Рассказ. Невеста.

Мистика
Невеста
Как выйти из комнаты, Мишель не знала. Пробовала открыть дверь,  не смогла.
Жизнь ушла. Последнее, что запечатлелось в голове: кусок жирной колбасы в грязной руке.
Комната была «живая». То расширялась. То сжималась. Когда комната уменьшалась, в  тесной комнате оставалась лишь печь.  
В большом пространстве появлялся стол и стулья. Тогда приходили они. Гости. Угрюмые. Суровые. Всегда в черном.
Рассказывали, что происходит  за дверью. За дверью был солнечный свет.  Свет сохранялся до наступления шести часов вечера. Тик-так. Гости боялись темноты. В темноте кто-то жил. А кто, ничего не разглядишь.
В закрытом пространстве комнаты гости шептали: «За дверью мы можем перемещаться». «За дверью сохранилась архитектура. Её не нужно создавать заново».
Говорили медленно. Смотрели пристально. Не моргали. Даже, когда были встревожены.
Мишель моргала. На её веках сохранились ресницы.
У незнакомцев ресниц не было.
«Где ресницы?» Как-то спросила Мишель.
«Свет такой сильный, что нам заменили глаза. Мишель, тебе нужно выйти из комнаты».
«Нет». Мишель отвечала одинаково.
Отказ чрезвычайно расстраивал гостей.
Мишель привыкла быть в комнате. В комнате был пол. В комнате были плотные шторы. Мишель не выглядывала из-за плотных штор. Не раздвигала их. Не смотрела в щелочку, когда в дом проникал дневной свет.
Мишель прильнула к печке. Тепло разлилось по телу.
«Прямо сейчас выходи!»
Мишель смотрела на гостя. Он был какой-то разрушенный. Практически мертвый. Весь холодный. От него исходил голубой дым.
«Вот ты в комнате и мне плохо. Всё из-за тебя».  Гость показал руки. Его руки дрожали.
Тремор рук бывает у немощных стариков. Мужчина не выглядел старым.
Темные волосы без проседи. Лицо без морщин.  Крепкий торс.
Черный сюртук ладно сидел на нём.
«Почему вы всегда в черном?»
Мишель переодевалась каждое утро. У Мишель было много одежды. Как вещи попадали в дом, Мишель не знала. Более того, Мишель не могла контролировать их появление. Только Мишель отворачивалась, аккуратно отглаженные вещи появлялись на широком подоконнике окна. Рассортированные по предназначению, были собраны в стопочки.
Ситуация была сложная. Мишель оказалась в замкнутом пространстве. Будущее было в тумане. Мишель бы разобраться в своих чувствах и принять верное решение: что делать дальше.
Откуда берутся вещи, об этом Мишель подумает, но позже. Знания о проникновении вещей в дом, не обогатят её понимание мира.
Практический опыт свелся к минимуму.  Кругозор сузился.
Воспоминания: школьная пора, расписание уроков, домашние задания. Мишель старалась расставить всё по местам.
Мишель была слишком молода. Было ли ещё что-то, кроме детства? С какими трудностями столкнулась в жизни? Страсти? Тяжелые обстоятельства? Мишель не помнила.
Мишель умерла в девятнадцать? Пожить не успела, богатств не скопила, успеха не добилась.
«Мы в черном, потому что похороны».  Ответил Главный.  «Всегда похороны. Наша работа: присутствовать на них. На погребении положено быть в черном. Таков обычай. Других санитарных требований нет. Вечерами носи, что хочешь».
«Похороны – это конец?» Мишель не была романтически настроенной.
«Похороны – это начало. Желание что-то сделать. Возможность выйти за предел».
Главный,  подчёркивая свой статус, всегда много говорил и указывал всем, что нужно делать. Подчиненные, занимающие более низкое положение,  прислушивались к его требованиям.  
- У тебя осталось семь дней. – С недовольным выражением лица главный на что-то намекнул.  – Соберись и открой эту чертову дверь! Ты нам нужна. Мы сами не управляемся Мы остались без художника.
Мишель разозлилась. Стала раздражительной.
-   Я тут сама по себе. Я вас не знаю. Вы – порождение моей психики.
