ЗЛОСЛОВИЕ И СПЛЕТНИ НЕ НАКАЗУЕМЫ ГОСПОДА ПОТОМКИ...ПОКУДА...

... Помещица Людмила Владимировна Хитрова (в девичестве Смирнова), миловидная, на удивление хорошо сохранившая свою девичью красоту пятидесятилетняя дама, и её супруг, отставной полковник Фёдор Никанорович Хитров, моложавый, но ещё ДОВОЛЬНО крепкий и могучего сложения ветеран многочисленных сражений, с большими трудностями добирались в Ростов Великий. Хотя оттуда, они уже на завтра планировали добраться в усадьбу князей Щепиных-Ростовский, куда были приглашены их друзьями, но из-за заснеженной дороги, остерегаясь в пути заносов, они на два дня остались в доме у градоначальника города Ростова Великого, чтобы переждать непогоду. Но через двое суток, уже сидели на крытой верхом бричке и лихо мчались до княжеского поместья, через ноябрьские снега  Борисоглебского уезда. Они ехали из только-только ими осмотренной третьего дня с целью покупки, небольшой уездной древней деревни, что "взростала" когда-то в близи большого села Давыдково, а пред тем, ещё летом 1849 года,они договорились о покупке ещё и деревни Курякино, что прилегает к рыбной реке Крекша, находящаяся в великолепном сосновом бору, именно это и решило их на такое приобретение жилья. Все эти довольно приятные, но такие хлопотные дела семьи Хитровых, были ими определены довольно случайно, по совету их домашнего доктора, который им советовал чистый воздух и тишину, которые нужны были для излечения слабых с детства лёгких, супруге отставного полковника Хитрова. Людмила Владимировна болела давно, ещё с молодости и поэтому больше жила в сельской местности, а не в своём добротном двухэтажном каменном  доме в Ярославле, купленного ими по случаю в 1836 году у разорившегося купца Николая Хоханова, родного дяди, сына его младшей сестры, Андрея Евтушенко в прошлом фельдъегеря на государевой службе. Как пред тем удалось им узнать, тот в свою очередь приобрёл себе хоромы у столичного купца А.Г.Глебова (1790-1792). По совету их друга, моложавого барона Модеста Андреевича Корф (1848г. 48 лет) кавалера ордена Святого Андрея, по случаю бывшего того в гостях у купца.

Вот и "мотался" Фёдор Никанорович Хитров, по губерниям в поисках хорошего и выгодного для их  семейного бюджета жилья и хорошего хозяйства. Поделившись заботами с княгиней и по случаю обеспечены её советами, княгини Ольги Мироновны Щепин-Ростовской,они и решились прикупить в селе и деревни ярославского уезда, а к ним и мастерские по ленному производству и нарождающейся моде на сыры в столице и Москве. Поэтому и их путь, после всех просмотров предполагаемых приобретений и лежал к вотчине их хорошей знакомой княгини. Чтобы добраться до села Иваньково, им пришлось потратить не два, как они предполагали в начале, а почти целых три дня, по причине выпавших на днях снегов, вынужденного желания не спешить с решением покупки и их отдыха в Ростове, да и "смотрины" уезда увлекли их.

Сами же помещики Хитровы, довольно редко покидали свои родные владения,если только по приглашению друзей и посещения столицы. Ныне только прикуп новых земель, и всё ради своих подросших детей и больной супруги, вынудил их выехать на просторы волости, им показалось что нынешняя поездка позволит развеяться от уныния дома,и нынешние хлопоты были для них развлечением от скуки.

Встреча в княжеской усадьбе села Иванково( Иваньково) произошла радостной и многообещающей к отдыху после дальнего пути. Светские дамы, словно родные близкие подруги, сразу сели в кабинете помещика поговорить о столичных модах и так необходимой им любимой темы сплетен в Обществе. А мужчины, стараясь более приобщиться к домашней обстановке, как и многие из гостей занялись игрой в карты. Но уже к вечерней службе, в усадьбу подъехали новые гости на двух каретах, скорее и более похожих на исторические кибитки, из-за своей "древней" простоты и огромных "шапок" снега на их крышах и кивере форейтора. Гости, ныне приглашённые княгиней в усадьбу на праздник католического Рождества семьи римско-католического вероисповедания, как-то местной помещицы матушки Марии Потаповны Максимовой и отцом Потапом Фердинандовичем. При том с ними их хорошие знакомые, семья служилого отставного коллежского советника, Марецкого Иосифа Петровича многие лета служившим ветеринарным врачом при гусарском полку, и Варвары Алексеевной Нерлих, шестидесятилетней, строгого вида дамы из ростовского общества купцов, связанных, если нам память не изменяет, кажется с продажей муки, и поставками хлебов в столицу и град Москва. После всеобщего знакомства и представлении друг-другу, гости вскоре разделились на две компании мужчин и дам. Одни остались в кабинете, куда им по распоряжению хозяйки принесли лёгкое французское вино и виноград с яблоками, а дамы прошли в гостинную, показавшейся всем гостям, особо уютной и тёплой после жуткой дикой красоты морозной сельской дороги. Как обычно бывает в обществе мужчин, все вскоре стали говорить о политике, о французской революции, Наполеоне, о уже поднадоевших всем в столице политических ссыльных, декабристах, поляках и о самой имперской власти. Более всего их возмущали последние новости из северной столицы о поведении императора на одном из балов.

