11

когда-то,

Персонаж не могла проходить мимо чужих страданий, считая их своими, считая себя обязанной прекратить их, считая...
Да много чего она считала в ночной темноте под одеялом, вместо того, чтобы спать как муж, дети и соседи.
А нужна ли была этим страдающим именно её помощь, и так ли уж сильно страдали эти существа, которые ни разу не бывали в Настоящем Нигредо?—
Врядли бы они смогли выбраться оттуда, карабкаясь по склизским стенкам совести, хватаясь руками за острые осколки здравого смысла.
С каждым сантиметром подъёма теряя в протухшей бездне сознания часть души и памяти.
Превращаясь в прозрачное нематериальное облако, руки которого уже не ранили обломки жизненной мудрости и инстинктов выживания.

Ночью в притоне водка плескась на огрызки и харкотины, покрывавшие бетонный пол, словно ковёр.
Пидорас-токсикоман истерил день и ночь, ни на секунду не закрывая своей вонючей вафлёной пасти.
Туда-сюда с топотом бегали малолетние магазинные воришки и карманники.

В середине бесконечности потерялся смысл движения куда бы то ни было, и я, то есть Персонаж, разжала пальцы и рухнула вниз на самое дно.
...в свободном падении у, ставшей почти невидимой, абстрактной фигуры выросли крылья, чтобы выпорхнуть оттуда нахрен.—
Выпорхнуть из кошмарного сна в обычную человеческую жизнь, которая до сих пор кажется галлюцинацией, уставшего от предсмертной тоски, мозга.

В Нигредо медленно, одно за другим исчезали мои желания и потребности.—
Много дней проходило без пищи, иногда — без воды, в непрерывной круглосуточной дрёме с открытыми глазами, которая заменила, всем привычный, сон.

Поначалу постоянно хотелось курить, но и это вскоре прошло.—
Просто забылось в пустоте и апатии, которыми медленно заполнялось сознание.—
Будушее и настоящее стали единым целым, а прошлое осталось на дне колодца и с каждым рывком тела вверх становилось всё дальше, пока не стало неразличимым и не исчезло.—
Лишь изредка с писком мелькали рядом со мной летучие мыши — давно забытые мысли.

Осталась только прямая зависимось от самой жизни: я живу только пока живу.—
Так возникло понимание того, что я и есть жизнь, но цена этому — прОклятые тысячелетия, которые незаметно проносились мимо меня, пока мой разум дремал, порождая странные видения.

Я не могла проходить мимо чужих страданий, считая их своими, считая себя обязанной прекратить их, считая...
Да много чего я считала в ночной темноте под одеялом, вместо того, чтобы спать как муж, дети и соседи.
А нужна ли была этим страдающим именно моя помощь, и так ли уж сильно страдали эти существа, которые ни разу не бывали в Настоящем Нигредо?—
Врядли бы они смогли выбраться оттуда, карабкаясь по склизским стенкам совести, хватаясь руками за острые осколки здравого смысла.
С каждым сантиметром подъёма теряя в протухшей бездне сознания часть души и памяти.
Превращаясь в прозрачное нематериальное облако, руки которого уже не ранили обломки жизненной мудрости и инстинктов выживания.

Всё изменилось в тот момент бесконечности, когда мне стало насрать на всю Вселенную.—

Мне надоело то, что все от меня чего-то ждали, вместо того, чтобы самим это сделать.—
Всё и без меня идёт так, как идёт, туда, куда идёт, и это уже никому не остановить.—
Вселенная расширится до своих пределов и вновь сожмётся в одну точку, в один мнимый кварк — конец сольётся с началом, и можно будет сказать, что ничего и не было.
Только некому уже будет это сказать.

Поэтому я спрятала в мешковатый свитер крылья, завернула лазерный меч в старую тряпку и обмотала скотчем.
Потом вышла замуж и начала рожать детей.—

Пусть каждый также займётся своим делом!—
Мы все — обречены, наши годы — давно сосчитаны.—
Пора сгинуть в безвестности и просто жить не превращая в подвиг каждый жест и в творение — каждое слово.