Главный фыркнул и исчез. С ним пропали и его сообщники. После гостей в комнате задержалось легкое мерцание. Вскоре померкло и оно.
Следующий день начался с рассвета. Обыденное утро. Мишель умылась. Таз с чистой водой всегда стоял у плиты. Приготовила завтрак. Свежие яйца появлялись в корзине ровно в восемь. Вспомнила кошку. Дворовая кошка часто норовила перейти Мишель дорогу. Иногда они здоровались.
- Мяу. – Говорила кошка.
- Привет. – Отвечала Мишель.
Если бы кошка хотела, Мишель забрала бы её к себе. Вдвоём веселей. Но кошка не желала. Кошка была зрелой личностью. Только Мишель протягивала к ней руки, чтобы погладить её, кошка отскакивала. Между ними возникало расстояние. Издалека кошка смотрела укоризненно. «Оставь меня в покое». Говорили её глаза.  Мишель «считывала» кошачью информацию по кошачьим глазам. У кошки были жёлтые глаза.
Иногда Мишель подкармливала бродягу. Та ела нехотя. Словно делала одолжение. Скорее всего, кошку с желтыми глазами кормил ещё кто-то.
Приятные воспоминания из самых ярких дней прошлого возникали внезапно. Кошка – лучшее, что было?
Мысленно погладив бездомную кошку, Мишель достала холст.
За работой время бежало быстро. Мишель изобразила море и чаек. Белые чайки парили над черной бездной. Чайки получились, как живые. Вот-вот птицы покинут полотно и усядутся на подрамник.
Ближе к вечеру в комнате возник субъект. Подол длинного платья коснулся деревянного пола.
Объект без гендерного определения, зашуршал подолом платья.
«Мужчина? Женщина?» Неясные характеристики анатомического различия ввели Мишель в смущение.
В сумерках блеснуло кольцо.
«Твоё». Сказал субъект. «Ты потеряла, когда бежала».
Кольцо – важная деталь. Мишель отвернулась. Зевнула. Мгновенно провалилась в сон. Спряталась, чтобы не создавать целостность картины происходящего.
Сны. Они помогали Мишель быть. Сны были позитивными.
На Мишель было её любимое красное платье. Ветер буйствовал. Ветер подчеркивал изгибы её фигуры.
Красивое платье, намекающее на социальную роль, в жизни были и лучшие времена, Мишель не всегда нищенствовала, раздулось парусом и понесло Мишель навстречу мужчине.
Мишель была счастлива.  Пейзажи вокруг были свежие. Трава пахла красками.
«Вставай! Мишель, проснись». В ухо орали.  «Нужно вырваться на свободу».
В тесной комнате собралась толпа.  
- Мишель, у тебя всего одна попытка обрести бессмертие. – Строго произнес Главный.  -  Мы поможем открыть дверь. – Главный взглянул на Мишель по-отечески.
Мишель нехотя сползла с печки.
-  Ай – да! Навалились! Все вместе! – Приказал Главный подчиненным. Те изо всех сил придавили на дверь.
 ***
Мишель вышла из комнаты. И … ослепла.
- Помогите… - Прохрипела Мишель.
- Ничего страшного. – Сказал Главный. - Тебе нужны новые глаза.
Ей дали новые глаза. Ресниц не было. Вначале без ресниц  было непривычно.
- Кто я?
Мишель парила над облаками. Облака быстро собрались в тучку. Пошел дождь.
- Я –  дождь? Мелкая капля? Мокрая трава?
- Возвращайся! – Потребовал голос. – Скоро похороны.
- Мои?
- Свои ты пропустила.
- Зачем мне чужие похороны?
Мишель вручили черную одежду.
Не то чтобы очень торжественно. Под заглушенный звук барабанных палочек. Под оглушительное звучание египетской трубы.
И все же. Собрались. Приосанились. Взяли в круг. Застучали каблуками башмаков. Всё вышло оригинально.
Новое платье было к лицу. Белое лицо. Черное платье. И туфли не жали. Туфли на каблуках. Крепких каблуках.
В них можно было и грязь месить. Если что. Грязи не было. На кладбище оказалось сухо и пыльно.
У открытого гроба столпились люди. Живые. С румянцем на щеках. Люди издавали разные звуки. Сморкались. Кряхтели. Многие из присутствующих были в преклонном возрасте.
