Произведение «Кто не спрятался.» автора Инзир Фасхутдинов

Двор тонул в предвечернем золоте. Пыль, поднятая нашими босыми пятками, висела в воздухе, как застывшее время. Майка прилипла к спине, а в горле першило от криков:

— Раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-девять-десять! Я иду искать! Кто не спрятался – я не виновата!

Голос Ленки, водящей, резал тишину, слишком громкий для этого усыхающего мира. Мы разбежались, как тараканы от света. Я – в кусты сирени, колючие и душные, с запахом липкого сока. Санька – за сарай, в заросли крапивы, он вечно лез куда поопаснее. А Петька… Петька растворился.

Ленка, оттопырив нижнюю губу, начала поиск с азартом охотника.

— Саньк-а-а! Вижу твои кеды! – крикнула она, подбегая к сараю. Из-за угла вынырнул Санька, почесывая красные полосы на руках.
— Черт… Крапива жжётся, как огонь!
— Не ныть! – Ленка фыркнула. – Где Петька?

Мы переглянулись. Санька пожал плечами. Я только что видел его мельком – скользнул к старому дому, к тому, что стоял на отшибе, с заколоченными окнами. Мы его обходили стороной. Там пахло плесенью и чем-то мертвым.

— Петьк-а-а! – завопила Ленка, подходя к покосившейся калитке. – Выходи! Играем же!
Тишина. Только муха жужжала над лопухом. Санька подтолкнул меня локтем.
— Он в шкафу, что ли? Помнишь, тот страшный, в сенях?
— Не-а, – я помотал головой, но внутри что-то ёкнуло. Тот шкаф. Огромный, дубовый, пахнущий пылью и старыми газетами. Мы боялись даже дверцу приоткрыть. Говорили, там живет Бабайка. Или тень того деда, который когда-то в этом доме спился и… Ну, неважно. Сказки.

Но Петька любил страшное. Он мог.

Мы втроем подошли к дому. Скрип калитки прозвучал как выстрел. Сени встретили нас запахом сырости и забвения. И там он был. Шкаф. Монолит тьмы в полумраке. Дверца… Дверца была прикрыта, но не до конца. Тонкая щель, чернее самой черноты.

— Петь? – Ленка позвала уже тише, неуверенно. – Шутишь? Не страшно?
Молчание. Оно стало густым, осязаемым. Санька шаркнул ногой.
— Да вылезай, дурак! Надоело!
— Может… он не здесь? – прошептал я. Но знал. Знание это пришло из самого нутра, холодное и липкое.

Ленка, стиснув зубы, шагнула вперед. Пальцы её дрожали, когда она ухватилась за массивную ручку. Дерево скрипнуло, протестуя. Щель расширилась. Мы замерли, вглядываясь в черноту. Ничего. Только пыльные полки, смутно угадываемые в глубине? Или… движение? Тень в тени?

— Пусто, – выдохнула Ленка, но не убежденно. Она сунула руку внутрь, поводила ею. – Никого. Прах один.

Мы переглянулись. Санька нервно хихикнул:
— Наверное, домой свалил. Мамка позвала. Он же сопливый.
— Да, – быстро согласилась Ленка. – Наверное. Пошли.

Мы выбежали на солнце, но холод из сеней прилип к коже. Игра распалась. Мы больше не звали Петьку. Не обсуждали. Как будто договорились молчать о щели в шкафу, о черноте, которая, казалось, дышала нам вслед.

Прошли годы. Двор съели новостройки. Старый дом снесли. Шкаф, наверное, пошел на дрова. Санька погиб где-то на Севере. Ленка вышла замуж и уехала. Я стал тем, кто я есть – человеком с картонной душой и архивом пыльных воспоминаний.

Но иногда, в самые тихие часы, когда город затихает и время снова становится липким от пыли, я слышу шепот. Не голос, а именно шепот, доносящийся словно из толщи стен, из глубины шкафа, который уже тридцать лет как не существует:

"...восемь-девять-десять... Я все еще прячусь... Ищущий, ты близко?..."

И я замираю. Потому что знаю ответ. Мы все тогда ушли. Все, кроме одного. Он ждет. Всегда ждет. Где-то на грани между забытой игрой и вечностью, в шкафу, который теперь лишь тень в моей голове. Не найден. Не проигран. Просто... застрявший. В щели. В пыли. В детстве, которое не отпускает, пока не найдешь всех своих пропавших.