его любви.
Сбросив с себя последние оковы приличий, Семён, словно крадущийся паук, соскользнул в ванную, боясь потревожить сон своей возлюбленной. Каждый его шаг был продиктован нежностью, каждое движение – желанием оградить Клару от малейшего дискомфорта.
Но прикосновение к её холодной коже пронзило его сознание осколком ледяной реальности. Семён отшатнулся, словно опаленный, и ринулся из ванной, бегством спасаясь от призрака самого себя. Волна за волной накатывала реальность, опаляя стыдом. Его бросило в пот от мысли, что он едва не предал светлую любовь к Кларе, повторив пошлый трюк с Вероникой, – той, что равнодушно позволяла ему использовать своё спящее тело.
Реальность совершила болезненный кульбит, и Семён ощутил себя отстранённым наблюдателем собственной жизни. Клара из прошлого – лишь призрак!
Вот он, обнажённый, в холодной ванной, собирается разделить ложе с дорогой имитацией человеческого тела, с совершенной, почти осязаемой иллюзией девушки его грёз. Но иллюзия остаётся иллюзией. И кто он теперь, после этого отчаянного шага в бездну фальши?
Боже, какой стыд! Он был так близок... он чуть не осквернил таинство плоти... с бездушной куклой! Семён ощутил себя некромантом, кощунственно посягнувшим на алтарь любви. Стыд обрушился на него, словно лавина, погребая под собой остатки былого возбуждения и надежды.
Глава девятая. На измене.
Семён возвращался из эмоционального опустошения медленно, словно лунатик, блуждающий по лабиринту собственной квартиры. Он бесцельно бродил по комнатам, распахивая дверцы шкафчиков, и заглядывая в их тёмные утробы, задергивал шторы, погружая комнату в полумрак, и вновь распахивал их, впуская лучи света. Выгорание параличом сковало его душу, обратив в пепел все, что когда-то имело ценность.
Но усилием он заставил себя очнуться от оцепенения. Жизнь, эта упрямая река, неслась дальше, и ему пора было возвращаться в её привычное русло.
Первым делом необходимо одеть Клару и спрятать её в укромном уголке гардеробной, подальше от любопытных глаз, если таковые вдруг появятся в его обиталище. Пусть пока полежит там, в ожидании лучших времён.
Закончив с Кларой, Семён подобрал пакеты с протухшими продуктами, сиротливо примостившиеся у двери, и, вздохнув, распахнул дверь на лестничную клетку, намереваясь избавиться от зловонного груза в мусоропроводе.
Но едва он ступил на площадку, как судьба, в лице его соседки Екатерины Павловны, выставила ему подножку. Старуха, обитавшая напротив, словно тень, вечно недовольная и одинокая, возникла перед ним, как воплощение всех его утренних кошмаров.
— Где это вы пропадаете, Семён Ильич? — прошипела Екатерина Павловна, кривя губы в подобии саркастической улыбки. — Мы уж думали, по вам заупокойную пора заказывать…
— Кто это... мы? — «До чего же мерзкая карга!» — промелькнуло в голове Семёна, и ему стоило немалых усилий сдержать грубость. Однако старуха, как ни странно, была не так уж далека от истины. Он и впрямь едва не распрощался с жизнью. — Кто «мы»? Правление нашего дома? Может, лавочный комитет?
— Всё шутите? А к вам, между прочим, полиция захаживала, ага! В дверь звонили, стучали... И тишина! Я им советовала дверь сломать. А вдруг чего? Не стали...
— И чего хотели-то? — холодок пробежал по спине Семёна.
— Откуда ж мне знать? Мне не докладывают! А вот только захаживали. А ещё другие наведывались, в штатском — те на большой чёрной машине приезжали, один за рулём остался, а двое к вам поднимались, а потом с людьми у подъезда беседовали. И позавчера они были, и вчера, вами, Семён Ильич, интересовались. Грозились сегодня опять нагрянуть.
— Всё нормально, не беспокойтесь, Екатерина Павловна, это друзья приезжали.
