Кларку Эштону Смиту и Эдгару Аллану По посвящается
Мысли мои спутаны страхом и растеряны, и я даже не знаю, с чего начать… Потому что те, кто прочтёт мои записи, находятся в числе живых, тогда как я, с дрожью в руках записывающая это, к тому времени превращусь в ужасное нечто, а душа моя полетит в безбрежные просторы вселенной, ибо не следовало нам брать то, что нам не принадлежало. И недалёк тот час и то мгновение, когда зловещее зло свершится, прежде, чем живые увидят написанное.
Сейчас ночь, и я сижу в своей маленькой двухкомнатной квартирке, и меня всю трясёт от стресса и ужаса. Моё имя – Алевтина Кардаваева, на работе меня называют Алевтина Константиновна (это когда начальник не в духе) или просто Алевтинка. Мне двадцать пять лет, я работаю в офисным клерком в страховой компании. Но теперь даже я сама не представляю, во что мне предстоит превратиться завтра, и как я буду называться, не говоря уже о том, кем я стану. И вот, сидя на полу в своей квартире, забившись в угол рядом с кроватью, при тусклом свете моего светильника, стоящего на тумбочке, я дрожащей торопливой рукой пишу эти строки авторучкой Паркер с иридиевым стержнем, на винтажной писчей бумаге, купленной за бешеные деньги, и соединённой в блокнот, но деньги меня сейчас вообще не волнуют. Записав свое откровение, своё признание в своей самой страшной ошибке, которая станет последней моей ошибкой в этой жизни, я запечатаю блокнот в сверхпрочный файл, и как только наступит утро – помчусь в отделение связи, которое находится на первом этаже моего дома, и отправлю мою исповедь в районную газету. Иначе существо, в которое мне суждено перевоплотиться, может уничтожить запись о том, что случилось. А так, может, любопытный журналист заинтересуется, что в моей посылке, и прочитает мою историю. И появится надежда, что люди узнают правду... и у них будет достаточно разума, чтобы серьёзно отнестись к моим словам предостережения, и тогда они переселят всех соседей, а мою квартиру зальют жидким огнём огнемётов и закидают гранатами, чтобы из неё не выбрались демоны.
Итак, я увлеклась магией, эзотерикой, колдовством и ритуалистикой одновременно с моей подругой Александрой. Мы вместе учились в одной школе и вместе жили в одном провинциальном городе, только Александра старше меня на год. И мы поехали покорять столицу. Долгих девять лет мы были неразлучны, делили невзгоды и радости, и вместе пытались привлечь счастье, и колдовали на богатство. Мы ходили по тёмным подвалам, в которых ютились букинистические комиссионки, торговались до хрипоты и тащили найденные книги в квартиру, которую вместе снимали. Мы с Александрой так и жили вместе, раскладывали карты Таро, зачитывались Алистером Кроули и прочими продвинутыми в сфере магии писателями, и всё это - ради постижения заветных тайн мироздания. Никто не проникал глубже нас в мифы и предания, мы совершали ритуалы и обзаводились необходимой магической атрибутикой. Взывали к тем, кто обитал в других мирах и планах бытия, в самой чёрной космической пустоте за пределами известного официальной науке пространства и времени. Немногие из наших подруг и друзей любили посещать наше пристанище, часто сбегая в суеверном ужасе во время ритуалов. Добрые бабушки в подъезде называли нас «колдуньи», «ведьмино отродье», «дочки сатаны», но избегали встречаться взглядом с нами. А после того, как пришло время двух соседок по подъезду, и они в преклонном возрасте ушли в мир иной, я даже развлекалась, наставляя указательный палец на самую склочную пенсионерку и говоря «Ну что, пришёл твой черед ехать на кладбище. Делать на тебя ритуал или не делать? Вот в чём вопрос…». Это был редкий случай, когда группировка старух обходила молодую девушку десятой дорогой. Когда я или моя подруга выходили на улицу, сидевшие в ряд на скамейке у подъезда пенсионерки враз умолкали, словно неведомый дирижёр взмахнул невидимой палочкой, и весь сварливый оркестр моментально замер, повинуясь его взмаху.
Достаточно строгой и аскетичной была наша обитель, без следа мещанства или алчного накопительства, все нужные предметы были разложены по ящикам, а книги вместе с куклами вуду и старыми статуэтками – по полкам. Чтобы старый паркет не скрипел, поверх него был положен толстый линолеум. Квартира наша была на пятом этаже пятиэтажки, и выше нас были только чердак, спутники связи и звёзды. Внизу же, под нами, свирепо рыча и долбясь в стены и шкафы, с завидной регулярностью бушевала семейка алкашей. Чудовищной силы истерики и вопли переходили в ворчания и скуления, разгораясь вновь с новыми силами после очередной выпитой бутылки «огненной воды». Снизу до нас с Александрой доносилось тысячеголосье полчища поверженных и торжествующих демонов. Под нашими окнами, на лавочке, собирались компании молодёжи и слушали магнитофон, или пели под гитару. Мы благодаря им стали просвещёнными в музыке девушками, и могли устраивать научные диспуты о влиянии песен «Сектора Газа» на подрастающих поклонников хэви-металл. На чердаке же, завывая, кружились суровые ветры сквозняков из вентиляционных шахт. Скучать не приходилось, и квартира наша полнилась эхом бесконечно разных звуков, учитывая совершенно никакую звукоизоляцию в советской «хрущёвке», давным-давно предназначенной под снос, но продолжающей непоколебимо стоять, как каменный утёс, о который бьются в бессильной злобе морские волны Управления гражданского строительства.
