Харам. Google на ножках

Не может он испариться. При теле он. Не может он и слиться с серым интерьером оперов. Слишком яркий.
Конди, его амбиционные планы, влажные мечты, о которых скромно умолчим – где это всё? Ну, нельзя строить далеко идущие планы, тем более, мечтать. Может, это я виновата, ведь он не трубил повсюду о Кондолизе Райс и Нобелевской премии мира? Вселенная услышала и решила вмешаться, уничтожить добро в зародыше. Ладно, люди не прощают умников, выскочек, оказалось, даже богу это не очень-то нравится. Так уж задумано, раз ты здесь и сейчас, должен подчиняться не вчера придуманному порядку. Не надо лезть, куда не надо, не стараться выделиться из толпы, быть ярким, незаурядным, стремиться ко всему новому, светлому и доброму. Хотя последнее Косте не грозит. Талантливый человек талантлив во всём. Он же у нас мастер по переобуванию в воздухе. Такие и в воде не тонут, и в огне не горят, кого угодно уболтают. Будем надеяться на лучшее, держать за Костю кулачки, иначе повествованию конец, а всё только начинается.
Это, как в кино! В телевизоре он уже был, теперь же оказался внутри фильма. Новый уровень! В качестве бонуса вместо Кондолизы Райс и всего остального. Мы так не договаривались, эй, вы там, наверху, что-то пошло не так. Как его вырвать из лап могущественной системы? Куда бежать? На север, но он и так там, севернее некуда.
Кстати, о побеге. В связи с вышесказанными событиями нарушился уклад всей городской жизни. На время всё зависло. Пользуясь суматохой, из городской психиатрической больницы сбежал больной номер один, которому был предписан особый режим. Некто, у кого и без того узенькие глазки заплыли жиром. Выскользнул на улицу и растворился в тумане. Туман не выдаст, не сдаст, не найдёт никого любой интендант. Лица и не видно, оно обмотано пуховым женским платком. Сам он в длинной меховой шубе, в такой же шапке и в огромных, как лыжи, валенках. Видать, «одолжил» одежду Момой не у одного пациента клиники, что на улице Котенко. Лица всего не видно, только часть, и по ней ясно, что это легендарный хальджайский старче, герой моего романа старик Момой. Его злые глаза не спутаешь ни с чьими. Лицо стало отёчнее, загар сошёл на нет. Но не утратило никак своего крайне недовольного выражения. Ох, что будет… Рано расслабились, кино только начинается.  
Хальджайцев голыми руками не возьмёшь. Уж больно они скользкие, ушлые – уломают, уговорят, уйдут от ответственности. Момой убёг из психушки, Костик Кумагин-Бумагин тоже умудрился ускользнуть. Как? Умолкаю на полуслове, а то все, кому не лень, воспользуются фирменным секретом двух прославленных хальджайцев. Хотя уже было сказано, что Костя умеет сливаться с интерьером, с тенью. Потом, как карта ляжет. Быстро бегать тоже мы умеем. У органов в качестве утешительного приза осталась камера. Автограф! Кто другой воспользуется этим пропуском в параллельный дивный мир?
На ночь глядя, была объявлена общая тревога. Только толку от неё – и без неё все в состоянии шока после визита высокопоставленных гостей. В такой туман, может, ещё иголку в сене заставите искать? Ещё и Рождество началось, то, что чревато иными чрезвычайными происшествиями. Вздрогнем? Будем!
Костя в такой холод пешком далеко не ушёл. Ему бы по закоулкам наперерез, так он города не знает. Потому идёт по обочине какой-то улицы, машины проезжают мимо. Ночь вроде, а машин много. Город никогда не спит, а в Рождество многим дома не сидится. Вдруг возле него останавливается какая-то машина. Вот и сказке конец. За побег срок добавят.
- Это ты, Бумагин?
- Я, не я, сам запутался, - отвечает хальджаец хальджайцу.
- Бумага, брат, ты каким ветром тут? Садись, давай.