- А кто там? – шепотом спросила Мишель у соседа.
Сосед пожал плечами, но произнес:  
- Уважаемый. Почитаемый. Пышные похороны. Дорогой гроб.
Так Мишель поняла, что ее новый знакомы  понятия не имеет – «кто там».
- Тайна. – Потянул сосед. – Всегда интересно, кто внутри.
Сосед выглядел странно. И вел себя не по-соседски.
Наступил Мишель на ногу. Пощипал ее за локоть. Пихнул в бок. Дернул за волосы.
Сосед хотел знать, чувствует ли Мишель боль.
Мишель ничего не ощущала. Легочные приступы остались в прошлом.
В толпе живых зашевелились. Заколотили гроб. Опустили на дно ямы.
Самый отчаянный бросил в яму ком сухой земли. Брезгливо обтер руку. Украдкой смахнул набежавшую слезу. Спрятался за вдову.
Вдова всхлипнула. Облокотилась на молодого человека. Тот поправил усы. Улыбнулся. Бросил многозначительный взгляд на вдову. Вдова хоть и была суха, но не бедна.
Вот и открылась тайна.
Покойник: старик. Покойник улепетывал.
- Стой. – Кричали ему в  спину сослуживцы Мишель.
- Мне  домой надо. -  Старик не обернулся. Старик припустил так, что только пятки сверкали. В новом костюме с разрезом на спине он бежал быстро и преображался на глазах.
- Новенький! Остановись! - требовала толпа сослуживцев Мишель.
Как Мишель оказалась среди них?  
В центре толпы.
В гуще событий.
Мишель быстро передалось общее настроение толпы.
«Поймать и обезвредить». Приказал Главный. Его голос был высокий. Захватил большое пространство.
Толпа стала угрозой для отдельного объекта. Покойник спасался бегством.
Вдруг Мишель вспомнила, как в панике удирала. От них?
Улепетывая, Мишель не планировала оказаться в доме с одной комнаткой. Дом появился внезапно. Мишель спряталась в доме. События стерлись.
Что произошло, если бы Мишель не открыла дверь, а осталась в комнате?..
Вдруг комната – это начало теплого мира. В комнате сформировалась бы новая личность.
Какая жалость, что Мишель так внушаема. Легко поддавалась влиянию. В её голову внедрили идею: выйти из комнаты. И она подчинилась.
Мишель расплакалась.
«Что ты! Не плачь.» Ветер был рядом. И больше никого. Ни одного человека. Ни живого. Ни мертвого.
«Полетаем?» Дружелюбно взвыл ветер.
Она могла быть с ветром. Она могла быть ветром.
  ***
Похороны. Похороны. Упреки. Претензии. К покойникам!
Живые были уязвимы. Живых раздирали обиды. Им нужна была поддержка. Живых нужно было успокоить.
Группа по зачистке занималась новопреставленными.
Трудная работа. Целый день на ногах.
Непривычная деятельность, сопряженная с негативными эмоциями, изматывала Мишель.  Ей не нравилась работа.
До того, как Мишель покрылась морщинами и умерла от старости, она писала картины масляными красками.
Пейзажи. Лица. Жизнь. Смерть.
Незнакомые люди. Вымышленные герои с душевными муками. Мишель создавала удивительные полотна.
Лучше всего у Мишель получались странные картины. Ненастоящие люди, одетые в красный бархат, проходя через дверь, попадали туда, где источником света был Бог.
Другие художники писали то, что видели, а она с помощью красок раскрывала иной непостижимый мир.
Ее картины считали ценными на рынке. Были популярными даже среди художников. Все хвалили её за насыщенные яркие цвета.
Потом. Пребывая в безумии, потеряв способность оценивать свои мысли, она стала рисовать его руки и маки.
В клинике Мишель просила, чтобы ей вернули краски, кисти. Разрешили пользоваться карандашами.
Доктор был молодой и строгий. Доктор не верил в успех творческой терапии.
Мишель стала писать кровью.
Просроченную и неиспользованную донорскую кровь переливали в специальные банки. Вскрыть пластиковую емкость не составляло труда.
Белая стена. Красные маки.
- Маки? - удивился доктор.
- Мои любимые цветы. –