— А чего без предупреждения? — не унималась старуха.
— Да я телефон потерял...
Семёну не терпелось отделаться от этой назойливой особы и запереться в своей квартире на все засовы. На душе скреблись кошки.
Как они так быстро вышли на него? Неужели эта дьявольски привлекательная, но несущая лишь одни беды электронная кукла, ворвавшаяся в его жизнь под личиной прелестной незнакомки, таила в себе предательский маячок? "Как ты могла, Клара, как ты могла?!" – Семён метался по комнате, словно зверь в клетке. А эти проклятые бриллианты… Расставаться с ними не было ни малейшего желания. Они уже успели стать краеугольным камнем его будущих замыслов, и хоронить эти планы Семён не собирался. "Нужно что-то делать, нужно что-то делать!" – настойчиво твердила в голове пульсирующая тревога. "Необходимо срочно что-то предпринять!" Попросить Николая, чтобы тот забрал эту куклу из дома? Да, пусть забирает! И пусть делает с ней все, что ему вздумается! А лучше – сжечь дотла! И концы в воду!
Семён ещё раз удостоверился, что входная дверь заперта на все замки, и метнулся к окну. Надо поплотнее задёрнуть шторы.
И тут он увидел их! Сердце подсказало – те самые, о которых предупреждала Екатерина Павловна.
По двору, словно хищный зверь, кружил огромный чёрный внедорожник в поисках парковочного места, чужой и зловещий среди привычных машин. Однако припарковался он довольно далеко от подъезда. Семён едва успел перевести дух, как вдруг увидел Екатерину Павловну, семенящую навстречу двум крепким мужчинам, вышедшим из джипа. Их спортивные фигуры излучали угрозу. "Всё кончено!" – пронеслось в голове Семёна. А что, если не открывать? Бесполезно. Теперь они знают, что он дома, и высадить дверь для них – пара пустяков. И бежать поздно.
Инстинктивно он кинулся к гардеробной, выхватил Клару из-под вороха тряпья и ринулся вон из квартиры. У него оставались считанные минуты, чтобы хоть как - то замести следы. Незваные гости, скорее всего, уже подходят к подъезду. И как только кабина лифта оживёт, начнётся обратный отсчёт, и пугающая перспектива превратится в кошмарную реальность.
Чем он заплатит за свою глупость и алчность? Здоровьем? Жизнью?
Семён, словно угорелый, рванул вверх по лестнице. Во что бы то ни стало, он должен немедленно избавиться от Клары. Добравшись до последнего этажа, он с отчаянной надеждой взглянул на люк, ведущий на чердак. Но внушительный навесной замок похоронил его последние надежды. О том, чтобы пробраться на чердак, не могло быть и речи.
Опустив Клару на площадку возле лестницы и торопливо накрыв ее старым покрывалом, он пулей влетел в свою квартиру. Придется прикинуться шлангом. Другого выхода просто не оставалось.
Едва отдышавшись, с трудом вернув себе подобие самообладания, Семён услышал настойчивый звонок в дверь. Изо всех сил стараясь казаться беспечным, он распахнул её, но не успел произнести и слова – мощный тычок в грудь швырнул его обратно в коридор.
В квартиру ворвались двое. Захлопнув за собой дверь, они затолкали Семёна на кухню и нависли над ним.
— Эй ты, отморозок! Зачем ты разбил зеркало заднего вида на машине нашего босса? Он взбеленился так, что поклялся найти и покарать виновника.
Что ж, мы тебя нашли. И сейчас ты ответишь за содеянное.
— Мужики, да вы чего? - опешил Семён - Не знаю никакого джипа! Ничего я не ломал!
— Ври больше! А три недели назад, на Сухаревской? На парковке? Забыл? Ты за баранкой, в стельку пьяный, а твой дружок – хозяин машины, мы его по базе пробили – на пассажирском сиденье. Потом вы местами поменялись...
Мы ваши рожи по камерам засекли. И срисовали. Вот, полюбуйся! – Он выудил из кармана телефон и сунул Семёну под нос фотографию, где тот обнимался с покривившимся зеркалом заднего вида. – Узнаёшь себя?
