Произведение «Деникин как виновник поражения белых» автора M.А. - Литературный сайт Fabulae (страница 1 из 2)

Кристально честный офицер, прослуживший «без сучка, без задоринки». Принципиальный? Без сомнения. Патриот? Без сомнения. Но принципиальность ещё не избавляет от ошибок и иной раз при иных обстоятельствах отягощает ошибки (упёртостью, желанием до конца идти даже по неправильно выбранному пути). Можно также добавить несколько не совсем привлекательных черт в портрет Деникина. Для начала стоит посмотреть, с кем у Антона Ивановича не сложились отношения в его же собственном лагере: Краснов, Врангель, позже Миллер. Скоропадский делал всё возможное, чтобы вступить в союз с Деникиным, но тот ни на какое сотрудничество не шёл (по его распоряжению все служившие в Гетманской Украине, впоследствии, подвергались обструкции или даже судебному преследованию). Останься жив Дроздовский, список противников Деникина увеличился бы на ещё одного принципиального оппонента. Что характерно, все с кем этот генерал не мог найти взаимопонимания, открыто исповедовали правые взгляды. Деникин — либерал (во время и после Гражданской войны). Сам же сознавался, что «принял российский либерализм в его идеологической сущности» и «донёс это мировоззрение нерушимо до революции». В неприязни Деникина явно присутствовал также социальный момент. Все его идеологические противники среди белых были, как на подбор, дворяне с славной генеалогией. Хотя Антон Иванович номинально боролся против социализма, у него всё же вызывали внутреннее отторжение представители аристократии. Даже англичанин Уильямсон, состоявший при штабе ВСЮР, заметил, что «Деникин был чувствителен по отношению к аристократам, придворным и офицерам бывшей Императорской гвардии». Помимо выше перечисленного, оппоненты представляли ещё иной тип офицеров, иной род войск. Всё это были кавалеристы, боевые офицеры. Краснов был дважды ранен, в Мировую сам водил части в атаку. Врангель дважды контужен, даже став Главнокомандующим продолжал с риском для жизни посещать передовую линию. Деникин же был более штабным офицером. В Гражданскую войну он окончательно закоснел в этом качестве, не учитывая, что такой тип войны требует от командующих личного участия. У участников Ледяного похода ходили шутки на этот счёт: «Какая разница между Лавром Георгиевичем и Антоном Ивановичем? Разница небольшая. Лавр Георгиевич вёл армию, а Антона Ивановича ведёт армия».
Конфликты Деникина носили и личный характер, и профессиональный – военно-кастовый, и социальный, и политический, и стратегический. Пехотинец-штабник против боевых кавалеристов; разночинец против аристократов; либерал против правых. Стороны принципиально расходились практически во всём.
Но наиболее ощутимым поводом для ссоры с соратниками служили политические воззрения. При правлении Деникина полную свободу для агитации обрели кадеты, сильно навредившие армии до революции и слабо помогавшие ей в Гражданской войне. В эмиграции приближённые Деникина (сомнительно, чтобы без его согласия) пытались свалить Миллера с поста главы РОВС. После провала легитимного смещения Миллера, его похитили и убили, многие справедливо пришли к выводу, что в деникинском окружении были большевистские агенты. Очевидно, сам Деникин не пошёл бы навстречу большевикам, но косвенно всё-таки сыграл им на руку.
В эмиграции все распылялись на организации и группировки. Идеологические противники Деникина не были идеальны, но всё это не делает его самого лучше. Врангель был единственным деятелем, способствовавшим максимальной консолидации эмигрантов. Он был живым символом для сохранившихся кадров армии. Без преувеличения из всех белых вождей он обладал самым большим весом в международной политике. Врангель объединял русских воинов на чужбине. Борясь с его авторитетом (даже не надо было публично критиковать — достаточно было показного неприятия), Деникин делал неблагое дело. Этим он подспудно мешал русским соединиться. Пусть при этом исходил из лучших побуждений, но никакая искренняя убеждённость не избавляет от возможности ошибиться и усугубить свою ошибку. Деникин хотел блага для России, вот только в чём он видел это благо и как его намеревался достичь?
Некоторые, особенно в демократическом лагере, восхищались проброшенной Деникиным фразой, что после победы над большевиками он пойдёт «сажать капусту». Есть ли здесь чем восхищаться? Помимо маскирующейся под скромность гордыни (никто из самых заносчивых политических и военных деятелей не уподоблял себя древним прославленным правителям), в такой откровенно страусиной позиции проявляется и политическая недальновидность, и полная неспособность к стратегическому мышлению. Страна расколота политически, социально, национально, религиозно. Уничтожены все институты власти, инфраструктура. Даже в чисто военном отношении, единственно доступном пониманию Деникина, будущей небольшевицкой России грозила эпоха войн. При часто повторяемой мантре «едино-неделимства» неизбежны конфликты с лимитрофами. Устранение этих проблем потребовало бы годы и годы титанической работы. А тут «капуста»… Миллионы жаждущих возмездия жертв, миллионы действительных и потенциальных врагов. Врангелю заботы о устройстве всего лишь тысяч людей стоили, по большому счёту, жизни (если он и не был отравлен, то сильно подкосил своё здоровье постоянным стрессом). Деникин всё пускал на самотёк, как он делал во время своего правления. Он и так сажал капусту. Пока похищали и убивали его бывшего соратника Кутепова, пока похищали Миллера (с которым он через третьих лиц вёл политическую борьбу), пока после Второй Мировой войны вывозили в концлагеря эмигрантов, в том числе первопоходников, его бывших однополчан, Деникин сажал капусту. Писал примиренческие статьи, устраивал свой быт.
