угождать сильным и вышестоящим уступила место стремлению к искренности. Нурджан уже не боялась высказывать своё мнение, но и не впадала в прежнюю резкость. Она стремилась найти баланс между самоутверждением и уважением к окружающим.

На одной из встреч группы Нурджан рассказала:

— Я поняла, что не могу нравиться всем. И это нормально. Главное — быть собой и уважать других. Раньше я боялась сказать что-то не так, но теперь думаю, что молчание иногда хуже.

Эти слова произвели впечатление. Группа, привыкшая видеть в ней либо застенчивую, либо резкую участницу, воспринимала её теперь иначе. Даже «Три Ка», хоть и с некоторым скепсисом, стали больше одобрять её и уж во всяком случае больше уважать.

Мустафа, который раньше конфликтовал с Нурджан, сказал:

— Знаешь, Нурджан, твои слова о том, что важно быть собой, заставили меня задуматься. Это правда.

Эта неожиданная поддержка тронула её. В группе постепенно начали видеть в Нурджан не только робкую девочку, больную шизофренией, но и личность — сложную, ищущую, искреннюю.

Мартина, которая всегда сочувствовала Нурджан, сказала после одной из встреч:

— Ты изменилась. Раньше ты была будто в панцире. Теперь ты больше похожа на себя.

Нурджан радостно улыбнулась. Она знала, что путь к гармонии внутри группы будет ещё долгим, но впервые за долгое время чувствовала, что движется в правильном направлении. Взаимное уважение, которое начало формироваться между ней и остальными, стало для неё важным шагом к внутреннему примирению.

Рисунки и стихи тоже сыграли свою роль в этом процессе. Нурджан больше не скрывала своё творчество. Она устраивала маленькие выставки своих работ и читала стихи на встречах группы. Это помогало ей лучше понимать себя и становиться ближе к другим.

(Окончание следует)