В темном помещении архива было тихо, только часы на стенке мерно пели свою механическую песню. За столом с зажжённой зеленой лампой сидел невысокий коренастый мужчина, еще не пожилой, но его светлые волосы уже тронула седина. Он держал в руках папочку, дело, коих тут покоилась сотня. Но только оно было важно. Руки подрагивали, хотелось на воздух и курить. Только пальцы снова открыли первую страницу и дрогнули, коснувшись фотографии.
С казенного черно-белого стандартного снимка на него в упор смотрели глаза женщины, которой он был обязан жизнью.
Ворон Нина Степановна… Гордая казачка, смелая, прямая, несгибаемая… Казалось, что несгибаемая, а вот сгинула у своих же в арестантской робе… Была на оккупированной территории, находилась в плену, дочь кулака… Сколько она испытала? Сколько пережила, а он так и не смог сказать ей: «Спасибо… Спасибо за жизнь…»
С победного мая 1945 года прошло уже почти 20 лет, а он продолжал подскакивать в ночи от то ли снов, то ли воспоминаний и ныла, ныла раненая нога. Но чаще всего он видел ее, высокую, статную, рядом с которой казался заморышем, хоть, как и она носил гордую фамилию Ворон.
- Тю, ты тоже Ворон значит? – спросила она, сидя рядом на краю грубо строганых досок.
Он кивнул, взъерошенный, с россыпью веснушек на носу.
- Какой же ты Ворон? Вороненок…, - ответила она смеясь.
Совсем недавно он пережил свой первый бой и сразу же был ранен, пуля прошла на вылет, да вот только он оказался в плену. Немцы не особо их, голодных и слабых, охраняли, гнали как скот и он смог сбежать, сам не знал, откуда только смелость взялась.
Несколько дней плутал, рана на ноге воспалилась и загноилась. От усталости, боли и голода потерял сознание, а когда открыл глаза, то над ним возвышалась она.
- Ну что, малахольный, держись за меня, пошли.
И он поковылял, держась за ее плечо.
Казачка приютила его в заброшенном блиндажнике.
Распорола на ноге штанину, заскорузлую от гноя и запекшейся крови. Покачала головой, а потом велела терпеть, и залила рану кипятком, приложила болотный мох...
В блиндажеке было холодно, первый снежок кружился и падал на пол через пробитую крышу. Женщина боялась лишний раз разводить костер, чтоб дым не привлек внимания, они были на своей земле, но среди врагов. И он помнил тепло ее тела, когда она на ночь ложилась рядом, чтоб они могли согреть друг друга. От нее пахло лесом, хвоей, дымом. Он все рассказывал и рассказывал о себе, о доме, о родителях а она смеялась, что и он носит фамилию Ворон.
- Вот ведь не придумаешь, встретились два Ворона посреди леса...
О себе говорила немного, Ворон - то была фамилия мужа, что погиб в Бресте в первые дни войны, она сумела спастись, была связисткой, тоже попала в окружение, в партизанский отряд.
- Ну что, Ворон, - сказала она, - еще немного и зима, а у нас с тобой тут ни еды, ни тепла, ни патронов... Пора нам улетать, нога у тебя чистая стала. Только все равно тебе еще отлежаться нужно. Я провожу тебя на окраину деревни, там можно схорониться у Матвеевны, она старая, одинокая, сказала, что ей себя не жалко, если что, сыновья воюют, а больше родных нет. Она поможет. Пойдем ночью, я тебе дом ее покажу, постучишь четыре раза и скажешь: "Улетают вороны".
- Ааа ты?
Она как то горько улыбнулась.
- А что я? Пойду искать тех, кто еще из нашего отряда выжил, они ушли вперед, а меня ты задержал.
- И ты не боишься?
- Что случится, тому не миновать, а двум смертям не бывать.
И она осталась на краю деревушки в пару домов в темноте, пока он крался вдоль заборов к нужному дому. Он ее не видел, но знал, что она смотрит, как он зайдет...
Война его еще и била, и мотала, но он выжил, расправил крылья, из вороненка стал вороном... а образ казачки так и не выходил из памяти. Он сам не знал, что это было за чувство: благодарность? Восхищение? Любовь? Но вот только найти ее было непросто. Война всех раскидала, перемолола... Помог друг с высоким чином, раздобыл пропуск в архив.
И он нашел, только находка еще одну рану в самом сердце пробила, больно. Он вновь захлопнул дело, дрожащими пальцами сдал серой секретарше.