Когда Александра пригласила меня на мой первый ведьминский шабаш, я конечно же согласилась. Мы выехали за город, в лес, в ночь с 30 апреля на 1 мая. Это была Вальпургиева ночь, когда нечистые силы властвуют безраздельно. С трудом сдерживая панический страх (ибо каждый из нас, смертных, слаб), смотрела я, неофит, впервые пришедшая на такое сборище, на исполненные мрачного и бесшабашного величия лики тех, кто владел тайным знанием. Я дрожала, наблюдая таинственные ритуалы, и трепетала, слыша громкие вопли заклинаний. В дыме костров мне чудились инфернальные чудовища, я кружилась в безумном танце вместе со всеми, падала без сил на землю в судорогах, водила эпилептичные хороводы, исполняла агонизирующие пляски, вскрикивала в восторженном ужасе, когда огни костров набирали силу и огонь вырывался в звёздное небо. Преодолевая отвращение, я пила вино, которое наливали мне руки ведьм, пропахших потом, духами и дымом костров, и ела хлеб, что подавала мне моя подруга. Моё «Я» тогда претерпело серьёзные изменения и я стала лучшей версией себя. Я ездила с подругой Александрой в другие ковены, росла духовно и со временем я перестала ощущать необычность происходящего и преодолела страх. Мне всё это стало привычным, мне перестали сниться кошмары, когда во сне ко мне приходили фантомы и спрашивали о чём-то, а чём – понять я не могла и просыпалась в ужасе.
Со временем Александра овладела всеми заклинаниями и способами вызова духов. В её походке сквозила уверенность, и я старалась ей подражать. И лучше было бы для Александры, и для меня, если бы она ограничилась знаниями, уже полученными. Но Александра жаждала проникнуть в самые страшные тайны, получить безраздельную власть над миром. И вот, однажды, в пыльном магазине книг, который закрывался из-за банкротства, продавец разрешил нам покопаться в старых, страшно обтрёпанных фолиантах, пострадавших и от влажности, и частично – от огня, а некоторые нещадно погрызли крысы. Мы ковырялись в старых книгах, листая пожелтевшие страницы, должные вызывать уважение своей стариной, но у нас они вызывали брезгливую скуку, потому что мы всё это видели тысячи раз.
В книгах мы находили засохшие цветы, иногда – старые купюры, иногда – открытки. Но в тот раз Александра вдруг положила книгу на стол, повернулась спиной к продавцу и сунула себе за пазуху кусок пожелтевшего пергамента. Для вида она посмотрела мельком ещё одну книгу и распрощалась с продавцом. Мы вышли на улицу и она схватила меня за плечо и потащила с невиданной силой. Я была поражена и не задавала вопросов. Капал неприятный дождь, который усиливался, и, когда мы дошли до подъезда своего дома, хлынул настоящий ливень. Ночью бушевала гроза, оконные стёкла дрожали, а мы в этот роковой день при свете настольной лампы пытались понять, что же утащила Александра.
Это был треугольный кусок пергамента, торчавший из обложки книги. Когда Александра открыла книгу с сильно повреждённой обложкой, она сразу схватилась и вытянула из обложки этот кусок, совершенно рефлекторно, словно она должна была оказаться в тот день и час в том месте и забрать кусок пергамента. На нём были процарапаны ряды небольших, причудливо изогнутых знаков; эти знаки не были ни иероглифами, ни буквами какого-нибудь знакомого алфавита. Мы даже не пытались строить предположений - находка повергла нас в полную растерянность. Ничего нельзя было сказать ни о возрасте, ни о происхождении пергамента. С помощью штрихов карандаша я сделала знаки отчётливее, и сфотографировала их, Мы нагревали пергамент над пламенем свечи, надёясь, что проступит дополнительный текст, и искали по всему Интернету расшифровку этих знаком. Много дней мы изучали письмена и вели бесплодные споры. Мы даже ходили с ксерокопиями этих знаков в институты и университеты, где преподавались иностранные языки. Ночь за ночью я видела Александру в свете ночного светильника, ибо она была уверена, что в загадочных извилистых знаках, смысл которых оставался для нас скрытым, содержится некая тайна, дошедшая до нас из глубины веков. Но тщетными оказались все наши усилия. Так незаметно пролетел год. И тогда Александра решила провести спиритический сеанс, призвав на помощь своё искусство экстрасенса. Я ей ассистировала.
Мы старательно задавали духам вопросы и двигали тарелку по столу. И каждый раз получали ответ «Танзания». Тогда в один из дней мы решительно прибыли в Институт Азии и Африки, и нашли профессора, который сказал нам, что текст похож на Койсанский язык – это условное название коренных языков народов юга Африки и двух изолированных языков Танзании. Основная причина, по которой эту языковую группу считают очень необычной – это использование щёлкающих согласных (кликсы) в качестве полноценных фонем. В этом языке 43 щелкающих согласных, также в письме используются значки ʘ, ǀ, !, ǁ, ǂ.
[justify]Разумеется, мы не ушли от профессора, пока он не