— Узнаю. Но пьяным я не был. Честное слово! Мне плохо стало... И, я не помню, чтобы зеркало ломал. Только облокотился... Это я помню. Говорю же – плохо мне стало!
— Лапшу эту вешай кому другому. Плохо ему стало... Ха! Короче, так: штука баксов с тебя! И прямо здесь и сейчас! Завтра будет вдвое дороже!
— Хорошо. Я заплачу, – Семён начал успокаиваться. «Эти... пришли не за Кларой и бриллиантами. Эти приехали показать свою крутость. Копеечный вопрос превратили в дело принципа. Ну и черт с ними! Заплачу, и пусть катятся отсюда...»
— У меня в рублях... Или вам валюта нужна?
— Сойдёт и дерево. Кидай на карту. Всё равно концов не найдёшь. А жаловаться вздумаешь – себе дороже.
Семён перевёл требуемую сумму, и когда за шестёрками захлопнулась дверь, облегчённо вздохнул. С этим вопросом, кажись, он разобрался. Но какого рожна по его душу приходила полиция?
И тут, словно молния, мозг пронзила мысль – Клара! Она же там, на верхней площадке! Сколько она пролежала? Пять минут? Десять?
Словно одержимый, Семён взлетел на верхний этаж, но замер в недоумении – Клары... не было! Лишь брошенное покрывало, которым она была укутана, сиротливо комкалось у двери Олега – "солнечного человека", как его называли соседи.
Как быть? Что делать? Сердце бешено колотилось в груди, предчувствуя неладное.
После мучительных колебаний Семён толкнул дверь в квартиру Олега – та оказалась незапертой, он прошёл в коридор, закрыл за собой дверь и замер.
Он ожидал увидеть что угодно, но только не это:
Клара, раскинувшись на диване, словно сломанная кукла, обнажила бедра, согнутые в коленях. Разорванная блузка небрежно валялась на диване. Кружевные трусики, подобно оброненному лепестку розы, лежали на полу.
Олег - солнечный человек, нависал над Кларой, придавливая её своим весом. Спущенные штаны обнажали его возбуждение, а напряженное пыхтение и бессвязное бормотание выдавали животную страсть, поглотившую его разум.
— Ах ты ж, мерзкое животное! – взревел Семён, не помня себя от ярости. – Пшёл вон! - Пинком ноги он отшвырнул Олега от беспомощной Клары и, не давая ему опомниться, влепил звонкую пощёчину. - Негодяй!
Закутав Клару в покрывало, Семён поднял с пола её кружевные трусики, блузку, взвалил Клару на плечо и, не говоря ни слова, направился вон из квартиры.
А вслед ему, со спущенными штанами, трусил подвывающий Олег. Его лицо исказилось в детской обиде.
— Ты плохой! Ты плохой! Отдай! Отдай её мне! – хныкал он. – Зачем ты её уносишь? Я маме пожалуюсь!
— Не отдам! – рявкнул Семён, едва сдерживая себя, выходя из нехорошей квартиры.
Очутившись на лестничной площадке, Семён, словно в замедленной съёмке, увидел открывающуюся дверь лифта, увидел растерянное лицо матери Олега Клавдию Ивановну, но он уже нёсся по лестнице вниз, преодолевая пролёты в три прыжка, унося с собой свою осквернённую ношу.
Ворвавшись в свою квартиру, Семён, словно затравленный зверь, захлопнул дверь, запираясь на все засовы, и понёс Клару в ванную, смывать грязь, как он считал, позора – его собственного позора.
То сладостное томление, с которым он прежде, с благоговением, омывал её, не вернулось. И дело было вовсе не в Олеге, жалком безумце – что с него взять? Бедняга, которому никогда не узнать трепетной нежности плотской любви. Слишком грубо он обошёлся с ним, нужно было проявить больше милосердия. Но в тот момент Семён был ослеплён, выжжен дотла чередой
