В СССР в годы “развитого социализма” среди интеллигенции получило широкое распространение понятие “карательная психиатрия”. Под ней понималось насильственное помещение советских диссидентов в психиатрические медицинские учреждения закрытого типа. Эта практика стала одним из пунктов обвинения против СССР со стороны Запада и советских диссидентов. Применяемые к диссидентам пытки и жестокое обращение с ними в подобных учреждениях во всех подробностях описаны в соответствующей литературе. При этом, конечно, ни диссидентов, ни их западных покровителей не волновала судьба обычных больных, их страдания и отношение к ним со стороны медицинского персонала. Пользы для Запада от этих несчастных людей не было никакой, и они его совершенно не интересовали. Как и многих диссидентов, считавших себя здоровыми, несмотря на явные психические отклонения.
Потом наступила Перестройка, принесшая всем долгожданные перемены. Последних диссидентов выпустили на свободу, были осуждены репрессии против них (в том числе и с использованием психиатрии), что всеми воспринималось как один из признаков оздоровления советского общества. В судьбе же обычных психических больных тогда мало что поменялось. Ни бывших диссидентов, вернувшихся к активной общественной деятельности, ни возбужденное Перестройкой советское общество в целом они особо не интересовали. Да и откуда простые советские люди, не сталкивавшиеся с психическими заболеваниями, могли знать, что испытывают те, кто ими страдает? К тому же некоторое предубеждение против душевнобольных существовало всегда.
Потом наступили “лихие” 90-е с их “беспределом”. Всеобщее ожесточение на территории бывшего СССР коснулось, помимо прочего, и психиатрии, отношения к психическим больным. Прежняя гуманистическая психиатрия, которая, пусть с нарушениями, но существовала в СССР, ушла в прошлое, психически больные для нового “рыночного” общества автоматически стали ненужным “балластом” и были обречены на еще большие страдания, чем ранее. Их и раньше-то не всегда считали полноценными людьми, а тут, после радикальной смены общественных установок, и вовсе перестали считать за людей. Отношение к ним со стороны медицинского персонала в соответствующих учреждениях стало гораздо более жестоким, чем прежде. Иначе и быть не могло в те времена.
Но “лихие” 90-е закончились, и наступил долгий и трудный период возрождения России и прежних ценностей. Изменения эти происходили медленно и тяжело, да и касались лишь части российского общества. Если “простым” людям, никогда не рвавшим с советским прошлым, и меняться не пришлось, то политико-экономическая система в России оставалась прежней, “рыночной”, и всеми возможными способами пыталась противодействовать происходящим изменениям. Но народ в России тогда уже вышел из “шокового” состояния и, пусть и не сразу, но вновь начал осознавать себя единым народом, что, конечно, не могло не тревожить ни Запад, ни российскую элиту. А манипулировать народом, пережившим “лихие” 90-е, было непросто, и политико-экономическая система России, оставаясь прежней, вынуждена была подстраиваться под него, что довольно быстро привело к ощутимым изменениям в российском обществе. Патриотизм вновь стал входить в моду, а очернение прошлого страны перестало быть общественно одобряемым. Да и внешние изменения были налицо, ушли всеобщие уныние и апатия, жизнь в России вновь стала налаживаться, что, конечно, не могло не радовать “простых” людей. И только тем, кто “преуспел” в условиях “рынка” или только пытался это сделать, начавшееся оздоровление российского общества уже тогда стояло поперек горла, что в дальнейшем проявилось со всей очевидностью.
Но те изменения не коснулись ни политико-экономической системы в целом, ни отдельных ее элементов. Ни медицина, ни образование, ни правоохранительная система не претерпели тогда существенных изменений. Медицина в России тогда уже была “рыночной” и продолжала двигаться в сторону дальнейшей коммерциализации, что часто делало невыносимой жизнь больных людей, число которых за годы “рыночных” реформ в России резко возросло. Лечение стало для многих людей тяжелым испытанием, и они старались терпеть до последнего, но не обращаться к врачу. Болезнь, как и бедность, стала признаком “отверженности” с точки зрения “протестантской” этики, лежащей в основании “рыночной” системы, составной частью которой была и остается российская медицина, и признаком “неприспособленности” с точки зрения социал-дарвинизма. При этом “рыночно” ориентированная медицина совсем не заинтересована в лечении людей, ведь больные обеспечивают ей доход, и чем их будет больше, тем лучше для платной медицины. Государственная же медицина продолжала влачить жалкое существование, и многие врачи переходили из нее в частные клиники, а оставшиеся постепенно ожесточались, становясь все черствее и равнодушнее к больным. Достижения советской медицины оказались недоступны простым россиянам. “Реформированная” медицина не облегчала, а только усиливала страдания больных. Дальнейшая “оптимизация” российской медицины с сокращением количества медицинских учреждений привела к еще большему усилению нагрузки на врачей и, как следствие, на пациентов. Сейчас ситуация в российской медицине меняется, но происходит это, конечно, далеко не сразу и не везде, и наша медицина по-прежнему несет больным дополнительные страдания. И все же очень хочется верить, что скоро эта патологическая для больных и врачей, но нормальная для “рынка” ситуация, наконец, изменится, и российская медицина вновь станет лечить, а не калечить и мучить людей.
