[justify]
6.
Мой рабочий день в понедельник начался с того, что я не нашел Юдифь и, соответственно не получил задание. Поэтому я отправился в спортзал, где занялся покраской скамеек. Увлеченный этой работой, я не заметил, как в зале появилась Юдифь. Она была в легком зеленом платье и в спортивных тапочках. Смотрела на меня с внутренней улыбкой. И сразу заявила:
- Ох, как я давно не играла в волейбол. Давай сюда мячик. Хочу размяться.
С тем она ловко скинула с себя платье и предстала передо мной в купальнике. Как и следовало ожидать, ее фигура заслуживала восхищения. Так что, мне пришлось немало постараться, чтобы не потерять уверенность в себе. Но в этом мне помогала мысль о ее связи с директором. Каким-то образом она принадлежала его наварененным губам. И теперь она была для меня, вроде гашеной марки для филателиста. Может, поэтому даже в обнаженном виде она казалась мне не столь притягательной. Вот тебе твоя реальность, Лакан.
Она весьма умело и легко обращалась с мячом. Гибкая, ловкая, быстрая, она практически не совершала лишних движений. Поэтому играть с ней было сплошное удовольствие.
Мы перекидывались мячом минут пятнадцать, пока она не сказала:
- Хватит. А то я и так вспотела. Хоть душ принимай.
- Душ еще не работает, - огорчил я ее.
- Да знаю уж, - сказала она.
Затем она накинула платье. Но не ушла. Некоторое время она смотрела мне прямо в глаза. И в ее взгляде читался вопрос и вызов. И я опять с трудом удержал свою душу, чтобы, как говорят актеры, не дать петуха. Тогда она приблизилась и потрогала мои бицепсы. Сказала:
- Нормально играешь. Молодец.
От этого ее прикосновения я несколько окаменел, будто она меня околдовала. Из ощущений мне остались только мурашки, снующие по моей спине, словно термиты, которые отнимают у дерева соки жизни.
Она этому улыбнулась и вдруг спросила.
- Ну и что тебе сказал павлин?
- Какой павлин? – вышел я из комы.
- Ну, Павел Леонидович. Он меня назвал Юдифь, поскольку я Юлия Дмитриевна. А ему сам бог велел быть Павлином, раз уж он Павел. Да и павлин натуральный он по всем статьям.
- Ну, что он мне сказал? – собрался я с мыслями. – Он мне рассказал, что самка богомола после соития откусывает голову самцу. И это в свое время вдохновляло великих художников.
- Да, это я знаю, - усмехнулась она. – А ты, что об этом думаешь.
- Я думаю, что самка правильно делает, - рассудил я. – Если самец такой дурень, что готов ради секундного удовольствия потерять жизнь, то зачем ему голова.
- Вот, именно, - подняла она брови в улыбке, но продолжила с готовностью внимать. – А вот еще интересно, что ты имел в виду, говоря об альтернативе психоанализу.
- Я имел в виду исцеление логоса с помощью духовных практик. Это куда более эффективное средство против душевных расстройств. В основе их созерцание и медитирование. В христианстве это молитвы на иконы. Цель этих упражнений – открытие своей души для постижения красоты и гармонии мира. Но, по-моему, Павлину вашему это не поможет. Да он и не будет этим заниматься. Без своей свечи во мраке обыденности он может оказаться в полной темноте.
- Ага, и про свечу я знаю, - сообщила она. – И про заветную дверь, которую открывает язык и речь философа.
- Да и я теперь в курсе, - сознался я.
- Как пошло, - вдруг сказала она.
Затем она резко повернулась и направилась к выходу из зала.
7.
На следующий день Юди не вышла на работу. Мне стало известно, что она взяла отпуск по каким-то обстоятельствам. Я даже подумал, что она укатила отдыхать вместе с директором. Но директор регулярно являлся на работу. Правда, выглядел он теперь менее пафосно, будто из него выпустили пар. При моих встречах с ним, он вяло делал ручкой на мое «здравствуйте» и проходил мимо.
