«Die Sterne werden keine Tränen für uns vergießen.
Wir haben es nicht verdient»
Глава 1. Знакомство.
Нет сил ждать заветного звука. Ключ уже показался в руках. Значит, осталось немного. Рука в ожидании погладила привычный стол. Лязг старого замка слишком громкий для безмятежной ночи. Закрывать двери изнутри – это явный признак страха. Но страх сейчас не нужен. Ведь это чувство отражается дрожью руках и порождает сомнения. Закрывать двери изнутри – это надежность, которая оставляет досаждающий страх снаружи. Ещё один щелчок и дверь закроется. Навсегда.
– Помнишь, как это произошло в первый раз?
Голос Вербера невольно заставил вздрогнуть. Нойбауэр обернулся к подчиненному и задумался. Вопрос стал неожиданным, но комендант решил ответить:
– Конечно, помню. И наше знакомство помню. Такое уже невозможно забыть…
***
Нойбауэр помнил этот странный день знакомства. Вербер не понравился ему сразу, едва тот вылез из кабины грузовика. Долговязая и худощавая фигура с потрепанным армейским рюкзаком через плечо распрямилась перед комендантом. Его форма казалась на несколько размеров больше и совсем не сидела по фигуре. Ездить в пыльном грузовике и пренебрежительно относиться к внешнему виду – признаки упадка взглядов на собственную значимость и глубокого дикарства. Но Нойбауэр решил проявить дружелюбие к странному человеку и сквозь клубы пыли пробрался к нему. Его удивило то, как этот человек молод – лет тридцать от силы. По телефону коменданта уверяли, что Вербер профессионал своего дела: благодаря трудолюбию и таланту дослужился до оберштурмфюрера, лично составлял списки арестов после берлинских погромов и проработал пять лет в тайной полиции. Но карьеристы оставались в Берлине или оседали в крупных городах, а этот экземпляр отправили на границу страны в горы. «Вероятно, превысил полномочия или слишком много пьянствовал», – подумал Нойбауэр, встретившись с пепельными глазами. Они обменялись неловким рукопожатием.
Вербера тоже не впечатлил здешний комендант: не больше диванного клопа, но с надменным взглядом. Держался почти уверенно, крепко скрестив руки на груди. Обманом делал вид, что имеет внутренний стержень, но не толще рыбьего хребта. Антон доверил бы ему прислуживать за столом на официальном ужине – чтобы позабавить берлинских коллег. Едва ощутив мягкое прикосновение, подчинённый удивился насколько нежная у коменданта рука. В мгновение охватил страх раздавить несчастному кисть. Если бы подчинённый не знал о статусе этого человека, то поцеловал бы женские пальцы, как это положено по этикетку. Вербер снисходительно улыбнулся заметив испуг в глазах коменданта.
Нойбауэр предложил новому помощнику осмотреть территорию, на что тот без раздумий согласился. Было видно, как прибывший человек измотан дорогой и жарой, но отказаться значило проявить слабость. Вербер оглядел лагерь и ощутил, как форма начинает нагреваться. Они решили начать осмотр с жилых бараков.
– Антон Вербер, ведь так? – Нойбауэр коротко взглянул на идущего рядом человека.
– Так точно, – Антон снял фуражку и Нойбауэр заметил светло–русые волосы, зачесанные назад.
– Жара вам досаждает? У нас обычно не так жарко. Горы сами понимаете. Но последние несколько дней стали для нас настоящим кошмаром. Предположительно на следующей неделе погода проявит милосердие, и зной отступит. Смертность в лагере возросла, но что мы можем с этим сделать? Ведь посудите сами: если заключенные не в состоянии справиться с духотой самостоятельно, то чем эти несчастные могут быть полезны нации? Абсолютно ничем, вы согласны? Это естественный отбор, в котором у нас есть преимущество. Я ещё не успел ознакомиться с вашими документами. Меня интересует вопрос: сколько вам лет? Вы очень молодо выглядите и уже оберштурмфюрер.
Вербер неодобрительно покосился, понимая, на что намекает начальник. Пытается найти родственную причину его положению и указать на неё женским пальчиком.
– Мне тридцать два. Оберштурмфюрером я стал благодаря упорной работе во благо безопасности Рейха и нации в целом. Руководство оценило мой труд…
– Поэтому вас отправили упорно трудиться подальше от столицы, – Нойбауэр звонко засмеялся.
– Не совсем так…
Вербер только хотел объяснить причину, как Нойбауэр отмахнулся и перебил его:
– Так, вы не участвовали в Войне?
– Нет. Когда началась Война, мне было семь лет, а моей сестре десять. Наш отец участвовал.
– Так у вас есть старшая сестра? Она приехала с вами? Можете пригласить её к нам, если хотите. Мы организуем танцы по такому случаю. Как вам идея?
От мысли, что Грета может переступить лагерные ворота, стало дурно. Антон остановился и взглянул на барак. Кривое деревянное чудовище, десятками пустых глаз рассматривало офицера. На мгновение Вербер заметил что-то неправильное в жилище. Он подошёл ближе к проволочному ограждению и пригляделся. Оливковое платье промелькнуло в смрадном чреве зверя. «Только не это…», – пронеслось в голове. Хвост подола ушёл за край барака и растаял в тени.
- Грета… - шёпотом позвал он. Имя обожгло губы.
Ужас бесчисленными иглами пронзил тело. Желание немедленно ворваться в постройку и отыскать любимое лицо, аттаковало разум. Её душе не место среди этого безобразия смерти. И лучше танцевать в аду, чем здесь.
– Где вы, Вербер? Почему вы там встали? Заметили что–то?
Вопросы вернули Антона в действительность. Он взглянул на коменданта и вновь на барак. Наваждение пропало.