Беглец с радостью садится в машину. Вот это везение, он сам в шоке. Это же его закадычный друг, сосед, собутыльник, соучастник, напарник хальджайский хулиган Джаллай Яшка! 
- Ты чего это ночами тут шастаешь? Как в городе оказался? Когда приехал? – Допрос, дубль сотый после органов.
- Не знаю, с чего начать. Долгая история.
- Ну, ты чего? Друг, колись! – Джаллаю не терпится услышать байки о новых приключениях своего подельника.
- Если только тебе, как другу…
- С каких пор ты стал трусить? Что за дела?
- От органов сбежал.
- От ментов? Не впервой, не боись, прорвёмся!
- Ну, на этот раз всё по серьёзному, брат, - Костю уже не остановить.
- Диверсант, хренов, - Джаллай смеётся.
- Ещё скажи, агент. Я же ничего не сделал, я чист.
- Надо на время залечь на дно, и заодно пьянки-гулянки, сам знаешь, - предлагает дружбан.
В машине они не одни, есть и другие дружбаны, которые рады такому повороту. Да они и не удивлены, и не такую они знали движуху.
- В этот день грех не выпить. Не в курсе, когда они кровь Христа пьют? Красного вина, типа, не грех выпить, - Джаллай умом не блещет, это не помеха, чтобы потрепаться по поводу и без.
- Какое красное, ты охренел? Наш организм признаёт только беленькую, - остальные такого же сорта пацаны.
- Какая разница, хоть чёрное, лишь бы выпить, - Костя быстро подстраивается под всех.
В два счёте оказались на каком-то квартале, где вожделенные туалеты на улице.
- Это теперь мой город! Что хочу, то делаю! – Кричит хвастун Джаллай.
- Как же Хальджай? Как же там без тебя? – Подкалывает друга Костян.
- Само собой, Хальджай на первом месте. Он у меня всегда в груди, - типа, у Яшки сердце есть.
- Куда не ткни, везде хальджайцы. Хотите сказать, там все крутые? – Кто-то на свою голову вроде не согласен.
- Хальджай – эта другая планета, вам этого не дано понять, - если человеку гордиться нечем, он вспоминает, откуда он родом.
- Ты кто такой? Мы – хальджайцы впереди планеты всей. Правда в силе. А что, кто-то против? Сам-то ты откуда? – Костя уже поддатый.
Вот с этого всё у нас и начинается. Каким бы человеком ты ни был, сначала надо разобраться, откуда ты. Это или приговор, или автоматом поставит на пьедестал. Местечковый патриотизм зашкаливает. Особенно, когда выпьют. На этот раз пронесло. Какая-то мирная, вялая пьянка. Это уже неинтересно.
Тем временем, наконец, дошли до пункта назначения. Зашли туда, куда нормальный чел воздержался бы зайти. Там туса. Ещё собака. Даже она уже в неадеквате.   
- Фантомас! Где твои оладушки? – Джаллай тут, видать, свой человек.
Собака сразу притворилась виноватой.
- Опять он тут насрал! Взяли пса на свою голову. Попутал дом с собачьим туалетом.
- Так год собаки же. Собачье дерьмо прямо у себя дома – это круто, это к деньгам, - Джаллай рад поиздеваться над хозяевами.
- Кличка у него крутая. Фантомас? Фантомас… - Костя пытается что-то вспомнить.
- Фантомас, Фантомас. Знакомое имя? Помнишь, летом… - Джаллай кидает другу подсказку.
- И?
- Так это их собачка. Фантомас с матерью от неё отказались.
- Отказная, значит, собачка. Ты, случаем, не знаешь, где Фантомас живёт? – Костя подозрительно оживился.
- Как не знать. Несколько раз устраивали у них хату.
- С кем она живёт?
- Известно, с кем – с мамашей. Вдвоём они живут
- Ах, её мать…
- Ну, с Лохом.
Другой парень, который интересовался Хальджаем, ошалел совсем – что за Фантомас, Лох. Странно всё это.
- Момоем дурно, скажи, - угорает Джаллай.