" У КАЖДОЙ СУКИ, ДОЛЖНО БЫТЬ СВОЯ КОНУРА... А НАРОД...? А ЧТО НАРОД, МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ЕГО  ЧУВСТВА И ЖЕЛАНИЯ. У ЭТОГО НАРОДА, ВСЯ ДУША ГОСПОДА В ИЗГИБЕ. ОН НИКОГДА НЕ ЗНАЕТ ЧТО ЕМУ НАДОБНО, СВОБОДА ИЛИ ПОЖРАТЬ ОТ ПУЗА И НАБИТЬ САМОГОНОМ БРЮХО. ГРЕХОПАДЕНИЕ НЕ ВО ВЛАСТИ, А В НИХ ГОСПОДА..."

Дамы же, против столичного обыкновения вели себя скромно, и приветливо обсуждали моду, свои наряды и слухи о намечавшихся браках и разводах среди дворянского Общества и больше всего о фаворитках стареющего императора. Господ интересовало положение молодёжи в современном обществ и войны. Помещик Потап Фердинандович, раскуривая трубку воспринял нынешнюю молодёжь, как падшую в грехи всё того же европейского разврата и политической болтовни. Он категорично заявил, напомнив о том, как наставлял своих сыновей пред смертью измождённый в трудах и сражениях Великий Киевский Князь Владимир Всеволодович, это описывал мне отец- любитель историк:

"...Имейте любовь между собою сыны. Изяслав, Святослав, Всеволод, Глеб, Борис и все мои много численные дети. Князь, устало смотрел на каждого из сыновей, смотрел и плакал, ибо он понимал, слишком они разные и резкие при принятии решений. Окрепнувший вдруг его голос, провозгласил жёстко и твёрдо, призывая их всех к повиновению и присяге - Вы все братья одного отца и одной матушки! Оберегайте то, что создано мною и предками Вашими... Берегите свой народ и дружину, как самого себя, ибо только они помогут вам и детям Вашим. Только дружина и ратоборцы наши способны отразить врагов наших, не прижимайте купцов и делите братину поровну и справедливо, и воздастся Вам по разуму и делам Вашим. Не допускайте лихого кровосмешения и естества жён других. Не пейте хмельного и не пускайтесь в пороки дети мои..."

Здесь Владимир закрыл глаза и затих. С тех древних пор и поучаем мы детей наших господа этому призванию и клятве. Иосиф Петрович Марецкий, располневший от благой пищи и своего возраста, господин помещик, нехотя и слегка ему возражал стараясь вспомнить историю российскую, но согласился, что надобно что-то предпринимать,иначе потеряем всё и начнутся события подобные во Франции. А ныне правители такие, что плакать уместно. Горестно. Стараясь, но не без усилия, блеснуть знаниями тех событий, Марецкий выдохнул из себя тираду, злобно тихо и про себя:

- Не смейте творить распри дети мои! Рюрик Великий заставит Вас жить по совести". Иосиф Петрович тяжко вздохнул словно после тяжёлого трудового дня, утирая платком так некстати вспотевший лоб, потом обведя взглядом присутствующих, он, увидев что всё-таки "задел" их сердца своим словом, с воодушевлением и жарко продолжил:

- Нет господа! Не в этом дело, не в воспитании сыновей и дочерей наших. Суть боли России, в том, что сама вера православная, ох, прости меня господи, принята была чрез измену древней Веры наших предков, то есть, как ныне говорят, "Русской Веры". Герб наш, конечно принят во благо. И тот двуглавый русский Сокол, как наш символ оберега и удачи княжеской рати, да и простого мужика и его семьи, который был вбит над дверьми в домах, был связью людской, всемогущей природы и человека, а не некой абстрактной птицей пожирающую плоть врагов. А ведь царь своею волею поменял сей символ на Орла, всемогущего орла европейского, и что, всё только ради того, чтобы походить на эту самую ненавидящую нас Европу? Потом, некие наши господа историки, любители клубнички и рабы власти, припишут все эти "нововведения" необходимостью привязки к истокам общей цивилизации человечества. Это конечно чушь, но так прочно закреплённая для потомков законами и страхом инакомыслия, что уже не вырубишь сего и топором господа. Полковник Фёдор Никанорович Хитров, своим басом прервал спор неприличный между господами, заявив, что революции происходят там, где нет власти, там, где дамы правят Отечеством. Нас господа, нашу Гвардию, никто не любит, никто кроме народа! Казаки это особо чувствуют и это понятно, они всегда на штыках лихой атаки. Бывало на бивуаке, после сражений затягивают свои песни, особо любят песню есаула Щепка:
Любо братцы любо

И так это прекрасно молитвенно тягуче для души казака, да и для нас, что истинно веришь в судьбы ратоборцев-воинов. Русских, кованых в бронь христианства-православия воинов, это как багрь стягов знамён в ночи пред лихим  сражением. Марецкий с усмешкой посмотрел на говорившего Хитрова, и брякнул с хода: