Произведение «Весна» автора OLBY - Литературный сайт Fabulae

Небольшой сибирский городок. Слюдянная фабрика. Звонок на обед отгремел, отзуммерил. Работницы стали шумно вставать из-за станков. В цехе работали только женщины. Снимали рабочие халаты, платки, бросали на стулья и шли — кто в фабричную столовую, кто — домой. Обед — это целый час отдыха... Станки молчат. В широких переходах гулко и весело от человеческих голосов.
Эмма стояла у запыленного окна второго этажа. Стояла, опершись обеими руками на подоконник с мраморной крошкой, и смотрела вниз. Сейчас придет он. В гимнастерке, галифе и начищенных сапогах, крутые кольца чуба из-под кепки, пиджак наброшен на плечи. Высокий и светловолосый. Будет стоять и ждать ее. И она, с горячей торопливостью, но степенно и не спеша, будет к нему спускаться. Так нужно.
А уже весна, май. Резкие короткие тени на белой бетонке. Яркое солнце разрывало мутную кисею окна и будоражило. Высокий, раскидистый и светлый манчжурский орех, росший под окном, нежно зеленел. Акация, сирень, птичий гомон — все двигалось и празднично суетилось. И души людей в это тяжелое время светлели и очищались.
— Что, не пришел ещё? — это спросила из-за спины Эффа, её подруга. Эффа -интернированная немка. Во время войны гитлеровцы, оккупировавшие Украину, вывезли их семью, как фольксдойче, на работы в Германию. В 46-м отца арестовали и отправили на Урал. Мать и еще двоих сестёр — сюда, в сибирский городок, на поднадзорное поселение. Устроились, пообвыкли, зажили «как все» - трудно, бедно и весело.
Эмма отрицательно качнула головой.
— Ну, и где твой красавчик? — это Валентина — голос низкий, грубоватая манера и материнская доброта неделимая, на всех. Крупная, белокожая, зря не скажет, а если скажет — держись. За это уважали и побаивались. И любили. Тяжелая у нее судьба. То ли из Москвы она, то ли из Ленинграда. Мало о себе рассказывала. Знали, что отца и мать в конце 30-х репрессировали. 10 лет без права переписки. Значит, расстреляли. Валентину на 8 лет в Тайшет, на лесоповал, потом под надзор на слюдяную фабрику. Говорили, что в лагере видела Русланову.
— Ну? — она ткнула Эмму локтем в бок и через ее плечо посмотрела в окно, лукаво щурясь.
— Пошли, пошли, — позвала Валентину Эффа, и мягко потянула за руку. Подруги отступили, общий поток унёс их.
У самой Эммы жизнь тоже не сахар. Отца, Самуила Щербакова, командира красного партизанского отряда, делегата съездов ДВР, взяли в 37-м. Служил под командованием Блюхера, хорошо знал Фурманова и — 10 лет без права переписки. С полной конфискацией. Расстреляли в Благовещенске 2 мая 1938 года. Жену его, Валентину Евстафьевну, и шестерых детей, Эмма четвертая, — в товарняк. И с Дальнего Востока в Сибирь на поселение. Врагами народа... Помыкали горя... Здесь осели, задышали.
Но это уже в прошлом, и не главное сейчас.
Весна. И они не спеша пойдут в парк. Недалеко, в трех шагах от фабрики. Прохожие будут оборачиваться — красивая пара. Парк примыкает к бывшему зданию церкви, теперь Дому культуры. Солнечные пятна на дорожках, цветущие деревья. Они будут сидеть на скамейке под белой кипой черемухи. Может, говорить, а может, молчать. У неё глаза — чёрный янтарь, у него — голубиное крыло.
Час на двоих — много это или мало? И много, и мало. Такой бесконечный и такой обрывающийся час.
Майское солнце будет пробиваться через молодые и еще клейкие листья, осторожно касаться их.
Всё — потом, а сейчас — Весна.