Острый нож моих мыслей безжалостно кромсал беззащитную плоть моих воспоминаний, оставляя глубокие незаживающие раны.
Женщины служат прекрасным импульсом к творчеству. Для вдохновения ими их даже не обязательно видеть.
Женский ум состоит в том, чтобы не обнаруживать собственную глупость.
Купив старую книгу, я обнаружил на титульном листе букву «Т» и сердечко. Мне стало приятно, будто это посвящалось мне.
Пойти в армию и вернуться из армии — это две разные вещи. И не обязательно, чтобы за одной следовала другая.
Нет ничего прекраснее красивой женщины, умеющей иронизировать над собой.
Фантазии — это воздух, которым я дышу. Бумага — мир, где я живу. Только в них полноценно выражается моё существование.
Бумага, как и собака, всё стерпит. Она — ведь не человек.
Если мечтаешь о том, что тебя окружает, но чего ты не можешь достичь — это желание. Мечта это совсем другое.
У каждого свой шесток. Но только на него надо ещё суметь забраться.
По ночам нападают приступы сентиментализма — хочется любви, любить и быть любимым. Но к утру я становлюсь обычным самим собой.
Молодость — всё же интереснее старости.
Я пишу, когда объединяются я-комик, я-трагик и я-философ. Но сейчас все они попрятались каждый в своём углу и ничем не занимаются. Мне не о чем писать.
Любая женщина становится интересной, если известно, что у неё упругая попка.
В общении с красивой женщиной замечаешь у неё множество талантов, даже если их нет.
На что только мужчина не готов пойти, ради красивой женщины, либо ради её изображения.
Жизнь — это игра, правила которой не поймёшь до тех пор, пока не закончишь в неё играть.
Мой мир — это текст. Остаётся наводнить его идеей, создать материки абзацев, насадить леса строк и заселить их словами, которые когда-нибудь, может статься, разовьются в достойные изначальной идеи образы.
Я ненавижу всяческие рамки почти так же сильно, как и тех, кто их возводит.
Продаётся всё. Не всё можно купить.
Я — романтик с сердцем циника.
Секс отдаляет мужчину от смерти.
Смерть всегда молода, в то время как от жизни веет старостью.
Любящие проповедовать, наверное, думают, что этим они приобщаются к чему-то важному.
Себе я уготовил значительную роль в искусстве. И меня мало волнуем, воспримет ли её кто-нибудь, кроме меня.
Всё-таки как элегантно и красиво женщина умеет прикрывать свои достоинства, даже если прикрывать нечего.
Читая Теофиля Готье, он думал, что может также. Уверенность не исчезала до тех самых пор, пока не начал писать.
Ничем он так вдохновенно не занимался, как бездельем.
Он стал ещё больше почитать Наполеона, когда узнал, что тот страдал от мигреней.
Замыслы, планы, фантазии, мечты, сны — всё это для меня часть творческого процесса.
В Петербурге много идиотов. Но есть и петербуржцы.
Глубокомысленность — любимая маска глупости.
Не трудно обнаружить в себе задатки гения. Сложно эти задатки развить настолько, чтобы их можно было реализовать.
Женщины — это прекрасные, нежные, душевные создания или по крайней мере желают такими казаться.
Ничто так не облагораживает человека как природа.
Обыграть можно каждого. Не каждый сядет играть.
Самой большой властью над мужчинами обладают женщины, умеющие признаваться в собственной слабости.
Самоубийца — вот истинный покоритель судьбы.
Наибольших симпатий у женщин достигают мужчины, умеющие производить впечатление. При этом женщины ещё и требуют искренности. Глупо.
Он прочитала достаточно, чтобы говорить на любую тему. Но слишком мало, чтобы писать на любую тему.
Апатия — тоже мощная сила.
Он называл себя куртуазным марьяристом. Но я видел перед собой лишь филигранного парвеню.
Когда хорошенько узнаешь, что у женщины под одеждой, сможешь понять и что у неё в голове.
Лучше умереть, сражаясь за мечту, чем жить без мечты.
Восхищаться можно чем угодно. Даже умением далеко плевать. Но поскольку пока плевание ещё не признано искусством, то большинство людей восхищаются картинами. Хотя на самом то деле плевки им столь же дороги.
Только загнанными в жёсткие рамки неволи мы можем ощутить, что значит свобода.
Когда ничего другого в жизни нет, начинаешь привязываться к вещам.
Забыть — вот лучший способ сохранить секрет.
Многие вещи, ради которых стоит жить, служат и причиной смерти.
Философу требуется большой талант, чтобы его поняли.
Ложь — лишь другая версия правды. И неизвестно, какая из двух версий ближе к истине.
Знания опустошают душу.
Поиск ответа приносит обычно больше удовольствия, чем сам ответ.
История — продукт жизнедеятельности общества.
Пишут дневник для себя и для истории.
Жил с мыслями о смерти и умер, думая о жизни.
Писать — это не хобби, не желание. Это сильнее мании. Как наркоману необходима доза наркотика, который не приносит даже уже удовольствия. Так и мне необходимо общение с чистым листом бумаги.
Каждый раз сказав что-нибудь искренно, я потом всё время себя за это корю. Во-первых, никому эта моя искренность не нужна. Во-вторых, чувствую себя виноватым, что сказал больше, чем надо и тому, с кем и разговаривать то вообще не следовало. Хотя вообще я говорю очень мало.
Это даже хорошо, что никто не интересуется моим мнением. Так у меня есть время на более тщательную его выработку.
Не бывает мужчины без гордости. Даже Иисус был горд. В каждом его слове сквозило высокомерие истины.
Жажда деятельности сменяется у меня полной неспособностью и вследствие нежеланием действовать.
Любое действие в этом безумном мире, который всегда был таковым — лишь усугубление этого безумия. Поэтому недеяние если не становится спасением от абсурда, то по крайней мере и не обостряет его.
Нельзя освободиться от рабства. Можно только сменить хозяина.
Хотя за целый день я сказал всего несколько слов, мне всё равно успели заткнуть рот. При чём фраза, проброшенная мной, носила полушутливый характер. Да и весь диалог имел довольно легкомысленную тему. Хотя диалог, конечно, слишком громко сказано. Я всего то и успел произнести одну фразу, сразу же воспринятую в штыки.
Здоровье уходит, а я остаюсь.
Тот, кто не имел проблем со здоровьем, не может стать хорошим человеком. Страдание учит сострадать.
Презирающий и ненавидящий весь род человеческий рано или поздно доходит до того, что начинает ненавидеть самого себя.
Некоторые бывают очаровательны в своей искренней ненависти.
Из-за одиночества я стал каким-то рыхлым в общении с людьми. Постоянно ожидаю удар, и постоянно его пропускаю.
Практически каждое слово обо мне или о важных для меня вещах действует на меня как удар. Таким образом, день для меня состоит из серии мысленных оплеух, затрещин и пощёчин. Затворничество, к которому я время от времени прибегаю, не спасает. Ведь и дома можно получить по морде через телеприёмник.
Все щупальца, которыми моё ЭГО опутывало меня, вовремя — то есть достаточно рано были подрезаны здравомыслием. И теперь всё, в том числе мои собственные мысли и стремления вызывают у меня самого неподдельную иронию и скепсис.
Искусство — это дерзновение, попытка воплотить идею, мысль.
Ужасно, что наш город используется как фон, как обложка разными бездырями, вроде Учителя и Тодоровского. Чувствуешь себя как оплёванным и ничего не можешь сделать с этим.
