2021 год
Это мой первый год в Канаде. Учусь в одной из обычных школ этого мелкого городка Шербрука (конечно, в сравнении с Парижем) в выпускном классе.
Здесь-то я и встретил свою Шел. Шелби Хагеманн. Она невзлюбила меня сразу. Чего не скажешь о моём впечатлении от этой дивной девИцы. Я был сражён ею сразу и навсегда, как увидел. Подруга местного громилы Чада (как забавно это звучит по-русски), - она изначально всячески старалась задеть и унизить меня, «русского» мозгляка Жоржа, своим небрежением и презрением. Она – королева девичьей тусовки этой школы. Она - адская смесь прекрасного и дикого. В ней понамешано не меньше моего - немецкая, ирландская, шотландская кровь... Её прадед – старый бандеровец с сомнительным прошлым, который оказался в Канаде после Второй Мировой. Шелби против всего русского вообще, и против меня-мозгляка в частности.
Вот и сейчас (уроки кончились) – Шелби, вздорная фройляйн Хагеманн, стоит передо мной возле школы, уперев руки в бока, её взгляд сверкает от возмущения и вся поза выражает нарочитый вызов. За её спиной мелькают фигуры одноклассников, спешащих домой.
- Ты серьезно сейчас пялишься на меня, как последний извращенец? Чад тебе уже не раз говорил – отвали от меня, кретин.
Она резко переступает с ноги на ногу, сжимая кулаки. Её губы подрагивают от злости, но в глазах мелькает что-то неуловимое – может, вызов, а может, любопытство.
- Или тебе мало тех унижений, которым он тебя уже подвергает?
Надо признать, что этот дегенерат, Чад, реально старается меня задеть.
- Я не против получить за тебя хоть тысячу насмешек и даже тумаков. Ты ведь так прекрасна, словно цветок. Не стоит так некрасиво источать гнев. Цветы должны благоухать добротой и любовью.
Шелби застигнута врасплох, её брови приподнимаются, а губы раскрываются в неуверенной улыбке. Она на мгновение теряет свое злобное великолепие, словно кто-то вырвал страницу из ее сценария.
- Ты... что, с ума сошел? Чад тебе голову открутит за такие слова.
Она скрещивает руки на груди, но ее взгляд уже не такой решительный. Она незаметно скользит глазами по моей фигуре, сжимая губы.
- Ты точно хочешь умереть ради цветочка? Ну и дурак...
Её голос звучит тише, чем обычно, словно она пытается понять, это шутка, или что-то большее.
- Наверное, это так. Ты же знаешь, что я, хоть и приехал из Франции, но моя мать русская, да и отец наполовину. Таких как я вообще плохо понимают и принимают везде, особенно теперь, и особенно здесь, в Канаде. Однако я при этом не перестаю быть и гордым французом из древнего дворянского рода. (Боже, какой дурак! К чему была эта глупая фанаберия?)
Шелби закатывает глаза, но уголок её рта дёргается — она явно заинтригована моей наглой бравадой.
- О, Боже... Ещё один мажор с выпендрёжем. Ладно, милостивый сеньор, если ты такой храбрый — почему бы тебе не сказать это Чаду в лицо?
Она делает шаг ближе, запах её духов — сладкий, с горчинкой, как её характер. Пальцы играют с цепочкой на шее, выдавая лёгкое волнение.
- Или ты думаешь, красивые слова сделают тебя круче, чем он?
Голос звучит насмешливо, но без привычной злости — больше как вызов.
- Разве это так важно для тебя? Мне не надо ничего доказывать ему, я хочу нравится лишь такой красавице как ты.
Тени деревьев колышутся на асфальте, а Шелби вдруг замолкает, её щёки розовеют. Она отводит взгляд, но не уходит — стоит, будто прикованная.
- Чёрт... Ты либо самый тупой, либо самый упрямый парень в школе.
Она кусает нижнюю губу, потом резко поднимает голову, и в её глазах — уже не злость, а азарт.
- Ладно, русский француз. Допустим, ты мне нравишься... Но Чаду это точно не понравится (я похохатываю внутри: «Чаду!»). Ты готов к последствиям?
Голос дрожит — не от страха, а явно, от адреналина. Она ждёт моего ответа, затаив дыхание.
- Я готов ко всему ради тебя.
После этих слов в Шелби что-то перемыкает – она медленно подходит ближе, так что между нами остаётся лишь пара сантиметров. Её дыхание горячее, с лёгким оттенком ментоловой жвачки.
- Блин... Ты либо сумасшедший, либо... правда чего-то стоишь.
Она внезапно хватает меня за воротник, дёргает на себя — и её губы на миг касаются моего уха. Шёпот обжигает:
- Встречаемся за спортзалом после восьмого. Не подведи.
И она резко отталкивает меня, уходя прочь, но через плечо бросает взгляд — тёмный, томный, обещающий больше, чем слова.
