Капля чистого, светлого...

заплатил 100 сомов за обучение, учительница как выставит меня перед всеми и давай ругаться. «Ты, ― говорит, ― бездарь и обуза, нищий, потому что твои родители не могут вовремя платить по сто сомов в месяц». С тех пор нет никакого желания учиться. Обижают сильно.
           ―  Ну, тогда я постараюсь, чтоб никто не обижал маленьких…
           Бекжан продолжал молчать, но он верил всему, что говорит его друг и, наконец, предложил:
            ― Пойдем, мороженое поедим.  
            ― Нет, я лучше пойду домой, папа, наверно, ждет.
           ― Давай еще что-нибудь сделаем, еще рано... ― не сдавался Бекжан.
           ―  Давай лучше завтра. Не трать напрасно деньги, пойдешь домой и обрадуешь маму.
            Бекжан приуныл, мама все равно не поверит, он уже три раза приносил большую сумму и говорил, что нашел. На третий раз мама совсем не была рада, а на этот раз, Бекжан чувствовал, что будет плохо. Он-то знает маму, хорошо, если она поругала бы или даже побила его, а затем спокойно тратила бы деньги, нет, она сядет и, закрыв лицо руками, будет долго плакать.  Лучше не давать ей больше двухсот сомов,  решил мальчик. Друзья купили по две булки хлеба и нехотя расстались, направляясь домой, каждый из них думал о том, что нет на свете родней и дороже друга, который всегда понимает тебя и сопереживает тебе во всем.
            Аман сел в переполненную маршрутку. Под вечер всегда так. Здесь всегда происходят всякого рода истории, и не хватит целой книги, если писать обо всем этом, да и зачем это нужно. Бекжан был рад поскорее сойти на нужной остановке, потому что не мог переносить дым сигарет, которым и на сей раз не преминул щедро угостить всех пассажиров водитель маршрутки.
            В общежитии было шумно, как на вокзале – обычное явление. Женщины по всякому поводу разговаривают через весь коридор, дети играют в футбол бумажным мячом,  тишину же можно дождаться только после двенадцати, и то нет-нет да раздаются крики из некоторых комнат.
          Папа действительно ждал:
          ― А, сынок, пришел? Как работал, что-нибудь вышло?  ― трезвым голосом спросил отец.
           ― Да, вот двести сомов и хлеб купил, ― радостно сказал сын и, достав аккуратно свернутую купюру, протянул отцу.
           ― Молодец! Ты настоящий батыр, ты чай попей, я вскипятил воду и налил в термос, а я пойду, Сашка звал ― взяв деньги, заторопился отец и исчез за дверью.
           «Как всегда», ― вздохнул мальчик. Ведь ему так не хватало родительской ласки и внимания. Аман заглянул в казан и, обнаружив там остывшую жареную картошку, закрыл крышку. Что-то есть не хочется. Мальчик налил в железную эмалированную кружку кипятка, помакал в нее пакетик уже много раз использованного одноразового чая и, положив две ложечки сахару, начал медленно мешать. Уставившись на таракана, бегущего куда-то по деревянной спинке кровати, монотонно мешая чай, мальчик думал обо всем, что его волновало, но неожиданный стук в дверь вывел его из задумчивости. Это был комендант, женщина лет сорока пяти, жившая здесь же, на первом этаже. Она, не здороваясь, потребовала квартплату.
         ― Эже, я накопил пока семьсот сомов, подождите, пожалуйста до понедельника, впереди как раз базарные дни, и за эти выходные я соберу еще триста сомов и заплачу вам.  
         ― Давай семьсот сомов, за остальными, так и быть, приду в понедельник, ― мгновенно среагировала она.
          Мальчик, прикрыв дверь, достал из расщелины пола деньги и отдал коменданту, та, немного успокоившись, пошла дальше, стучаться и требовать квартплату.
          Мальчик взялся за кружку чая и осторожно пригубил, сладковатый напиток. Фантазии и мечты вновь унесли его в несуществующий мир, где все люди счастливы. А как он хотел учиться!
           «Почему папа забрал меня из школы? Мне в следующем году будет девять, и если я снова пойду в первый класс, дети будут смеяться. К тому же нужны документы, может, лучше пойти к той тетеньке? Буду работать честно и усердно, а потом скажу, что очень хочу учиться, может, она отдаст меня в школу, ― думал мальчик и, достав визитку, тщательно стал ее рассматривать. Кафе «В гостях»: банкетный зал на 90 персон, свадьбы, торжества, фуршеты, живая музыка… ― читал Аман, ― Ничего себе! ― подумал он и всем существом потянулся к чемодану, где хранились документы.  Отец не скоро придет, можно и не беспокоиться. Эх, если бы Аман ни разу не был в школе, разве он тосковал бы так сильно по ней? Да все дело в том, что когда мама была жива, он ходил в садик, затем в школу. А как же он радовался и волновался, впервые сев за парту! Красивая и молодая учительница объясняла и спрашивала. Все отвечали, что-то говорили, но Аман был таким стеснительным, что всегда молчал, хотя знал ответы на ее вопросы. Но в один день все кончилось, мамы не стало. Отец, не выдержав горя, увез мальчика в деревню к своим родителям, там и пристрастился к спиртному. Бабушка с дедушкой сильно противились такому поведению сына, и он, вроде бы, бросил. А затем все эти волнения, бунты, и отец Амана всецело отдал себя  революции. А конец вам известен.
