–…Я не сумасшедший! И не надо на меня так смотреть! Я прекрасно отдаю отчёт в том, что моё состояние далеко от нормального, но уверяю вас: я не сумасшедший. Да, я слышу голоса. Точнее даже не голоса, а мысли, потому что они не воспринимаются слухом, как речь, хотя и имеют свой тембр и интонации. Рождаясь где-то в груди, чуть выше солнечного сплетения, они звучат внутри, на уровне сердца, и есть в них нечто свербящее, напоминающее подсасывание под ложечкой, только совсем другого свойства.
Говорю о них во множественном числе, но в действительности они приходят по одной. Или нет, не так: сначала появляется странное чувство за грудиной, затем глухой, неровный гул, больше похожий на бормотание, из которого, если не упустить момент и начать прислушиваться, проступает голос, доносящийся громче и отчётливее остальных. В такие минуты удаётся расслышать отдельные слова. Все остальные звуки на его фоне стихают. А эти слова, быстрые и невнятные, как подсказка с задней парты, пытаются донести до меня какую-то мысль. Почему такое случается и что запускает процесс, мне неизвестно. Всё происходит по независящим от меня причинам и подчас в самый неподходящий момент: в транспорте или в магазине. Именно поэтому, в основном, этим всё и заканчивается. Но когда ситуация складывается благоприятно, то озарения формируются во фразы, из которых затем на свет появляются стихи. Я – поэт. Егор Ерохин. Мне кажется, я уже говорил Вам об этом?
Расположившийся по-хозяйски в глубоком кожаном кресле мужчина средних лет, с ухоженной бородкой-эспаньо'лкой, в дорогом костюме, утвердительно кивнул головой. Его глаза сквозь стёкла очков в рогово'й оправе внимательно изучали молодого человека, сидящего напротив. Парень заметно нервничал. Он то поправлял светлую густую шевелюру, проводя по ней растопыренными пальцами, словно гребнем, то водил ладонями по коленям.
– А эти голоса принадлежат разным людям? – медленно, вкрадчивым тоном произнёс собеседник. - Какие они? Мужские? Женские?
Молодой человек заёрзал в кресле.
– Не знаю. Такое нечасто происходит, поэтому я не могу сказать с полной уверенностью. Мне кажется, разные.
– И всё-таки: мужские или женские?
– Мужские.
– Хорошо. А бывает так, что они вас призывают к каким-то действиям?
– Нет. – Растерянно произнёс Егор. – Говорю же, они помогают писать стихи.
– Замечательно! Зачем же так волноваться?
Поэт потупил взор и стал пальцами растирать лоб. Когда он заговорил, голос его звучал более размеренно.
– Понимаете, я не считаю себя каким-то необыкновенным или избранным и вовсе не страдаю манией величия, но никто из моих знакомых собратьев по перу не слышит ничего подобного. Во всяком случае, они так утверждают. У меня же без этих голосов не получается написать ни строчки. Я не выбираю темы. Всё идёт от них. Наверное, это звучит странно, но может кто-то сверху диктует мне стихи, а я лишь являюсь проводником чужой воли, потому что сам написать ничего не способен?
– Я так не думаю, – сказал врач Максимилиан Авдеевич, и подался корпусом вперёд, тем самым выказывая заинтересованность. Его серые глубокие глаза излучали мысль и отеческую заботу.
Небольшой продолговатый кабинет с книжным шкафчиком, живыми цветами в горшках на полках, мягкими креслами вокруг маленького журнального столика создавал почти домашнюю атмосферу. Полупрозрачные гардины на окне, прикрытые наполовину плотными шторами в тон мебели, и мягкий тёплый свет торшера располагали к неспешной беседе.
– Как вы учились в школе? – Выдержав паузу, продолжил доктор.
– А причём тут школа?
– И всё же?
– Средне учился: тройки, четвёрки.
– Но троек больше?
– Да.
– А скажите, вы пользовались подсказками других учеников на уроках?
