Тоннельные.
Рассказ.
Все имена, названия и события вымышлены. Любые совпадения являются случайными.
Неприметный человек среднего роста в поношенном пальто вышел из метро.
По асфальтированной дорожке он двинулся к полупогибшему редкому лесочку. Войдя в середину рощицы, по чуть приметной и расплывающейся под ногами тропинке углубился в гущу деревьев. На чёрные стволы с голыми ветками, и жёлто-бурую хвою под ногами он почти не смотрел, сосредоточенно опустив взгляд к земле, словно искал что-то конкретное.
Снег почти везде стаял, и кое-где стояли лужи грязно-серой воды. В них отражались быстро несущиеся облака. Было почти тепло – апрельское солнце старалось вовсю. Да и пахло уже по-весеннему: зима явно осталась позади…
Сойдя с тропинки, мужчина потыкал почву носком ботинка. Покачал головой: нет, здесь слишком сыро.
Вызвав прилив удивления у медленно прогуливающейся сквозь рощицу пожилой четы, он прямо по грязи и прошлогодней жёлто-бурой траве двинулся к вершине небольшого холма. Взобравшись, отдышался, и принялся растирать бок: проклятый осколок, так до конца и не извлекли… Вот что значит – пластиковая мина!
Здесь стояла одинокая скамейка. Вернее, её чугунный скелет, с разломанными, вероятней всего борзыми подростками, и сейчас полусгнившими, деревянными брусьями, лежащими здесь же. Зато почва оказалась почти просохшей. И песчаной. Годится.
Убедившись, что никого он не интересует, человек достал из-под пальто сапёрную лопатку. Он не скрывался, и не торопился: если что – он копает червей. Для рыбалки.
Николай Петрович Герасимов, больше известный среди друзей, как просто Петрович, свирепо почесал мизинцем в левом ухе. Опустив палец к фонарю, с подозрением осмотрел его.
К сожалению, ничего стоящего из уха извлечь не удалось: ни алмазов, ни золота. Странно, правда?
Ничего-ничего – главное, что уши пока слышат. А глаза – видят. И ноги… Ну – почти ходят. Поэтому и работа есть.
Им-то с бабкой много не надо. Получил пенсию – и скрипи потихоньку… Однако Алёна умудрилась родить аж четверых, и сейчас больше сидит дома – то на больничном по уходу, то болеет сама. Работник из неё аховый, поэтому и зарплата соответственная. Хорошо хоть с должности библиотекаря в сельском филиале не гонят, но… Понятное дело, им с мужем не хватает. Вот и приходится на старости лет подрабатывать.
Бабка вяжет пинетки да носки из настоящей козьей шерсти, благо коз у них три. Да ещё козёл. Вечно щурящий хитрые глазёнки в обрамлении розовых век: вредный, сволочь.
И вонючий.
Впрочем, бабка уверяет, что весь – в хозяина!
Петрович в сердцах сплюнул, вспомнив тёмный хлев и матерущий запах…
Прялку бабке он наладил сам – даром, что ли, слесарь-наладчик! Вот старым дедовским способом она и прядёт нить, да сращивает с синтетической основой – и прочно, и полезно. Для бюджета.
Ну, а разве ж это дело – прясть веретеном?
Так что дражайшая (или, как он теперь чаще называет её – «дрожащая») половина посвящает три дня в неделю прялке, три – вязке. А в воскресенье лично едет на маршрутном «пазике» в райцентр – продавать.
Гриша хоть и получает крохи на своём Комбинате, бросать не хочет. Хоть какой-никакой, а стаж! А вот если ты работал во всяких ОАО, СП, КРН, и прочей хрени, которая распалась, или вообще скрылась туда же, куда прошлогодний снег – попробуй-ка, докажи…
Что у тебя есть трудовой стаж.
Медленно двигаясь вдоль рельса, Петрович привычно чуть покачивал лучом туда-сюда. Работа путевого обходчика, конечно, не то, что слесаря-наладчика. Но надо сказать спасибо и за такую. И то – пришлось пустить в ход связи, что подзавел за сорок-то лет.
А если честно сказать – здесь, в продуваемых и тёмных тоннелях пригородных веток метро, как и там, где они выходят на поверхность, и «обходить»-то особенно нечего – но формальности, утверждённые кем-то десятки лет назад, пока соблюдаются.
Так что халтурку он себе нашёл ту ещё. Если бы ещё не с двух ночи до пяти – было бы вообще отлично!
А если бы ещё зарплата побольше… Как бы не так – тогда понабежало бы молодых да ретивых. А так – или старички, или, вон, чёртовы гастробайтеры. Эти-то на всё согласны…
Петрович сплюнул в сердцах.
Ох, не понимает он нынешнего «темпа жизни», со всеми этими «электронными задрючками» и «лавиной информации»… А в телевизоре? Одна срамота! От голозадых, всех – словно на «одну задницу» девок, и безвкусных немелодичных шлягеров уже подташнивает.
В одном месте он видывал этот «темп жизни»!.. Старуха-то прикалывает, что он «тормозит»! Ну и ладно.
Им с бабкой не к темпу жизни приспосабливаться надо, а грязевые ванны принимать – чтобы, значит, к земле поближе… Привыкать как бы.
