Саше Чёрному
Я в кустах держал засаду, наблюдая за палаткой, и вдыхал из самосада дым вонючий, даже гадкий.
Из палатки слышны стоны, и похожи на девичьи по всему диапазону, пусть и не совсем приличны
Прекратились стоны. Дева из палатки молча вышла. Видом чисто королева – хоть одета, как голышка. Кот наплакал гардероба в виде часиков на ручке. Я присел аж: ну, зазноба… Та ещё, наверно, штучка!
Бюстом пышным колыхая, подошла к воде, как серна. Крики чаек, затихая, прекратились. Это скверно. Испугались чайки, видно, красоты и шарма тела, оголённого бесстыдно. Впрочем, им какое дело?
Наслаждаясь самосадом, наблюдал за этой дивой я с тоскою и азартом, с мыслью грешной, нечестивой.
Представлял себя я птицей, севшей на Её предплечье. Пусть была б Она блудницей родом из Замоскворечья.
Эх, друзья, какие позы… Не найдёшь и сходу слова! До сердечного тромбоза доведёт она любого.
Для кого же жесты эти, сладострастные движенья? Не увидишь и в балете
тела голого вращенья.
Сам себе ответил: девы грациозны от рожденья, от зачатья и от чрева – это им вознагражденье от Творца, то бишь, от Бога за грядущие страданья, за тернистую дорогу и пустые ожиданья...
И вот тут вдруг из палатки вылез хмырь с унылым видом. На штанах видны заплатки, на лицо бандит бандитом.
Я от радости красотки подавился самосадом, выдыхая дым из глотки я раскашлялся с надсадом.