           Всего Аман проучился около восьми месяцев и, увидев насколько это интересно, жил тем, что когда-нибудь снова пойдет в школу, сядет за парту, будет вдыхать запах мела и слушать учительницу. Он уже умел читать и писать и часто коротал время за чтением киргизских народных сказок.
            Аккуратно перебирая бумаги, он нашел картонную папку, на которой крупными буквами было написано – ДЕЛО№ и помельче – скоросшиватель. Раскрыв ее, мальчик так обрадовался, что руки начали невольно дрожать, а сердце заколотилось, будто после трудного подъема с тяжелой тачкой. Он увидел свою фотографию, такой маленький, коротко стриженный,  с большими ушами и широко раскрытыми глазами, чтобы не зажмуриться от вспышки фотоаппарата. Там же он нашел оценки, выставленные за три четверти – все пятерки. Отложив эту папку в сторону, мальчик нашел зеленую корочку – свидетельство о его рождении. Взяв эти два документа, Аман завернул их в свою клетчатую рубашку и спрятал в шкафу среди одежды. Все остальное он уложил обратно в чемодан и поставил на место. Аман даже не понимал, зачем он это делает, просто сердце подсказывало.
         Мальчик лег в постель и, долго мечтая, заснул с улыбкой на лице.
                                                                 
         Утром он проснулся от здорового храпа. В комнате пахло водкой. Это отец, напившись, пришел под утро и развалился на полу.
          На базаре по-особенному было людно. Аман около часу искал Бекжана, но его нигде не было.   Затем он взял  из камеры тачку и начал искать клиентов. Целый день он не знал отдыха, как только довезет один груз, как тут же найдется другой. Аман мысленно считал выручку за день, и радовался тому, что он может сегодня же расплатиться за комнату. И все было бы прекрасно, если  Аман нечаянно не  задел бы тачкой мужчину с бычьей шеей  и мелкими глазами. Он весь сжался от злости, и толстой рукой со всего размаху сбил мальчишку и прогремел:
          ― Задалбали, блин, со своими тачками!
          В глазах Амана помутилось. Все, что его окружало, вдруг перестало существовать, расплываясь в бесцветных тонах.   Все потеряло свою ценность, и было уже неважно, где он сейчас находится,  для чего  находится и что будет завтра.  Аман бросил все: и тачку, и то, что лежало в тачке, и пошел прочь от бездушной толпы, прочь ото всех в тихий уголок, где можно было бы выплакать всю боль, тяжесть которой была уже невыносима, мальчик почти бежал…
          Бекжан, выполнявший задание Сашко, нечаянно увидел впереди родную сиреневую футболку.
          ― Аман, ― радостно крикнул он.
           Но Аман его не слышал. Странно, он никогда так не спешил, наверно, с ним что-то случилось, подумал Бекжан и кинулся за ним. Пробивая дорогу локтями, Бекжан постепенно, то теряя Амана из виду, то видя его печальный затылок, догонял друга. Ему очень мешала сумка, которую он должен был доставить Сашко.
          ― Эже, можно оставить, я сейчас же приду, ― крикнул Бекжан незнакомой женщине, торговавшей лепешками,  и не дожидаясь согласия, сунул ей под лавку мешок и побежал дальше. Аман тем временем переходил дорогу.
            Аман ничего не видел и не слышал, он бежал прочь, не зная куда, лишь бы подальше ото всех, вдруг он почувствовал глухой удар и полетел…
            Монотонный гул взорвался от скрежета колес, наперебой раздались сигналы машин. Бекжан, добежав до места увидел, как собирается толпа и сердце его почему-то тоскливо сжалось. Его глаза лихорадочно искали, но сознание умоляло не находить здесь то, о чем с тревогой подсказывало сердце.
           ― Ама-а-а-а-н!..
           На залитом кровью асфальте лежало беззащитное создание с невыплаканной болью, отчего его детское лицо застыло в страдальческой гримасе. Толпа то шептала, то молчала, водитель, сбивший мальчика, в крайнем возбуждении кричал в мобильник:
           ― Как же там… Бейшеналиева! Пересекает Киевская. Да, на улице прям. Да быстрее, тут же мальчик умирает!..
            Бекжан присел к лежащему другу и бережно взял его за руку, сжатую в кулак. Рука ослабла, и из нее выпала визитка.
             Было жарко и душно. Казалось, что солнце сжарит копошащихся внизу, подобно муравьям, людей…