Непосредственно само его руководство дорого обошлось белым войскам. Бездарная Новороссийская эвакуация привела к тысячам жертв: сколько имущества было брошено (кавалерийские части остались без коней, артиллерийские без орудий), сколько самоубийств, сколько отчаяния и проклятий. Деникин пережил это.
Гораздо тяжелее ему давалось сотрудничество с политическими противниками, пытавшимися войти с ним в военный союз. С монархистами Деникин расходился принципиально и диаметрально во всём, даже в стратегии: Краснов и Дроздовский, позже Врангель, указывали на предпочтительность царицынского направления. Деникин отказался. Хотя позже сам же и привязал к этому региону Кавказскую армию Врангеля, воодушевлённую и готовую на тот момент для похода на Москву. А, когда последний предложил немного исправить пресловутую «Московскую директиву», чтобы бросок к столице совершать конницей, а не пехотными частями, Деникин отказался даже рассматривать этот вариант. По мнению присутствовавшего на совещаниях Шатилова, главным поводом послужило «предвзятое отношение к Врангелю и опасение выпустить его на большую московскую дорогу», что было «сильнее стратегических выгод его предложения». Генерал, штабной специалист Дрейер считал, что в этой «безграмотной» директиве были «преданы забвению все принципы стратегии».
Взяв под свой контроль большие количественно силы и, соответственно, имея наибольшие шансы на успех, Деникин сам же разбросал их по всем возможным направлениям. При этом своей близорукой политикой расстроил даже свой собственный тыл, так что и отступать было некуда. Не только это погубило Белое Движение в России, но определённо это сильно ему навредило. Тактика «растопыренной руки» была как минимум ошибкой, особенно тяжкой для военного профессионала, каковым являлся Деникин. Отказ от гибкой политики в отношении окраинных образований ополчил против белых украинцев, грузин, азербайджанцев, эстонцев, финнов, латышей, которые при иных раскладах могли если не помочь, то хотя бы не стали мешать — что уже было бы на пользу белым и России. Эта ошибка непростительна даже военному человеку на Гражданской войне, неотделимой от политики. Мягкостью к политически дискредитировавшим себя деятелям и жёсткостью к внешним не менее опасным, но более полезным соседям Деникин губил самого себя и всех вместе с собой.
Ведь уже тогда были те, кто советовал вести более разумную и адекватную политику. Были даже уже предприняты определённые шаги по налаживанию плодотворных отношений. Краснов установил связи и с Германией, и с Украиной, и с Добровольческой Армией (руководство которой его не выносило). Врангель заключил союз с махновскими атаманами, вступил в переговоры с поляками. И Краснов, и Врангель, тоже были военными по духу, образованию, образу мыслей и жизни, но в политике почему-то разбирались лучше, чем Деникин. Они просто в ней разбирались. Деникин чужой позиции не понимал и не хотел понимать, исходя из лучших побуждений, но всё-таки ошибочно.
Если с Красновым и Врангелем он худо-бедно мог взаимодействовать, то со Скоропадским, собственно и снабжавшим Добр. Армию, принципиально даже в диалог не желал вступать. Все встречные предложения Гетмана о сотрудничестве оставались без ответа. Прегрешение было тройным. Аристократ; монархист-царедворец; не просто «самостийник», а правитель отделившегося государства. Плюс полито всё это неудобоваримым для чистоплюя Деникина немецким соусом. Пусть лучше его солдаты голодают и мёрзнут, чем обуются и оденутся через такие руки. Пусть будут добывать оружие только «за счёт врага», чем получать спасающее их жизни оружие через такие руки.
Деникин отказался общаться с немецкими представителями даже относительно зон разграничения влияния (хотя действительная оккупация уже имела место). Вопрос «ориентации», проклятый для Гражданской войны, в принципе не имеет решения. И союзникам, и немцам не нужна были сильная Россия. Это так. Но если двое плохи, то ведь один из них может быть хуже, а другой, значит... лучше. Что сделали, что вообще делали «интервенты», солдаты Антанты? Единственные бои, которые они вели — это драки с местными русскими офицерами. Во Владивостоке так вовсе с летальным исходом. Ещё разбомбили армию Бермондт-Авалова, что пользы белым отнюдь не принесло. Лишь под Архангельском части союзников реально обнаружили своё присутствие на фронте, но и там в один момент они, не предупредив оставили позиции. При этом, уходя, значительного часть своего вооружения вместо того, чтобы передать белым, попросту уничтожили. Как писал генерал Добровольский: «На глазах наших солдат на фронте началась порча даже аэропланов, утопление в реке снарядов, патронов, муки».
Хоть сколько-нибудь ощутимая помощь от союзников заключалась в поставке обмундирования (на это, надо отдать должное, не скупились), старого, пришедшего в негодность оружия и поломанных танков и аэропланов. Деникин как никто другой должен был знать, что давали ему союзники. «Получили от союзников только 8 тысяч винтовок, переделанных под турецкий патрон. Союзники были очень смущены. Эти винтовки нам не нужны. К ним нет ни одного патрона», — так комментировал он одну из поставок. Даже эти подачки давали не бесплатно. И снова самому Деникину это было прекрасно известно. По его же признанию, «иностранцы за каждый