Следующая остановка его. Хотя он стоял на «корме» вагона трамвая и можно было выйти оттуда, он прошел в центр салона, для того чтобы невзначай еще раз взглянуть на нее.
Когда она вошла, он сразу обратил на нее внимание. Она поразила его своей красотой, хотя, может быть, слово «поразила» неуместно, как-то слишком пафосно оно звучит, не совсем, конечно, он был поражён, но был впечатлен, это точно. Ее красота носила оттенок нежной неопрятности. Ее волосы были собраны в обычный хвостик, но таким небрежным образом, что спускались по щекам и как бы до самой шеи, до самых плечей, цвет волос был светло-пепельный и с каким-то непонятным ему, но притягательным блеском, глаза ее, кажется, были светло-серые, с оттенком голубого. Губы ее были не накрашены, алые и чуть тонкие, но не такие, как бывают у северных женщин, но такие, как собравшие в себе всё хорошее: от формы тонких губ севера и немного от желанной пухлости губ юга. Кожа на ее лице показалась ему бархатисто-нежной в сочетании со спадавшими на щеки волосами, которые переливались в своем цвете, так что ему захотелось еле прикоснуться к ее щекам обратной стороной пальцев и осторожно провести ими вниз по щеке, как бы поглаживая ее. Она была не накрашена, ее естественная молодая красота прямо лилась из нее, она не кричала, но как будто бы светилась, но не сияла так, чтобы ослепить, она светилась как бы настойчиво-интенсивно, ненавязчиво, но неумолимо, стойко, несмотря на ее довольно неопрятный вид. Но, кажется, эта свободная неопрятность, простота в стиле и привлекла его, но еще потому что эта свободная неопрятность была в сочетании с ее легкой, бархатистой нежностью образа ее красоты.
Когда он вышел из вагона, он как будто бы вынырнул из какой-то субстанции. Внутри него оставалось такое ощущение, как будто бы оборвались какие-то тросики, которые разогнали какой-то механизм внутри него, и который постепенно останавливался и остывал. И тут же в него вонзились другие тросы, которые разгоняли другие механизмы, мрачные, вязкие, захватывающие сознание так, что оно как бы оказывалось в дремучих дебрях в отчаянии прорваться среди них уже куда-то, хорошо бы к свету, к свободному пространству... Но это уже совершенно другой разговор...
|