– Нет, нет. Всё в порядке.… Показалось. О чем мы говорили?
Нойбауэр удивленно вскинул брови.
– Вы легко отвлекаетесь, Вербер. И так же легко забываете заданные вопросы. Это не лучшие черты, согласны? Надеюсь, больше не увидеть их. Мы говорили о вашей сестре. Она приехала с вами?
Вербер невольно начал покусывать нижнюю губу.
– Нет, - он ощутил знакомый вкус крови во рту, - Маргарет осталась в Дрездене. В нашем родном городе. Два года назад вышла замуж. Кажется, к ноябрю их семья ожидает ребёнка.
Нойбауэр воодушевился и расцвел:
- Какая замечательная новость! Думаете ваша сестра ожидает девочку? Позвольте в таком случае предложить вам пару вариантов для имя, - Вербер горько усмехнулся и дал коменданту немного помечтать, - Фрида – превосходное звучание и не менее важное значение. Или может Ингрид? Красота и сила в одном слове.
- Мне больше по душе имя Хельга. Оно даёт чувство спокойствия и свободы.
- Хельга? Хороший выбор. В детстве у меня была собака с таким же именем. Преданней создания не встречал.
Они подошли к сердцу лагеря. Кирпичное одноэтажное здание, умело маскировалось под хозяйственную постройку. Однако, «сердце» выдавало две каменные трубы – артерии и запах. Каждый удар порочного органа обозначал густой чёрный дым. Неподвижный воздух сплетал тугую косу из смрада паленых волос и жженых костей. Зловонный сухой ком застревал в горле. Ради вечной жизни, «сердце» работало безостановочно. Нойбауэр не смолкая рассказывал обо всех преимуществах комплекса:
– Опора нашего лагеря. Крематорий оснащён по последнему слову техники. Печи как новые и работают бесперебойно. Данные модели позволяют нам быстро избавляться от тел умерших, и обеспечивают высокий уровень проходимости для лагеря в целом. Это даёт нам возможность принимать новых подопечных. Уже три года – ни единой поломки. Согласитесь, всё становится проще, когда у вас есть крематорий. А кстати, вы женаты, Вербер?
– Я не женат, – Вербер удивился резкой смене темы.
– Вам тридцать два года и вы не женаты? Должно быть, вы вдовец? В таком случае, примите мои соболезнования.
– Это лишнее, господин комендант. Я не вдовец.
Они направились осматривать служебные помещения. Лазарет, гараж, помещения специального назначения. Везде улыбались и приветливо кивали. Солдаты вскидывали руки вверх. Целый список имён. Голова начала болеть. Лазарет понравился Веберу больше всего. Окна медицинского корпуса выходили на восток. В палатах солнца не было около трёх часов и от кафельной плитки приятно веяло прохладой. Антон хотел прилечь на одну из кроватей и остаться. Они остановились в тени лазарета.
– Почему вы не женаты, Вербер? Партия сейчас очень нуждается в молодых и здоровых семьях.
– В Берлине я много работал. Порой случалось, что заканчивал с рассветом и не редко ночевал в кабинете. Времени на знакомства и ухаживания совсем не оставалось. Вы как я заметил, женаты, – Вербер метнул взгляд на кольцо.
– Да, - Нойбауэр неловко повертел обручальное кольцо, - Осенью пятнадцать лет будет.
– И как вам? – Вербер облокотился на стену.
– Я бы вам не советовал, – они оба засмеялись, – Сомнительное удовольствие, которое со временем связывает вас лишь долгим молчанием с оттенком печали в глазах. Хотя Мария всегда молчала. А сейчас когда меня нет рядом, она смеётся. Я в этом уверен. Если бы не лагерь, то не выдержал бы такой жизни. Это место спасло меня. Я дам вам один совет в подарок по случаю вашего прибытия: не женитесь.
Они подошли к казармам. Верберу полагалась отдельная комната в жилом блоке. Ему предстояло жить на одном этаже с комендантом. Когда они вошли в его комнату, то Нойбауэр отдал ключ. Как только дверь закрылась, Вербер скинул вещи на пол. Подобно змее, он вылез из душного кителя и скинул пыльные сапоги, а сам упал на кровать. Палящее солнце и бесконечная дорога вытянули последние силы. Однако в комнате стояла приятная прохлада. Он расправил длинные руки, ощущая через тонкую ткань рубахи холод белья.
– Забыл вам сказать, Вербер…
Нойбауэр вошёл без стука. Вербер раздраженно поднялся с кровати, мысленно перебирая ругательства.
– Господин оберштурмбанфюрер?
Вопрос повис в воздухе. Они молча смотрели друг на друга. Антон первым решил прервать молчание:
– Я вас слушаю, господин комендант.
– Точно.…Да… Хотел поговорить о ваших обязанностях. Завтра утром жду вас.
Вербер опять свалился на кровать, обдумывая произошедшую ситуацию. « Неуклюжий дурак. Ему бы звёзды в ночном небе считать, а не управлять лагерем. Это очень смешно», – заключил для себя Антон.
[justify]Нойбауэр помнил, как в кабинете долго изучал документы Вербера. Вглядывался в серые глаза и рассматривал острое лицо. На фотографии Вербер постарался улыбнуться и Нойбауэр понял, что помощник плохой актёр. Пять лет строевой. Блестящие результаты. СС приняло его радушно. Позже в гестапо он продолжил удивлять начальство своими достижениями. Немец по цвету крови предков. Правильный человек по стороне убеждений. Профессионал по немому холоду в глазах. Родился в Дрездене, где осталась его сестра и родители. Нойбауэр вспомнил, как хотел съездить с Марией в Дрезден,
