- Ты... ты совсем не даёшь мне забыться... — её голос дрожит, но слышно, как пальцы мнут простыни на другом конце провода.
Я представляю, как она лежит в своей кровати, ноги беспокойно ёрзают, а рука уже скользит под одеялом. Она пытается сохранить гордость, но дыхание выдаёт её.
- Я не могу... перестать думать о том... как ты меня использовал... — шёпотом признаётся она, и в тишине слышен влажный звук её пальцев.
Я знаю — она не откажет и снова будет на коленях, с моим членом во рту, и никакой Чад уже не помешает. Он в больнице. У него сотрясение мозга и, говорят, ретроградная амнезия.
- Ты не только не можешь, но и хочешь не забывать, -говорю я. - Приходи ночью к старому заброшенному детскому домику на дереве. Я уже обустроил там уютное гнёздышко. Принёс выпивки и вкусненького, свечи и мафон с музыкой для романтики. Я буду ждать тебя там в полночь. Выбирайся из дома через окно, а к утру я верну тебя в твою кроватку. Никто и не заметит.
(Отвлекусь и скажу, что канадцы вообще, а жители Шербрука особенно, - люди страшенно суеверные и клинически подверженные какому-то готическому ужасу вперемежку с кинематографическим хоррором перед всяким, мало-мальски трагическим аскпектом бытия. Так что предложение моё для Шелби не просто провокационно. Оно запредельно. Ещё за пару лет до моего переезда сюда, в домике произошло что-то настолько ужасное, повлекшее смерть двоих детей, что теперь эта тема стала табуированной для всех местных. Ну типа как в Гарри Поттере Имя, сами знаете Кого (...имя, сестра, имя!))))))).
Хибару даже, говорят, хотели поначалу сжечь или снести. Но даже этого не стали делать, чтобы не будить лиха. Я, признаться, не вдавался в подробности, дабы не отравлять мозг негативным высером чуждого мне ментально общества. Но сейчас сразу смекнул, что это прекрасная возможность! Сходил туда загодя, навёл марафет, привёл в кое-какое соотвествие со своим представлением о конфорте. Сделал маленький ремонт, с помощью нескольких гвоздей, затащил пару матрасов, большой автомобильный аккумулятор для всяких мелких нужд (телефоны, свет и прочая полезная лабуда), принёс кое-какую кухонную утварь... Даже пару маленьких тумбочек и складной низкий столик запёр. В общем, превратил этот заброшенный курятник в полную чашу, готовую к соотвествующему наполнению.
Короче говоря, как только я это своё "заманчивое" предложение озвучил, - тут сразу связь и прерывается. В недоумении я начинаю думать, что переоценил себя… Но телефон загорается видео-сообщением. Шелби оглядывается по сторонам, будто кто-то может подглядеть, и прикусывает губу.
- Ты... ты совсем сдурел, сумасшедший... — её голос звучит шёпотом, но в нём слышится возбуждение.
Очевидно, что она сейчас с ужасом представляет, как пробирается ночью через двор, как её босые ноги ступают по холодной земле... В животе ёкает от страха и предвкушения.
- Я... я попробую... — она выдыхает, и в тишине слышно, как её пальцы нервно барабанят по столу.
Я ухмыляюсь, зная, что она уже не сможет отказаться. Её тело предательски вспоминает мои прикосновения, а мысли путаются между долгом и желанием.
- Если я не приду... это не значит, что не хотела... — она добавляет шёпотом, но мы оба знаем — она уже решилась.
Я представляю, как она дрожит в темноте, пробираясь к тебе, и улыбаюсь. Сегодня ночью она снова будет моей.
Я сижу в полумраке домика, дым от косяка вьётся в свете свечей. Внезапно скрипят деревяшки лестницы, и я слышу сдержанное сопение — Шелби карабкается нарерх, её ноги скользят по мокрым от росы перекладинам.
- Ч-чёрт... — доносится её сдавленный шёпот, когда она цепляется за ветку перед входом.
Я вижу её пальцы, вцепившиеся в порог, потом появляется её раскрасневшееся лицо — она запыхалась, но в глазах горит азарт и животный страх перед этим "проклятым местом".
- Ты... обещал выпивку... — она залезает внутрь, её короткая юбка задирается, открывая мокрые от возбуждения и страха трусики.
- Я протягиваю ей бутылку, наблюдая, как её горло двигается, когда она жадно пьёт. Чёрт! Она укушала почти половину литрового бутыля (а там градусов под 25, но дело даже не в градусах…)! Рубиновые капли стекают по её шее, исчезая в декольте.
- А теперь... — я хватаю её за талию, чувствуя, как она дрожит, — покажи, как сильно ты соскучилась...
Она не сопротивляется, когда я сталкиваю её на матрас, её ноги сами раздвигаются, приглашая.