В отсутствии Юди работу мне поручала Наталья Петровна, женщина пожилая, мягкая и интеллигентная. Так что, нагружала она меня не сильно, и я много времени проводил в спортзале, где готовил инвентарь и программы для будущих занятий. О Юди я почти не вспоминал. Ее образ в моем сознании очень скоро стал похож на эпизод в кино, который не обещает новых впечатлений при повторном показе. И мне уже казалась придуманной, нафантазированной ее магическая притягательность. Это лишний раз доказывало, что у меня не было к ней любви.
За этот период произошло еще одно важное событие. Мой дядя попал в аварию на своей машине, и мне пришлось ехать к нему в больницу. С дядей я давно не виделся. Да и прежде виделся на каких-нибудь семейных торжествах, свадьбах, днях рождения и тому подобное. У меня вообще отношения с ним как-то не сложились. Он военный, полковник, теперь в отставке. Человек мужественный, много повидавший. Я-то его уважаю. Но он… Он меня не понимает.
- Хм, философия, - заявил он мне однажды, когда, будучи у нас в гостях, рассматривал книги в шкафу моей комнаты. – Философия – это, конечно, интересно, но от жизни далеко. И вообще, по-моему, ты живешь в каком-то идеальном мире. Книжки, компьютер, мысли гениев, праздность, расслабуха. Благо, хоть спортом занимаешься, но этого не достаточно. Ты далек от жизни. А ведь жизнь – лучшая философия.
Тогда я подумал:
- Что он понимает в философии? Как сказано в одном анекдоте, для таких, как он, военных чинодралов, кубик рубика делают монолитным.
И вот я оказался в больничной палате. Вид у дяди был плачевный. Но он пребывал в сознании и держался, как всегда, браво. Так что, рассказывать о своих делах прошлось, главным образом, мне.
Сообщать мне было особо нечего, и я решил ему поведать о директоре факультета. Разумеется, я не стал упоминать о его связях с Юлией. Но попытался передать его идеи по поводу власти женщин над мужчинами. Не успел я ему поведать и половину странных воззрений директора, как дядя перебил меня, произнеся:
- Ну, и мудак, этот твой начальник. Я о нем больше и слышать не хочу. Ты держись от него подальше.
И тут в палату вошла медсестра, миловидная девушка примерно моего возраста. Сказав мне: «Сидите, сидите», она скинула с дяди простыню и принялась делать ему перевязку ноги. Меня удивило то, что дядя предоставил ей свою ногу совершенно без стеснений, хотя перевязки требовала верхняя часть ноги, а дядя при этом лежал голышом.
Очевидно, дядя заметил, как это меня смутило, И когда медсестра ушла, сказал:
Ну, ты как ребенок. Аж покраснел. Она же женщина. Мать. Мы все приходим к ним в трудную минуту жизни.
Эти слова еще долго повторялись во мне, словно эхо в горах. И это окончательно разрешило все мои сомнения по поводу идей директора. Кстати, мне вспомнилось одно утверждение Лакана, которое в свете его учения мне казалось странным. Он как-то заявил, что женщина даже в постели может оставаться матерью.
8.
Появилась Юди неожиданно, уже перед самым началом учебного года. Она вошла в спортзал в своем синем платье. Ее бронзовый загар был свидетельством того, что она отдыхала где-то на юге.
Она заговорила. Она улыбалась. Но что-то изменилось то ли в ней, то ли во мне. Я не чувствовал прежнего пленительного влечения к ней. Зато я находил в ней открытость, обновление, похожее на ясность промытого стекла.
Из того, что она говорила, я отчетливо понял последнюю фразу.
- Пойдем, - сказала она. – Ты мне нужен.
Решив, что у нее есть для меня задание, я последовал за ней. Мы вышли из спортзала, прошли по гулким безлюдным коридорам и, поднявшись по лестнице на второй этаж, оказались у кабинета директора. В дверь она не постучала. Вместо этого она уверенным движением распахнула дверь, сделала мне знак следовать за ней и вошла в кабинет. Я тоже вошел.