Все эти проблемы российской медицины касаются и психиатрии, но в данной области имеются свои, специфические трудности, связанные с предубеждением против людей, страдающих психическими заболеваниями, их стигматизацией. Такое бесчеловечное отношение к психическим больным прочно укоренилось в российском обществе, проникнутом “западной” моралью, и, конечно, не стала тут исключением и наша система здравоохранения, включая медицинские учреждения психиатрического профиля. Сама система данных учреждений нацелена не на лечение больных, а на подавление их воли и усиление и без того ужасных страданий. Душевнобольных, как и заключенных, априори считают опасными для общества и относятся к ним соответственно. И при этом делают все возможное, чтобы они болели как можно дольше и страдали как можно больше - ведь таким учреждениям нужны больные, а не здоровые!
В последние годы в России в отдельных случаях правозащитников вновь стали отправлять на принудительное лечение, что, конечно, очень возмущает их “коллег”. Страдания обычных больных их, по-видимому, не волнуют. А ведь это тоже люди, которые точно так же страдают и терпят всевозможные лишения и издевательства. Многие из них к тому же отличаются особой душевной чувствительностью и ранимостью, и страдания их часто бывают тяжелее, чем у “обычных” людей. Но система медицинских учреждений психиатрического профиля по-прежнему нацелена не на облегчение, а на усиление страданий больных.
Один из таких примеров - Психиатрическая больница №3 в Екатеринбурге (улица Калинина, 13). Люди, страдающие психическими заболеваниями, обращаются туда, надеясь получить медицинскую помощь, но вместо этого сталкиваются с постоянными унижениями и издевательствами. Больным приходится долго ждать своей очереди, а врачи, как и везде, перегружены и не могут оказать больным реальную помощь. Назначаемые ими лекарства плохо помогают, но в дальнейшем больные уже не могут без них обходиться, “подсаживаются” на них. Но хуже всего приходится тем, кто попадает в “закрытое” отделение с острой стадией заболевания. Люди, которым необходима срочная медицинская помощь, сразу же сталкиваются с хамством и жестоким обращением со стороны персонала.
Начинается это уже тогда, когда на вызов “скорой” приезжает бригада санитаров-“мордоворотов” устрашающего вида, которые с ходу начинают хамить больным и их родственникам, если те пытаются заступиться за больных. Далее больных увозят в приемное отделение, где силой принуждают к подписанию “добровольного” согласия на лечение. Тех, кто отказывается подписывать это “согласие” или просто находится в невменяемом состоянии, сажают в “наблюдательную” палату, которая представляет собой обычную тюремную камеру с “бугристой” железной кроватью, на которой нет ничего, кроме драного матраса и грязной подушки. Пить если и дают, то редко и из грязной кружки (чистых, конечно же, не хватает). В туалет водят “под конвоем”. Тех же, кто пытается сопротивляться, привязывают к кровати и сутками не отвязывают. Разумеется, и в туалет их не выпускают, так что от матраса всегда исходит и постоянно стоит в воздухе характерный запах. Держать в этой камере больных, вся вина которых заключается в ужасном самочувствии, могут много дней подряд.
Когда окончательно сломленного больного выпускают, наконец, из “одиночки”, пытки продолжаются. Больных здесь считают “психами”, недочеловеками, лишенными всяких прав, и относятся к ним как к скоту. В палатах никаких удобств, кровати такие же железные, только матрасы и подушки чуть получше, есть простыни и одеяла. Но матрасы “ватные” и не защищают от железных “бугров”. В столовую все идут строем. Дверь в туалет постоянно открыта, сидений там нет. После свиданий всех “шмонают”, чтобы кто-нибудь, не дай Бог, не пронес что-нибудь с собой. Регулярно также устраивают “шмон” в палатах, переворачивают все постели, которые больные после этого должны заправлять. Постоянное хамство со стороны медперсонала, которого катастрофически не хватает. Врачам некогда заниматься больными, у них есть более важные дела, поэтому больные оказываются в полной зависимости от медсестер и санитаров, которые не упускают возможности унизить больных, указать им их место. Находясь в самом низу социальной лестницы, они здесь получают власть и возможность доминировать, чем постоянно и пользуются.
Таблетки больным дают такие, от которых им становится еще хуже. Помимо прочего, эти таблетки вызывают беспричинный страх и чувство голода. Больные испытывают постоянные страдания, что, конечно, не способствует их выздоровлению, в котором никто, в сущности, и не заинтересован, кроме самих больных и их родственников. Хотя бывает, что и родственникам они не нужны ни больными, ни здоровыми, кто-то даже специально сдает сюда своих заболевших родственников, чтобы избавиться от них и присвоить их имущество (как правило, квартиру). Коррупция цветет пышным цветом, и страдают от нее беззащитные и бесправные больные, за которых некому заступиться.
Так не пора ли, наконец, покончить с этим беспределом? Раз уж мы возвращаемся к традиционным ценностям, то и отношение к людям, тем более больным, должно быть более человечным! В России, в отличие от ополчившегося на нас Запада, больных всегда жалели и старались по возможности облегчить их страдания. Здесь же, наоборот, страдания больных стараются усилить всеми
| Помогли сайту Праздники |


