Дикие дети, главы 14-15

Сегодня в доме у Алексеевых был особый день. День приёма гостей. А это значит, что мы с Денисом должны были правдоподобно играть любящих детей, ненавязчиво обслуживать гостей и стараться не попадаться им на глаза лишний раз. Гости должны были прийти в полдень, поэтому мы с Денисом и Сашей с половины шестого утра без перерыва на сон и завтрак мыли и драили и без того сверкающий дом Алексеевых.

Наконец, раздался звонок в дверь. В дом вошли пять человек. Все они были одеты так же дорого и несуразно, как Алексеевы: многослойные платья, громоздкие украшения, фраки, слишком тёплые для летней погоды. Насколько я поняла из разговоров, здесь была сестра Маргариты Александровны с мужем, лучший друг Бориса Сергеевича с женой и его младшая сестра, по имени Беатрис. Последняя отличалась от всех не только необычным именем, но и наличием улыбки на лице. Видимо, она первый раз была на подобных приёмах и осматривала всё с неподдельным восторгом.

Из ниоткуда появилась Саша и стала бегать вокруг гостей, проворно забирая у них сумки, помогая снять платки и шали.

Ещё до прихода гостей Алексеевы строго наказали нам с Денисом не появляться в поле зрения, пока нас не позовут. Нас пока не звали, поэтому мы наблюдали за гостями со второго этажа.

- Здравствуйте! – сказала Алексеева гостям, расплываясь в фальшивой улыбке, - мы очень рады видеть вас.

- Здравствуйте, - сдержанно ответил друг Алексеева.

Все остальные молча кивнули, и только Беатрис радостно сказала:

- Здрасте!

- Беатрис, веди себя прилично, - осёк её брат.

Беатрис на секунду покраснела и, кажется, расстроилась, но тут же забыла про это и вновь заулыбалась.

А Алексеева вспомнила про нас с Денисом.

 - С нашей последней встречи в нашей семье произошли очень важные перемены, - сказала она гостям, - ребята, идите сюда!

Мы послушно спустились.

- Это наши приёмные дети: Василиса и Денис.

Ух-ты, не знала, что она помнит наши имена! Впрочем, может перед приёмом она специально прочитала их в документах на усыновление.

Алексеева продолжала:

- Мы взяли их из приюта около месяца назад. Но уже успели всем сердцем их полюбить.

На лице Беатрис появилось глупое выражение умиления. Я с трудом сдержала смех. Поборов себя, я всё-таки сделала серьёзное лицо и, как меня учила Саша, молча присела в условном реверансе. Денис, также молча, кивнул гостям.

- А теперь, - сказал Борис Сергеевич, - давайте пройдём в зал, а вы, ребята, идите в свои комнаты.

Последние слова он произнёс с таким нажимом, что стало ясно: попадёмся лишний раз на глаза – убьёт.

Мы послушно пошли в свои комнаты, но на втором этаже нас поймала Саша и сказала:

- Не уходите лучше. Они будут звать вас каждые две минуты. Так что держитесь рядом.

О как же она была права! Алексеевы всё время звали нас и с милой улыбкой на лице просили нас что-то принести, унести, убрать, помыть… Мы всё выполняли, кивали, улыбались, играли любящих детей. Но делать это с каждым разом было всё сложнее. Я была очень голодна и хотела спать. Я видела, что Денису тоже было плохо, но он держался чуть получше меня.

- Василисочка, - позвала меня в очередной раз Маргарита Александровна, - ты не могла бы принести нам десерт и чай?

Мне захотелось разнообразить эту рутину и немного развлечься, поэтому я сказал:

- Конечно, мамочка!

Я подошла к Алексеевой и обняла её. Я буквально втёрлась ей в плечо. В голове сразу всплыла Кристина, точно так же втиравшаяся в плечо Гриши. Она бы мной гордилась.

Я посмотрела на гостей. Их лица, как и всегда, ничего не выражали. Кажется, их немного возмущало такое распутное поведение с моей стороны. Только Беатрикс вся светилась от умиления.