– Как все. Но я не понимаю, какое это имеет отношение к голосам?
– Самое непосредственное.
– Вы женаты?
– Нет.
– В отношениях?
– Тоже нет. Мы расстались три года назад.
На Егора нахлынули воспоминания. С Настей они учились в одной сельской школе, куда он перешёл после девятого класса, потому что у них в посёлке одиннадцатилетки не было. Будучи старше неё на два года, он только в выпускном классе обратил внимание на скромную девчушку с русой косой и хорошей фигурой, когда, вернувшись после летних каникул, вдруг увидел, как она расцвела. Долго не решался подойти и заговорить. Но потом на субботнике ко дню Победы всё случилось само собой. Стали встречаться. А через три месяца она проводила его в город на учёбу. Два года для парня пролетели незаметно: учился, вечерами разносил пиццу, чтобы снимать квартиру и не просить денег у родителей. После окончания первого курса отец отдал ему старенькую «Ладу», и теперь он мог ещё подрабатывать частным извозом в свободное время.
Настёна, приехав поступать в институт, сразу остановилась у него. Безумная страсть накрыла их, как цунами. Он делал ей подарки, читал стихи, водил по музеям и катал по ночному городу, а она создавала уют и готовила ему ужин. Но к весне такая жизнь ей надоела. Город с его большими соблазнами вскружил девушке голову: клубы, концерты, новые друзья, вечеринки тянули её от домашнего очага. Всё чаще Егор, приезжая с работы, оставался один. Затем стали пропадать деньги, отложенные на квартплату и еду. Она возвращалась под утро не совсем трезвой, на все расспросы глупо улыбалась и обиженно называла его нудным жадиной.
Как-то заскочив после института домой, он застал её с вещами на пороге. Настя сунула ему в руки ключи и, сказав «Прощай. Меня ждёт машина», ушла навсегда.
– Сколько продлились ваши отношения?
– Около двух лет.
– Кто был инициатором разрыва?
– Она.
– С тех пор вы один?
– Да.
– А познакомиться, завести новые отношения не пытались?
– Нет. Сначала ждал, что она вернётся, потом друзья старались с кем-то познакомить. Но всё это не то.
– А писать когда начали?
– Тогда и начал. Точнее, раньше я тоже писал, но это было так… баловство.
– Когда вы впервые услышали голоса?
– Примерно в то же время.
– Хорошо… Хорошо. – Снова откидываясь на спинку кресла, промурлыкал доктор.
– Что хорошего?
– Я знаю, как вам помочь. В первую очередь, мы успокоимся. Для этого я вам выпишу лекарство, затем поищем мотивацию и займёмся проработкой вашей самооценки.
– А как же голоса?
– Когда у вас появится цель и уверенность в себе, гарантирую, голоса вам будут не нужны.
– И вы ручаетесь, что я смогу без них писать?
– Абсолютно.
***
Невысокий худощавый молодой человек в сером коротком пальто вышел из старинного здания, с силой толкнув дверь, на ходу наматывая на шею бордовый длинный шарф. С тёмного неба, весело кружась, падали крупные снежинки, но он их не видел.
– Тоже мне, «Эскулап»! Гарантии он даёт! А они мне нужны? Я хотел узнать природу голосов, а не избавиться от них! Самооценку поднимать собрался! Лишь бы денег содрать! – И парень в сердцах ударил ногой по небольшому кусочку льда, неизвестно как оказавшемуся на тротуаре. Тот, подпрыгнув, заскользил по накатанному снегу, а молодой человек, посмотрев ему вслед, пошёл дальше между домами.
Два ангела, сидящие на карнизе над окном кабинета врача и слышавшие весь разговор, провожали поэта долгим грустным взглядом.
– Жалко. Мучается человек. – Сказал тот, что сидел слева на выступе.
– Ну, так давай поможем адепту[sup]1[/sup] разобраться с голосами?
– Ты опять за своё?