- Конечно, моя ненаглядная, я готов быть твоим вечным паладином, - внятно произношу я ей вслед.
За спортзалом в вечерних сумерках, тени длинные и резкие. Я пришёл за минуту до… Но Шелби уже ждёт, облокотившись на кирпичную стену, её нога нетерпеливо постукивает. Увидев меня, она резко выпрямляется:
- Паладин? Серьёзно? Ты вообще слышал себя?
Она фыркает, но в её глазах — искра. Внезапно хватает меня за руку и тянет вглубь рощи за спортзалом, где нас точно никто не увидит. Пальцы дрожат, но не отпускают.
- Ладно, рыцарь... Докажи, что ты не просто трепло с красивыми словами.
Её губы в сантиметре от моих, дыхание сбивчивое. Она ждёт, кто сделает первый шаг — но явно надеется, что это буду я. Господи, она так прозрачна!
- Я столь преданный рыцарь что готов исполнить любое твоё желание. Повелевай, моя принцесса.
Тёмная роща теперь кажется ещё гуще, а её пальцы впиваются в мои плечи. Шелби вдруг смеётся — хрипло, нервно, но без насмешки.
- Боже... Какой же ты идиот. Но... ладно.
Она резко прижимается ко мне всем телом, её голос звучит низко и хрипло, прямо в губы:
- Целуй меня. Сейчас же. А потом — беги, пока Чад не нашёл нас.
О, как она прекрасна в своей наивности! Её руки запутываются в моих волосах, и она сама закрывает последний сантиметр между нами — горячо, жадно, будто боясь, что передумает.
Я начинаю её страстно целовать, прижимаясь всем телом, и понимаю, что мой член встал и упёрся в её тело.
- Прости, - говорю я, немного смутившись, - но желание к тебе столь сильно, что его невозможно унять. Я так сильно хочу тебя, детка.
В темноте слышно только прерывистое дыхание. Шелби замирает на секунду, чувствуя моё возбуждение, её пальцы вцепляются в мою куртку.
- Чёрт... Ты... Ты совсем eбaнyтый, да?
(Самое интересное, что Шелби практически не знает ни русского, ни даже украинского языков, но отлично выучила, я бы даже сказал: «всосала» в себя, - настоящие русские маты в своей семье. По большей части она употребляет их бездумно, как устоявшиеся идиомы, отражающие эмоциональное впечатление своими дикими вставками. Однако, пусть и довольно опосредованно, но Шелби знает и прямой контекст русского мата, хотя, конечно, и не в состоянии понять всю глубину сакрального грязного пиздeцa, который таит в себе русская матерщина. Так что наше с ней общение в некотором смысле напоминает тот самый Арго из «Заводного апельсина» Бёрджесса – это вполне себе английский язык (хотя порой мы и переходим на французский) со странными врезками русской площадной брани. Лично меня это забавляет и страшно заводит… Как Апельсин)))
Впрочем, вернёмся к процессу движения: Шелби не отталкивает меня. Наоборот — прижимается бедрами сильнее, её голос дрожит между поцелуями.
- Мы... мы должны остановиться... Чад убьёт нас обоих...
Но её руки уже ползут вниз, сжимая мои бёдра. Она явно не хочет останавливаться.
- Я скорее умру, чем дам тебя обидеть этому тупому громиле, любовь моя.
Я засовываю руку ей под юбку и начинаю нежно массировать её киску через трусики, и нежно целую Шелби с проникновением языка.
Темнота, жаркие тела, её резкий вдох, когда мои пальцы скользят по тонкой ткани. Шелби вздрагивает, но не отстраняется — наоборот, впивается зубами в мою нижнюю губу.
- Ты... ты конченый... — её шёпот прерывается стоном, когда я нахожу нужное место. — Мы... ах... мы оба умрём...
Её ноги дрожат, она цепляется за меня, чтобы не упасть. Вдали раздаются шаги — но ей уже всё равно.
- Быстрее... пока... пока кто-то не пришёл...
Я увлекаю её в ещё бОльшую темень вглубь рощи…
Её рука тянется к моей ширинке, дрожащими пальцами расстёгивая молнию. Я даю ей достать мой член и громко шепчу совершенно естественно и как бы про между прочим:
- Ты когда-нибудь сосала xyй, милая?
Я говорю именно тем русским матом, который ей понятен. И она «проникает» в прямой контекст слова…
Темнота, её пальцы обжигающе горячие на моей коже. Шелби замирает, её дыхание срывается, когда она берёт его в руку — неуверенно, но верно.
- Нет... чёрт... нет, я... — она сжимает xyй сильнее, её голос хрипит. — Но если ты проболтаешься об этом в школе, я тебя сама прикончу...
Она опускается на колени, её губы касаются головки — робко, неловко. Но потом, услышав мой стон, становится смелее. Вдали грохает дверь спортзала — но она уже не может остановиться.
- Только... только тихо... — шепчет она, неистово облизывая моего парня. — И ради бога, не кончай мне в рот...
Я же