Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется…
Ф.Тютчев
Израиль – крепкая семья, в которой каждый друг о друге все знает. Редкий человек читает в автобусе, разве что объединяющую всех нас Тору. Есть люди, которые, отгородившись от живого иврита, слушают его на кассете в наушниках. Но это лишь некоторые. Нормальному же человеку неприлично не отвечать на реплики того, кто неожиданно начал с тобою говорить. И ты – в соответствии с правилами хорошего тона и советской ментальности – должен слушать и участвовать в разговоре. Без мудрого участия – нет разговора по душам. Я всегда сажусь на передние места. Не потому что люблю сидеть впереди, а потому что устаю от разговоров, но все завсегдатаи восьмерки в курсе, что меня укачивает. Приветливо кивая, автобусные знакомые проходят дальше, плюхаются на другие сидения и тут же начинают откровенничать с соседями по месту. Что-то долетает до меня, что-то не всегда... Но могу сказать точно, что обсуждаемые темы не отличаются новизною: об отцах и детях, взявших на радостях две благословенные квартирные ссуды под одну квартиру, переставая быть отцами и детьми. Наши ветреные цветы жизни никогда не слетают с языка. А уж когда наши самые талантливые остаются аттестатов зрелости, становятся еще драгоценнее для нас. Все русскоязычные в один голос говорят о преимуществах благородного дела ухода за пожилы-ми, над другими видами работы, потому что это единственный вид труда, который не упустишь из рук за тот же минимум оплаты... Коллеги обмениваются адресами выгодных частных уборок у израильтян, американцев и сионистов из бывшего Советского Союза. Последние вообще никогда сами не убираются, живут, как в танке, потому что они приехали сюда, как настоящие сионисты тридцать, а то и более лет назад. А те, кто приезжают сейчас, – уже не сионисты, а репатрианты. Вот они-то должны внести свой вклад в дело сионизма физически, на своем горбу, честно отработав у них, сионистов, дома. Так доходчиво ни в одном университете не расскажут. Главное в семье – общение и взаимопонимание, иначе – семья развалится…
Было у меня дело в банке: снизить процент на регулярно подрывающую домашний бюджет банков-скую ссуду. Одна мысль о том, что после пяти лет надрыва за свою «полуторную дыру» платить еще двадцать лет, приводила в смятение. Это вам не хрущоба, которая давалась бесплатно, а квартира в Иерусалиме – за свои кровные. Здесь цитадели банков, как Спасы на крови… Ради справедливости все-таки не могу не признать, что служащие банков – настоящие виртуозы своего дела. Как в школе жизни, они все делают правильно и законно, включая психо-логические уловки, по сути являющиеся плутовством. Только поймать плута за руку даже боязно – и припудрят и подстригут – не успеешь ахнуть, особен-но если ты сам не специалист в этой сфере. Поначалу меня искренне убеждали, что вносить мои жалкие гроши от продажи российской квартиры в счет пога-шения драконовской ссуды и уменьшать срок ее выплаты мне совершенно невыгодно. Когда же я настояла на своем, процесс с фырчанием пошел.
В течение двух месяцев по два раза в неделю я честно приходила к открытию банка, но почему-то
все время оказывалась на задворках очереди, хотя и брала номерок одной из первых. Каждый раз меня неизменно принимали одной из последних. Ожида-ние составляло порядка трех-четырех часов. Естес-твенно, всегда кто-нибудь подсаживался с разгово-ром. Модель автобуса универсальна! В очереди было тягостно, несмотря на охлажденную воду, предлагаемую полумертвым от напряжения клиентам. Выйти из банка и просто пройтись по магазинам тоже было невозможно, поскольку жара за сорок убивала всякое удовольствие от возможной прогулки. Каждый раз предположение, что сегодняшний поход в банк может оказаться решающим, вселяло некоторый оптимизм.
Однажды ко мне подсела симпатичная женщина лет тридцати пяти. Высокая, с каштановыми волосами, кареглазая, и невооруженным глазом вид-но – новоиспеченная олимка, то есть репатриантка.
- Вы еще долго будете в очереди? – спросила она утвердительно, зная ответ.
- Да уж… – по-воробьяниновски согласилась я.
- Мне очень нужно с Вами поговорить, только честно и откровенно, – взволнованно заговорила она. – Все вокруг врут. Я не знаю, кому доверять, совсем запу-талась. Страна паршивая, люди без совести, только и ждут, как бы у тебя отнять последнее. Был у меня долг одному человеку. Так вот, теперь по решению суда весь этот долг снимают с моего счета, а сама я никак не могу им распоряжаться. И деньги входят, и взять их не могу. Разве такое возможно где-нибудь?
- В чем – в чем, а в этом Вы совсем не одиноки! – участливо сказала я, мысленно припоминая примеры из жизни милых сердцу людей. Мой ответ вдохновил собеседницу. Она предложила выйти из банка и продолжить обсуждение наболевшей ей темы. Я отказалась, сославшись на подлую жару.
- Тогда, может быть, в фойе? – съежившись, с отчаянием взмолилась она.
Я согласилась, неожиданно забыв о давно приобретенном опыте таких разговоров в автобусах и других очередях, об истинных причинах того, почему сажусь на передние сидения. Быть «просто слушателем» несложно. Иначе – если ты пытаешься внутренне пережить боль собеседника. В холле мы остались с нею почти наедине. И женщина с жаром, почти скороговоркой начала говорить:
- Я вижу Вас в банке не в первый раз. Я чув-ствую, что Вы человек порядочный, не юлите с номерками, честно отсиживаете очередь, поэтому я решила Вам довериться. Понимаете, я хочу купить квартиру! Я очень хочу купить квартиру, только не знаю, как это сделать без первого взноса! И Вы должны мне в этом помочь!
Я обреченно подумала:
- Ну вот, сейчас в долг будет просить или гарантом выступить. Однако ничего подобного не произошло. Собеседница была взволнована. Заговорила громко, уверенно, с ощущением собственной правоты и очень возбужденно.
- Понимаете, все говорят, что в русских газетах якобы уже писали о том, как это сделать, а израильтяне… они и сами знают.
У меня чуть-чуть отлегло от сердца: похоже, денег просить не будет, а совет – что ж, с нашим превеликим удовольствием. Я ответила:
- Лично я об этом нигде не читала. Во всех прос-пектах, что лежат в банке, написано, что взнос обя-зателен и должен составить не менее десяти процентов. Если маклеры неофициально договорятся с оценщиком из банка – о завышенной оценке квартиры, тогда, может быть. Но чтобы устроить все это законно, мне не приходилось слышать.
- Что же тогда делать? Понимаете, я хочу купить квартиру, но у меня нет денег на вступительный взнос!
Было невероятно жаль эту красивую с вьющимися ниже плеч волосами женщину, одержи-мую общей репатриантской идеей покупки собствен-ного жилья. Я вспоминала себя и безумное желание затянуть на собственной шее петлю узаконенных подарков, благ машканты и банковской ссуды, когда в проигрыше остается только человек – строящий и любящий эту страну, отдающий своих детей ее защищать… Я расчувствовалась и неожиданно для себя сказала именно то, о чем думаю:
- Вы не знаете, что Вам делать? Не покупать! Не покупать никакой квартиры, пока Вы не можете распоряжаться собственным счетом, пока Вы расплачиваетесь с долгом, пока у Вас нет денег на вступительный взнос, пока Вы не знаете, чем будете жить дальше! Не покупать никакой квартиры!
Женщина словно осеклась, на ресницы навернулись крупные слезы, в вишнево-коричневых глазах появились боль и отчаяние:
- У Вас холодное сердце, – отчетливо проговорила она и взглянула на меня так, будто это я только что отняла у нее уже купленную и выплаченную банку квартиру. Пошатываясь, женщина поднялась с дивана и вышла из банка.
В помещении банка было прохладно, и продвижение очереди казалось замороженным. Нео-жиданно для себя я вдруг решила в сорокоградусную жару прогуляться по Яффо. Согреть свое холодное сердце?
Израиль – крепкая семья, в которой каждый друг о друге знает все...
Август 2005
|