У парня глаза на лоб полезли. На каком они языке говорят? Хальджай – это другая планета, параллельная вселенная? Или до того упились, что на каком-то неизвестном птичьем лясы точат. На всякий случай, отошёл в сторону, от греха подальше.  
В это самое время сам Момой прятался среди каких-то ящиков в коридоре деревянного дома. Сделал себе нору, нашёл объедки – жить можно. Он от жизни ничего хорошего не ждал, всё видел в чёрном свете. Вот и получил своё. Тут ему не Хальджай, где мясо тоннами можно жрать. Только о мясе нельзя и думать, а то совсем расклеится, и без того тошно. Или грызя стодневную корочку хлеба, думать, что это мясо?
Чем себя занять этой тёмной, злобной ночью? Ругнуться? Слушателей нет. И чего стал беглецом? В психушке хоть кормили. На убой. Ничего делать не надо. Помойное ведро выносить не нужно. Даже туалет и то внутри. Воды много, и всё это бесплатно. Горячая из крана льётся. Халява и в неволе халява. Хотя в воле есть свои плюсы. Он свободен: нет старушки жены, никаких обязанностей по дому, сено косить не надо, ведро выносить, чего он терпеть не может. В кои-веки он оказался в большом для него городе. Самое время начать новую жизнь. Момоя, другого Момоя в студию! Он теперь другой, более молодой, потому боевой.
В хате пьянка идёт своим ходом. Воспользовавшись сей суматохой, маленький Фантомас рыскает под столом – вдруг кто что уронил.
- Фантомас! Сюда иди! – не тут-то было.
Пёс, сама покорность, подходит к одному.
- Сидеть! – Была команда, ну, он сел.
- Стоять! – Вскочил.
- Хавай, - миска полная еды.
Не сон ли это?
- Не хавай!
Прикопались к бедной собаке, хоть стой, хоть падай. Фантомасию почти забытый мавзолей показался раем. Собакой быть особенно у нас последнее дело. Из-за тяжёлой кармы? Зато после земного пребывания все собаки отправляются рай, как и другие животные. Они же не грешат, не убивают себе подобных, не травят окружающий мир и себя самого. Тот, кто осмелился поднять на собаку руку, переродится в лучшем случае в крысу. Скорее, он будет опарышем…
Фантомасий, устав визжать, стал выть на всю округу.
- Цыц, салага! Дьяволу знак подаешь? Кто ещё тебя услышит, пожалеет? – Джаллай только «заметил» собаку.
Фантомасий ему реально подмигнул. Хотелось ему сделать это как-то угрожающе, но получилось, как всегда. Вот твари! Говорят, наступил год собаки, молятся на изображение собаки, а реальную голодом морят, всячески издеваются. Куда податься, кому отдаться? Хуже уже не будет. Только бы зиму переждать, а там – вольному воля. Чем с такими «хозяевами» мыкаться, лучше по помойкам городским лазить.
Вскоре надоело издеваться над собакой. Все свалились, кто, куда. Рождество ли, что ли – один чёрт. Есть категории людей, которые озабочены вещизмом. Кто молится деньгам, кто бутылке. Им бог не указ, а людские законы в виде УК для них филькина грамота. Если пьяным уснуть, сны будут сниться пьяные, а не пряные. Костик же провалился в яму – ни снов, ни видений. Он умеет вовремя отключать свой гениальный мозг. Мог бы и не спать, ибо это пустая трата времени. Но для тонуса сон нужен. Зачем его тратить на просмотр тупых видений, заставляя и во время сна мозг работать вхолостую. Мозг должен мыслить целенаправленно, по существу, желательно точечно. «Гений отличается от талантливого тем, что гений настолько верит в своё предназначение, что подчиняет этому предназначению всю жизнь. Вера определяет гения. Это люди, жизнь которых подчинена узкой профессиональной идее». Сказал режиссёр Иосиф Райхельгауз почти двадцать лет спустя. Он же говорит и о другом персонаже, который был в шоколаде и тогда, когда Фантомасий под