Алексеева попыталась высвободиться из моих объятий.

- Милая, ну не при гостях же, - фальшивая нежность в голосе явно давалась ей с трудом.

- Конечно, мамочка, - повторила я и, довольная собой, ушла за пирожными.

Гости сидели в просторной комнате, которая выполняла функции столовой, но называлась почему-то пафосным словом «зал». Зал располагался на первом этаже. А кухня, вместе с холодильником и всеми продуктами, на втором. Я никогда не понимала такую расстановку, но давно к ней привыкла. Я с трудом поднялась по лестнице. Горло сдавливало мучительное чувство голода, глаза слипались, а голова кружилась. Из кухни я взяла уже подготовленный Сашей поднос с пирожными и чаем и пошла вниз. Но до первого этажа я не дошла.

***

Я стояла в каком-то незнакомом мне лесу. Вернее, я не стояла, а как будто парила в нескольких сантиметрах от земли. Сквозь ветви гигантских деревьев прямо на меня падал луч золотого солнечного света. Тени не было. Свет проходил сквозь меня.

Вдруг из-за дерева вышла лиса. Она ступала беззвучно и изящно. Рядом с ней шла, положив ей на шею руку, мама. Она, так же как и я не касалась земли и не отбрасывала тень. Но выглядела она очень материальной, даже более материальной, чем при жизни. Лиса шла, и под её лапами сгибались и ломались голубые васильки. Вдруг они с мамой остановились.

- Лиса! – позвала меня мама.

Я побежала к ним, но быстро поняла, что не могу к ним приблизиться. Как будто что-то отталкивало их с каждым моим шагом.

- Лиса, Лиса!

Она что, не видит, что я не могу к ней подойти?

- Лиса!

А может, она обращается к той лисе, которая стоит с ней рядом?

- Лиса!

Вообще, странный лес. Сначала всё было так шумно: ветер, птицы… А теперь всё затихло, только мамин голос звучал громко и гулко. И с каждым разом, когда она звала меня, её голос становился всё чётче, а другие звуки всё тише.

- Лиса! Лиса! Си-лиса! Ва-си-лиса! Василиса!

***

Я лежала на полу на лестнице.

- Василиса, Василиса!

Надо мной склонился испуганный Денис.

- Василиса! Очнулась, наконец. Прости, не смог в одиночку дотащить тебя до комнаты, только досюда.

- Спа-спасибо, - с трудом выговорила я.

Денис подставил палец к губам:

- Не надо.

- Я в порядке. Я уже пришла в себя. Что… Что лежит подо мной?

- Это плед Алексеевой. Из гостиной. Я подумал, что пол слишком холодный.

- Алексеева тебя убьёт.

- Наплевать.

Я с трудом улыбнулась.

- Василиса, ты как?

- Зови меня Лиса, - неожиданно для самой себя сказала я.

- Кто звал тебя так?

Он опять понял. И как у него это получается?

- Мама.

- Хорошо.

В этот момент на лестнице появилась Алексеева.

- Что за цирк ты устроила?! – закричала она громким шёпотом, - и долго нам ещё ждать десерт? Что ты вообще разлеглась здесь? Отдохнуть захотелось?! А это что? – ахнула вдруг она.

Только сейчас я заметила, что повсюду вокруг меня валяются осколки, а также та масса, которая раньше была чаем и пирожными.

- Моя посуда, моя пирожное! – закричала она, всё ещё стараясь делать это тихо, чтобы гости не услышали, - Да одна моя чашка стоит дороже твоей жизни! А это что, мой плед?! Встань, дрянная девчонка!

- Не смейте называть её так, - прошипел Денис.

- Да что ты себя позволяешь, мальчишка? Что ты о себе возомнил? А ты вставай, живо! – Алексеева больно пнула меня в бок.

- Ей нужно лежать, она только что пришла в себя, - сказал Денис.

