ОМУТОЧКИ

       Есть такая речка - Колодней прозывается. Это из-за ключей, то бишь, родников, на местном наречии - колодцев, сплошь усеявших оба берега речушки. Тихая она и ласковая, речка-то. Вот только омуточки с подводными водоворотами. Много их на Колодне, омуточков неприметных. Надо посидеть на бережку, приглядеться повнимательней. Тогда только и увидишь: плывет себе листик, либо веточка, упавшая с ивы, и вдруг раз!, и нету ни листика, ни веточки. Затянуло, утащило на дно…
               
                                   х    х    х             
    
         Маркеловна поднималась с постели ранехонько, еще до первых петухов. Причиной тому была вовсе не старческая бессонница и даже не альцгеймер. Бабулька еще по уму могла сто очков вперед дать некоторым молодым. Хотя сдвиг у нее в голове все-таки присутствовал. А у кого их в той или иной мере нету, сдвигов-то?.. Маркеловну подкидывала с мягкой перины тяга к благодеяниям. Верующей она не была, христианским бескорыстием не обременялась, а благодетельствовать любила до дрожи в коленках, до злости душевной. Ну и что с того, что благодеяния ее ничего не стоили – главное – внимание, слово доброе, сочувствие. А вот народ дурной, деревенский, Маркеловну почему-то не ценил. Мало того, шарахался от ее благодеяний, калитки на засовы запирал. Ну, что тут взять: дурной народишко, неблагодарный…
    
        Маркеловна сунула ноги в резиновые китайский чуни и пошаркала на выхоложенную за ночь терраску, зябко поеживаясь в неснятом на ночь ситцевом халатике. Подхватила пакет с прореженной с вечера свекольной ботвой, подумала было кофтенку накинуть, но махнула на это дело свободной рукой. Идти надо было , почитай, на другой конец деревни, так что не замерзнет. Как бы еще потеть не пришлось. Сил-то вона сколь приложить на дорогу надо; упаришься. Чай, не девочка – намедни девятый десяток разменяла.
    
       До нужной ей хаты Маркеловна дошлепала аккурат к полному восходу. Досадливо покачала головой, ибо припозднилась и застала хозяйку кособокой хатенки, свою ровесницу Петровну, такую же одинокую, как и сама, на лавочке возле калитки. Надеялась, что Петровна пока козу сведет в зеленый овражек на задах хаты, пока докалдыбает обратно, она, Маркеловна, успеет оставить на лавочке свой гостинец и слинять по холодку. Не вышло.
    
       Петровна подслеповато сощурилась, провела ладошкой по глазам и завелась, как говаривал дед Витька Бармалей, местный алкаш, с полпинка:
   
        -Приперлась, жаба елейная! Чего надоть?
   
        -Ой, девк, чтой-то ты с утреца-то уже такая ругачая. Вот, ботвицы свекольной свеженькой козочке твоей принесла. Свежая ботвица-то, вчерась уже по теми надергала, что-быть не подвяла…
    
       -Ботвицы она надергала!...Змея улизливая. Чего горожу-то городишь? А то моей козе жрать нечего. Вон по Колодне травы да лозинок невпроворот. Жри себе и дрищи на здоровье… Ботвицы она принесла… Засунь себе знамо куда!..
    
       Петровна на минутку остановилась перевести дух, затем завелась по-новой:
    
       -Чего ты все ходишь, ходишь, ведьма старая? Народ, ить, тебя боится. После твоих гостинцев хоть попа вызывай – нечистиков гонять!
    
       Маркеловна молчала. Поджалась побитой собакой и молчала. Она знала, что народ относится к ее благодеяниям настороженно, но чтобы вот так, в лоб, такое она услышала впервые. Ну, опростоволосилась прошлым годом перед Петровной, давней своей подругой, так ведь не со зла, а по доброте душевной. Тогда, помнится, бабка Анфиса в дурдоме померла, Царствие ей небесное и вечный покой. Ну, приехали какие-то родственники, схоронили бабку, а вещи ее Маркеловне принесли. Хоть сама, мол, носи, хоть кому ни то раздай. Обычное дело… А среди тех вещей узелок обнаружился «просмерть». Не понадобился он бабке Анфисе: за счет дурдома обрядили и сдали родичам в готовом виде. Ну, Маркеловна подумала-подумала, куда бы узелок тот пристроить, да и подкинула Петровне на крылечко, а дед Витька Бармалей заложил. По доброте душевной подкинула, так чего же?
   
        И так Маркеловне вдруг стало себя жалко, что потекли из глаз ее вовсе уж непрошенные слезы.
    
       Петровна осеклась на полуслове. Даром что подслеповатая, а углядела те слезинки, крупные, прозрачные, на зависть блескучие. У самой-то слез давно уже не было. Иной раз и хотелось поплакать, а слезок-то где взять? Морщись, не морщись, а нетути.
    
       -Ну, ладно тебе, ладно. Чего дуркуешь-то…- прикрикнула она на Маркеловну: - Пойдем в избу, чай пить. С брусничкой…
              
                                                                х        х      х
    
      Течет водичка в речке Колодне, гонит листик, веточку ли до первого омуточка,  а потом раз! - и нету ничего на зеркале водном. Чисто.