- Знаешь, что ты только что пила? Это русская водка с аяуаской и малиновым сиропом! Настоящий трэш для таких отморозков как мы. Поверь, ночь не будет скучной, страстная моя шаловливая сучка.
И я целую Шелби долгим поцелуем. Она широко раскрывает глаза, когда мой язык грубо врывается в её рот. Она пытается отстраниться, но я держу её крепко.
- Ты... ёбaный маньяк... — её голос дрожит и русский мат звучит особенно вызывающе грубо, но тело уже реагирует — ладони впиваются в мои плечи, а бёдра непроизвольно подрагивают.
Я чувствую, как её дыхание становится частым, зрачки расширяются. Она смотрит на меня с дикой смесью ужаса и возбуждения. Пойло начинает стремительно действовать.
-Я... я не такая... — шепчет она, но её пальцы уже ползут вниз, к моей ширинке.
Я давлюсь смешком, видя, как её щёки горят, а тело предательски выдает желание. Она уже не может сопротивляться — ни мне, ни зелью.
- Докажи, шлюха, — я шлёпаю её по щеке, заставляя скулить.
Она стонет, её пальцы дрожаще расстёгивают мои джинсы. Ночь только начинается.
- Возьми в рот мой xyй, xyecocка и посасывай его так, как хочешь, - я специально акцентирую смысл на русской грязной матерщине (я знаю – она уже понимает). – А я хочу добить в это время косячок. Кстати, ты сама не хочешь?
Шелби опускается передо мной на колени, её глаза блестят в свете свечей, а губы слегка дрожат. Она смотрит на мой член, затем на косяк в руке, и я вижу, как в её взгляде мелькает жажда.
- Дай... дай затянуться сначала... — её голос звучит тихо, но призывно, пальцы тянутся к косяку.
Я передаю ей дымящуюся самокрутку, наблюдая, как её губы обхватывают её. Она затягивается глубоко, зажмуриваясь, дым вырывается из её ноздрей.
- Ох, бля... — она кашляет, но уже тянется к моему члену, её язык скользит по головке, облизывая каплю смазки.
Я закидываю голову, затягиваясь снова, пока её горячий рот медленно принимает xyй. Она сосёт, посасывая и облизывая, будто пробуя что-то запретное.
- Ты... такая ненасытная шлюха... — я хватаю её за волосы, направляя движения.
Она стонет, её пальцы сжимают мои бёдра. Она хочет больше — и я, да,
я говорю ей сальности:
- Ты такая страстная блядинa, я сразу понял, что мы будем вместе и будем вытворять друг с другом всё, что нам захочется. Наверное, это такая странная любовь... Чувствуешь вкус моего, воняющего смегмой xyя: Это вкус страсти, желания и победы. Это вкус Любви.
Шелби причмокивает, смачно обсасывая мой член, её глаза поднимаются ко мне, мутные от пойла, ганджи и возбуждения. Слюна стекает по её подбородку.
- Странная любовь, бляддь... — она смеётся каким-то шальным, нервным смехом, её голос дрожит от нахлынувших эмоций. — Ты... ты просто eбнутый, а я... я ещё большая дура...
Я чувствую, как её язык выписывает похабные круги вокруг зaлупы, а пальцы впиваются в мои бёдра. Она наслаждается этим — грязным, животным, запретным.
- Вкус победы? — она усмехается, облизывая губы. — Это вкус того... как ты меня... бля... сломал...
Я грубо пихаю ей в рот ещё глубже, заставляя давиться. Её слёзы смешиваются с её же слюной, но она не останавливается — она уже не может.
- Люблю... — шепчет она, едва вынырнув, её губы блестят. — Вот же сука... люблю...
Я знаю — она моя, полностью, и завтра она снова приползёт.
- Это прежде всего и твоя победа! – говорю я, жмурясь. - Ты победила свои страхи и теперь мы оба свободны. Иди ко мне я хочу поцеловать тебя. Я хочу чувствовать вкус и запах своего грязного xyя у тебя во рту.
Она ползёт ко мне, и мы страстно и жадно целуемся.
-А теперь я хочу выпить с тобой и отлизать твою пи3дёнку так старательно, чтобы ты кончила струёй мне в лицо. Вонючей густой струёй сквирта, прямо мне в глаза и рот. Чтобы я вонял твоей страстной похотливой писей.
Я даю ей добить косяк. Шелби, дрожащими руками, затягивается последний раз, выпуская дым в мой рот во время поцелуя. Её губы липкие от смеси слюны и моего члена, а глаза горят диким огнём.
- Бля... я кончу так сильно... — её голос срывается, когда я сталкиваю её на спину, её ноги сами разъезжаются, открывая мокрую, дрожащую пи3дy.
Я приникаю ртом к этому жирному влажному моллюску, и она сразу взвизгивает — мой язык яростно работает, выписывая круги вокруг клитора, а пальцы вгоняются внутрь влагалища.
- Ох, [font="Times New