Вот уже и выходное отверстие видно. Сейчас бетон под ногами кончится, и пойдёт отсыпка из гравия. Пока ничего крамольного он не обнаружил. Значит, пора поворачивать – вот, сейчас, он только до среза тоннеля дойдёт и повернёт.
Мелким шагом он преодолел оставшиеся метры.
Привычно постояв на свежем воздухе минут пять, вздохнул.
Двинулся во второй тоннель, к этому вечному запаху опилок-машинного-масла-резины… Эх, а было время – он здесь, на свежем воздухе, и курил. Вот чёртовы лёгкие… Вот… Вот чёрт!
Странно. В прошлый обход на этом участке всё было в порядке…
Что ещё за новости?!
Он подошёл поближе, и посветил фонарём.
О…ренеть! Это что ж такое?! Откуда в боковой стенке тоннеля самая настоящая дыра?! Ведь это железобетон! Он-то точно знает – по СНиП (ну, по Нормам Строительным!) толщина этого самого бетона никак не меньше доброго метра! И откуда в нём дырка?!
Петрович, кряхтя, подстелил рукавицы, и присел перед отверстием на колени.
Надо же! Сделано – словно сверлом. Или буром. Очень ровные, нисколько не раскрошившиеся края. И отверстие – идеально круглое! Словно его действительно высверлили колонковым долотом – уж в этом-то он поднаторел! С геологоразведкой был аж на Урале!
Ну, нефти или газа их экспедиция всё же не нашла. Да и ничего тогда они не нашли.
Поэтому он и плюнул на романтику геологии (Ну как же: «под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги»… и т.д.), и пошёл в слесаря. А потом – и женился.
Но вернёмся к дырке. Вот зараза: даже на стенах внутри остались как бы крошечные канавки. Значит – точно, сверлили! Но – кто? И за каким …ем?
Он пощупал трёхдюймовое отверстие рукой насколько мог глубоко. Бетон, и бетон… Шершавый. Сырой. Снова, уже придирчиво, заглянул внутрь, подсветив.
А, не-е-ет! Вон, в глубине видать и просверлённую насквозь арматуру – блестит свежим срезом! Неплохое, видать, долото: уж прочность арматуры он знает, никак не меньше семи. Значит – алмазное. Долото, то есть. А вон там – дыра идёт уже в грунте…
Но где же тогда следы буровой? Почему вокруг не осталось вмятин от раздвижных упоров, каменной крошки, обычного мусора? И, если бурили как обычно – где следы луж от глинистого раствора? Да и как машина со станком сюда въехала – тут же рельсы?!
Он ещё раз обвёл вокруг лучом. Нет, ничего! Он не ошибся: кроме дурацкой дырки ничего необычного на путях не было! А чтобы привезти сюда буровую – уж точно нужна машина тонн на десять! Такая на путях и не развернётся – выезжать надо будет задом…
Конечно, возможно, что здесь проводили какие-нибудь работы. Ну, там, кабель электроснабжения, или водопровод провести… Бывает такое. Но тогда бы он уж точно знал! В диспетчерской всегда предупреждают о таких мероприятиях. Потому что с Администрацией нужно согласовывать, утверждать график, обеспечивать безопасность движения поездов, и проч.! Да и не мог никто тут поработать так, чтобы он не узнал!
Ведь днём тут почти ежеминутно снуют поезда метро, а ночью – как раз ведутся все ремонтно-эксплуатационные работы. Вот и он – часть таких работ. Поэтому должен быть в курсе. Вроде бы.
Он ещё раз заглянул в отверстие. Покачал головой. Дно нагло терялось в темноте, и какова реальная глубина скважины, определить было ну никак нельзя… Да и пёс с ним.
Петрович встал с колен, покряхтывая и растирая затёкшую поясницу. Плохо. Опять, похоже, будет дня три лить: вон, чёртов радикулит разыгрался не на шутку. Хотя, пока стоишь, или идёшь, вроде, ничего. Ладно, пора. Иначе можно не успеть до контрольной электрички.
Быстрее, чем до этого, он двинулся вперёд, пытаясь наверстать привычный график. Луч фонаря продолжал свои путешествия влево-вправо. Всё-таки воспитанное с детства чувство ответственности за порученный участок работы, и совесть «старой закалки» не позволяли пренебречь, или халтурно отнестись к осмотру остальных путей.
Диспетчер смены Пётр Александрович, или, как ласково его звали все, Петсаныч, поджал губы, и покачал головой:
– Нет, Петрович, на ветке «Юго-западная» никаких работ не велось. Да и не предусмотрено графиком раньше сентября. А сейчас – что? Август.
– Но откуда же дырка-то тогда?!
– Не знаю. Погоди… – Петсаныч заглянул в какие-то бумаги на столе, пожевал губами, помычал. – Нет, ничего такого у нас не запланировано. А что, похоже, говоришь, на врезку для кабеля?
– Да, очень даже похоже. Диаметр дырки как раз три дюйма, и стены очень ровные – говорю же, пробурено! Я-то разбираюсь – два года бурил!
– Да, помню я… Смотрел твою «боевую трудовую»… Ладно. Ты когда ты там будешь в следующий раз?
– Во вторник. В-смысле, через три дня.
– Ну вот и посмотри ещё раз. А вдруг