- Пришла в себя, - фыркнула Алексеева, - что, интересно, с ней такого случилось?

- Она упала в обморок.

- На моём-то пледе? Лгуны! Вы оба – в сарай! Ночь проведёте там. Саша, Саша, - закричала она куда-то в пустоту.

Я, поглощённая ненавистью к обоим Алексеевым и изо всех сил прижимающая к груди Мишутку, сбежала по лестнице в кабинет Бориса Сергеевича. Из коробки из-под кассеты я извлекла свой дневник и начала быстро в нём строчить: «Сегодня с самого утра всё пошло наперекосяк. Вместо Саши меня пришла будить лично Алексеева. Она уже собиралась уходить, когда заметила сидящего на кровати Мишутку. Я успела схватить его прежде, чем она сделала шаг к кровати…»

На глазах, наконец, выступили слёзы, которые я сдерживала уже несколько минут. Я вытерла их рукавом своего нового дорогого платья и продолжила писать:

«- Отдай игрушку, - потребовала Алексеева.

Я не шелохнулась.

- Отдай игрушку, немедленно.

- Не отдам.

- Да как ты смеешь мне перечить?!

- А как вы смеете отбирать у меня мою вещь?

- Что?! – Алексеева задыхалась от негодования.

Она попыталась силой вырвать у меня Мишутку, но я, натренированная постоянной борьбой с Гришиной бандой, оказалась сильнее.

- Да чем тебе так дорого это старьё? – спросила Алексеева, в которой любопытство победило злость.

- Это память, - ответила я, - но вряд ли вам известно истинное значение этого слова».

В кабинет забежал красный как свёкла Борис Сергеевич.

- Что ты делаешь в моём кабинете, девчонка?! – заорал он.

- Делаю записи в дневнике, - ответила я, не прерывая письмо.

- В каком ещё дневнике?

Алексеев покраснел ещё сильнее и слился с бардовыми обоями.

- В моём личном дневнике.

- Значит, у тебя есть личный дневник?

- Есть.

- И что же ты в нём пишешь?

- Это вас не касается.

- Ты что, совсем страх потеряла?!

- Да.

Да, я совсем потеряла страх! Мне было уже абсолютно не важно, что сделают со мной Алексеевы. Они уже сделали всё самое страшное, что могли. Они наплевали на мою память. Из этого дома надо было бежать.

Борис Сергеевич схватил меня за локоть и потащил, видимо, к сараю. Уже почти у выхода я увидела Дениса, выходящего из зала. Обычно мы старались не попадаться на нарушениях одновременно, ведь пока один сидел в сарае, второй мог приносить ему еду. Но сегодня был совсем другой день. Сегодня мне необходимо было поговорить с Денисом. Я поймала его взгляд, и Денис меня понял. Он нарочно выбежал из зала прямо под ноги Алексееву. Разозлённый Борис Сергеевич рявкнул Денису что-то невразумительное и тоже потащил его в сарай.

Наконец, Алексеев дотащил нас до нелепого строения на заднем дворе, бросил нас на землю и запер за нами дверь.

- Что случилось? – спросил Денис, когда шаги Бориса Сергеевича затихли.

- Нам надо бежать, - твёрдо сказала я.

- Шкатулка? – понимающе кивнул Денис.

- Почти. Мишутка.

- Ну и когда побег?

- Сейчас.

- Сейчас? Но мы же заперты!

- Раньше я умела открывать подвал в приюте изнутри. Нужно было только что-то длинное и пластичное, чтобы подвинуть засов. Правда, потом там поставили новый замок с ключом. Но здесь-то стоит засов! Я смогу его открыть. Если бы только у меня было что-то вроде…

- Этого?

Денис держал в руках заколку. Мою заколку, которую я отдала ему, чтобы его перестал мучать Гриша.

- Откуда она у тебя?

- Ну, Гриша не особо её стерёг. Когда мы уезжали из приюта, я подумал, что она не должна оставаться у него. Ну и…

- Спасибо!