– Нет, если не хочешь, не надо. Пусть страдает. А то отправили бы его в Тонкий мир[sup]2[/sup], увидел бы всё своими глазами и успокоился.
– Ты уже одного отправил, до сих пор в сознание не придёт. Всё картины рисует.
– Это случайно получилось, я же говорил. А сегодня всё пройдёт гладко. Ты же меня подстрахуешь?
– Куда от тебя денешься?
– Но сначала давай вернём его на несколько минут назад.
– Ладно. Только аккуратненько.
С этими словами ангел вытянул из воздуха нечто невидимое двумя руками, словно загибая край, свернул трубочку, затем положил «это» на одну ладонь, накрыл другой и сдвинул её на себя. Проделав манипуляции со временем, ангелы спустились на козырёк над входом.
Егор, как и несколько минут назад, снова вышел из дома. Морозный воздух ударил ему в лицо.
– Тоже мне, «Эскулап»! Гарантии он даёт! А они мне нужны? Я хотел узнать природу голосов, а не избавиться от них! Самооценку поднимать собрался! Лишь бы денег содрать!
Тут он заметил ледышку, блестящую в свете вечерних фонарей, и со злостью пнул её. Но в тот самый момент, когда льдинка подпрыгнула, один из ангелов подтолкнул опорную ногу поэта, и она поехала по скользкому насту. Второй ангел подхватил парня за плечи, чтобы смягчить падение. Молодой человек стукнулся затылком и потерял сознание…
***
«Дался мне этот кусок льда!?» – подумал Егор, с удивлением оглядываясь по сторонам. Вокруг ничто не напоминало о снеге. Пели птицы. Сквозь раскидистые ветви деревьев, шелестящих молодой блестящей листвой, светило яркое солнце. По ощущениям было позднее летнее утро. Он сидел на зелёной мягкой траве в незнакомом парке.
«Не понял. Где я? Что происходит?»
Парень стал оглядывать себя: коричневый тонкий джемпер и джинсы, надетые им на приём к врачу, по-прежнему были на нём. Но на ногах вместо тяжёлых на шнуровке сапог красовались лёгкие белые с синими полосками кроссовки фирмы Reebok, те самые, которые он так и не купил прошлой весной из-за дороговизны. Пальто и шарф исчезли.
Молодой человек стал озираться по сторонам и заметил, что пространство вокруг за исключением небольшого островка, постоянно изменяется: за деревьями появляются и исчезают, словно кадры ускоренной съёмки листаемой временем, какие-то здания, похожие на дворцы эпохи Возрождения. Их воздушные своды и красивые колоннады идеальных форм величаво возвышались над парком. Скверы с совершенно невероятными фонтанами, статуями и великолепными яркими клумбами; пруды со склонёнными над ними в поклоне плакучими ивами, прячущими в своей тени большое разнообразие уток; огромные современные мосты с эстакадами и небольшие ажурные мостики, как с картинок в интернете; небоскрёбы различной формы и конфигурации преимущественно из стекла – всё это в непрерывном движении хаотично перемежалось, как в 5 D кинотеатре, создавая иллюзию присутствия. Голова шла кругом.
– Что за наваждение?! Где я? Кто-нибудь может мне объяснить?.. – в отчаянии воскликнул Егор.
– Охотно. – Неожиданно для себя услышал он в ответ мелодичный мужской голос, прозвучавший совсем близко, будто за спиной.
Оглянулся. Рядом ни души. Стараясь сосредоточиться, он закрыл глаза, а когда открыл их, вращение прекратилось. Только теперь в нескольких метрах от себя парень заметил довольно широкую дорожку, на которой по обе стороны находились удобные парковые скамейки с затейливым чугунным орнаментом по бокам. На ближней из них сидел мужчина во фраке и цилиндре. Тёмно-русые курчавые волосы, бакенбарды, мягкая полуулыбка и пронзительный взгляд серо-голубых глаз не оставляли сомнений: перед ним сам Александр Сергеевич Пушкин! Молодой человек
