На залитом солнцем лугу стояли, переплетясь лепестками, два цветка — яркая фиалка и жизнерадостная маргаритка. Они сгорали от запретной любви, жаждая сладкого прикосновения пчелиных крыльев, которое соединило бы их в самом сокровенном союзе.
Фиалка с её насыщенным бархатистым оттенком олицетворяла глубину желания, а белоснежные лепестки маргаритки символизировали невинность и тоску.
Пока тёплый ветерок шелестел в траве, влюблённые, вели тайные беседы, и их шёпот таял в шорохе луговой растительности. Они мечтали о том дне, когда на их нежные цветы, словно на трепещущие вульвы сядет деловитый жирный шмель и своим жужжанием возвестит о том, что их желания будут удовлетворены.
И наконец ароматный нектар фиалки приманил пчелу, обещая сладкую награду за её труды. Тем временем золотая сердцевина маргаритки сияла, как маяк, приглашая насекомое принять участие в их запретном ритуале страсти.
Цветы вместе окутывали пчелу своим похотливым страстным шёпотом, их лепестки трепетали от предвкушения.
Пушистое тело мохнатого насекомого блестело от росы подрагивало крыльями в предвкушении. Шмель завис над фиалкой и маргариткой, вдыхая пьянящие ароматы, исходившие от их переплетённых стеблей.
Довольно жужжа, насекомое опустилось на нежный, чувствительный центр маргаритки, собирая драгоценные зёрна пыльцы, чтобы сохранить их в своём медовом мешочке. Пока жужжащий гость работал, его хоботок вытягивался, деликатно вбирая сочный нектар фиалки.
Цветы трепетали от восторга, их тычинки и пестики реагировали на нежное прикосновение.
По мере того как хоботок шмеля погружался всё глубже в наполненные нектаром глубины фиалки, аромат, исходивший от цветка, превращался во что-то первобытное и опьяняющее. Сладкое амбре сгустилось дурманящими мускусными нотками, пробуждающим саму суть цветка.
Тем временем золотистая сердцевина маргаритки пульсировала едва заметным соблазнительным сиянием, словно излучая тепло, которое манило насекомое ближе. Её нежные лепестки, казалось, жили собственной жизнью, лаская пушистое тельце насекомого в дразнящем танце.
Порхающее насекомое, опьяненное непреодолимым очарованием цветка, оказалось втянутым в водоворот похотливого желания.
Когда хоботок шмеля погружается в сосуд с нектаром фиалки, он принялся страстно щекотать и полизывать цветочные органы, словно любовник, занимающийся фелляцией. Хоботок, покрытый липкой пыльцой, ритмично двигался, словно поглаживая и дразня чувствительные внутренние стенки цветочной чашечки.
То же самое происходило, когда жужжащее блудливое создание переносило собранную пыльцу на ожидающее рыльце маргаритки. Это в прямом смысле походило на оральные ласки, да ещё с элементом дополнительного прямого сексуально контеста в свете осеменения гематофитами. Тело шмеля скользило по лепесткам маргаритки, подобно тому, как язык исследует и стимулирует чувствительный орган женщины, оставляя драгоценный груз генетического материала. Одурманенное страстью насекомое всё, с головой покрылось неприличным слоем золотой пыльцы и сладко жужжало в предвкушении большего удовольствия.
Когда старания насекомого достигли апогея, цветы фиалки и маргаритки охватил общий экстаз. Их лепестки задрожали и раскрылись, высвободив поток нектара и пыльцы, которые окутали всех троих липкими, сладкими объятиями душистого благоухания и неги.
В момент первобытного единения шмель, фиалка и маргаритка стали одним целым, их тела слились в неистовом танце наслаждения. Хоботок насекомого и тычинки цветов переплелись, создав пульсирующее, трепещущее существо, которое, казалось, билось в ритме их коллективной кульминации.
Ах, любовь!.. Это высшая сила, которая связывает и разделяет, питает и разрушает, от хологамии простейших форм жизни до сложного и причудливого танца любви гигантских китов. В великом гобелене природы каждая нить соткана из похоти и подчинения неодолимому инстинкту размножения, напоминая нам, что в конечном счёте даже самые благородные стремления могут быть сведены к низменным желаниям совокупления и продолжения рода, наряду с естественными потребностями – есть, пить, испражняться и спать.