На улице рванул галстук, что душил.
Она спасла ему жизнь и теперь ему нужно жить за двоих... А если жена дочку родит, то обязательно назовет - Нина.
29 августа 2025 год, 38 лет
С казенного черно-белого стандартного снимка на него в упор смотрели глаза женщины, которой он был обязан жизнью.
Ворон Нина Степановна… Гордая казачка, смелая, прямая, несгибаемая… Казалось, что несгибаемая, а вот сгинула у своих же в арестантской робе… Была на оккупированной территории, находилась в плену, дочь кулака… Сколько она испытала? Сколько пережила, а он так и не смог сказать ей: «Спасибо… Спасибо за жизнь…»
С победного мая 1945 года прошло уже почти 20 лет, а он продолжал подскакивать в ночи от то ли снов, то ли воспоминаний и ныла, ныла раненая нога. Но чаще всего он видел ее, высокую, статную, рядом с которой казался заморышем, хоть, как и она носил гордую фамилию Ворон.
- Тю, ты тоже Ворон значит? – спросила она, сидя рядом на краю грубо строганых досок.
Он кивнул, взъерошенный, с россыпью веснушек на носу.
- Какой же ты Ворон? Вороненок…, - ответила она смеясь.
Совсем недавно он пережил свой первый бой и сразу же был ранен, пуля прошла на вылет, да вот только он оказался в плену. Немцы не особо их, голодных и слабых, охраняли, гнали как скот и он смог сбежать, сам не знал, откуда только смелость взялась.
Несколько дней плутал, рана на ноге воспалилась и загноилась. От усталости, боли и голода потерял сознание, а когда открыл глаза, то над ним возвышалась она.
- Ну что, малахольный, держись за меня, пошли.
И он поковылял, держась за ее плечо.
Казачка приютила его в заброшенном блиндажнике.
Распорола на ноге штанину, заскорузлую от гноя и запекшейся крови. Покачала головой, а потом велела терпеть, и залила рану кипятком, приложила болотный мох...
В блиндажеке было холодно, первый снежок кружился и падал на пол через пробитую крышу. Женщина боялась лишний раз разводить костер, чтоб дым не привлек внимания, они были на своей земле, но среди врагов. И он помнил тепло ее тела, когда она на ночь ложилась рядом, чтоб они могли согреть друг друга. От нее пахло лесом, хвоей, дымом. Он все рассказывал и рассказывал о себе, о доме, о родителях а она смеялась, что и он носит фамилию Ворон.
- Вот ведь не придумаешь, встретились два Ворона посреди леса...
О себе говорила немного, Ворон - то была фамилия мужа, что погиб в Бресте в первые дни войны, она сумела спастись, была связисткой, тоже попала в окружение, в партизанский отряд.
- Ну что, Ворон, - сказала она, - еще немного и зима, а у нас с тобой тут ни еды, ни тепла, ни патронов... Пора нам улетать, нога у тебя чистая стала. Только все равно тебе еще отлежаться нужно. Я провожу тебя на окраину деревни, там можно схорониться у Матвеевны, она старая, одинокая, сказала, что ей себя не жалко, если что, сыновья воюют, а больше родных нет. Она поможет. Пойдем ночью, я тебе дом ее покажу, постучишь четыре раза и скажешь: "Улетают вороны".
- Ааа ты?
Она как то горько улыбнулась.
- А что я? Пойду искать тех, кто еще из нашего отряда выжил, они ушли вперед, а меня ты задержал.
- И ты не боишься?
- Что случится, тому не миновать, а двум смертям не бывать.
И она осталась на краю деревушки в пару домов в темноте, пока он крался вдоль заборов к нужному дому. Он ее не видел, но знал, что она смотрит, как он зайдет...
Война его еще и била, и мотала, но он выжил, расправил крылья, из вороненка стал вороном... а образ казачки так и не выходил из памяти. Он сам не знал, что это было за чувство: благодарность? Восхищение? Любовь? Но вот только найти ее было непросто. Война всех раскидала, перемолола... Помог друг с высоким чином, раздобыл пропуск в архив.
И он нашел, только находка еще одну рану в самом сердце пробила, больно. Он вновь захлопнул дело, дрожащими пальцами сдал серой секретарше.
На улице рванул галстук, что душил.
Она спасла ему жизнь и теперь ему нужно жить за двоих... А если жена дочку родит, то обязательно назовет - Нина.
29 августа 2025 год, 38 лет