Директор сидел за столом. Судя по тому, как его удивление сменила улыбка, он не ожидал появления Юди.
- Сядь вон там, - деловито бросила мне она.
И пока я занимал кресло в углу кабинета, Юди быстро подошла к столу, схватила лист бумаги и, положив его перед директором, приказа:
- Пиши заявление об уходе. И чтобы духу твоего здесь не было.
Улыбка директора тотчас сморщилась, как сдувшийся воздушный шарик.
- Ты, что Юль? С ума сошла? – воззрился он на Юдифь.
На это она молча выложила перед ним планшет и включила его.
Директор упер взгляд в экран, потом резко отстранился и вновь взглянул на Юди.
- Зачем это? – севшим голосом спросил он.
- Затем, что, если ты не уберешься из университета, это отправится в Интернет, - пояснила она.
- Но ты же здесь тоже… - прохрипел директор.
- Мне это не страшно. Я здесь в другом качестве, - сказала Юди. – А тебе это приговор. И все. Я повторять не собираюсь. Пиши. И если я хоть когда-нибудь в жизни увижу тебя, я тебя уничтожу.
В следующее мгновение директор сделал движение, чтобы вскочить из-за стола, но зыркнув в мою сторону, остался на месте. Сдерживаемая ярость образовала на его лице красные пятна.
- И не дай бог, если со мной что-нибудь случится. У меня надежная страховка, - процедила Юля. – Может, ему показать? - указала она в мою сторону. – Пока я тебя не увижу, это никуда не пойдет. Пиши и вон.
Поколебавшись мгновение, директор пододвинул к себе бумагу, и стал писать. Его руки заметно дрожали. Закончив писать, он бросил ручку на стол. Потом стал суетливо собирать вещи.
- Ни минуты больше, - остановила его Юди. – Все твое барахло тебе принесет Наталья Петровна надом. Все. Пошел вон.
Еще раз взглянув в мою сторону, директор вскочил из-за стола и выбежал из кабинета. Излишне говорить, насколько нелепо и унизительно это выглядело.
- Вот так, - ответила на мое изумление Юди.
Она прошла к двери. Затворила ее. Потом вернулась к столу. И села в кресло директора.
- Я же Юдифь, - пояснила она мне с улыбкой, согнавшей бледность с ее лица. – Положение обязывает. Ничего личного. Такова природа вещей. Пример самочки богомола заразителен. Как там в твоем «Золотом треугольнике»? Объект любви тяготеет к отрицанию любящего. Только он не любил. Он любит только свое Эго и наслаждения. Наслаждения, - повторила она со чванливой интонацией директора. – Знаешь, я была примерно в твоем возрасте, когда со мной очень нехорошо поступил мой любимый человек. Он меня предал. Бросил. Мир для меня рухнул. Все стало серым, потеряло смысл. Наверное, целый год я не могла прийти в себя. Со мной было то, что называют измененное сознание. Помнишь, я рассказывала о студентке, которая боялась переходить дорогу. Так вот, я была вроде нее. Никакие аргументы и доводы не могли разбудить во мне любовь к жизни. Я потеряла работу в школе. Она мне стала неинтересной. Но жить-то было как-то надо. И вот я пришла сюда. Видимо, он меня сразу приметил. Он меня принял и начал обхаживать. Тогда мне было необходимо чье-то участие. Он это умеет. Он же умный. Профессор. Заболтать, увлечь, прельстить меня ему было нетрудно. Тогда-то он и пустил в ход идеи психоанализа Фрейда и Лакана. Их истины выглядели простыми, и потому убедительными. Инстинкты, Эго, наслаждения – вот реперные точки бытия. Все остальное – мифы и фантазмы быдла. И ты знаешь, мне это помогло. Он умел доставлять удовольствия. Притом
