Эллегия ржавой струны.

Он помнил, как пахнет дождь. Настоящий, не тот едкий раствор, что выпадал здесь, с неба, затянутого рекламными галлюцинациями и стальными мостами, а тот, что шумел по листьям в каком-то другом, стершемся из памяти мире. Тот запах был зеленым и прохладным. Здесь все пахло озоном, перегоревшими чипами и тоской — сладковатым, приторным запахом разлагающегося биопласта, которым кормили бездомных.

Его звали Векс, но это было не имя, а кличка, царапина на ржавой поверхности бытия. Он проснулся от знакомого спазма в ноге. Не в той, что была плотью и кровью — та давно онемела, — а в той, что состояла из титана и проводов. Фантомная боль. Призрак конечности, которую он потерял, когда город впервые показал ему свои зубы.

Его логово — отсек в аорте мегаполиса, развороченном вентиляционном тоннеле, — дышало сыростью. Конденсат капал с оплетки толстенных кабелей, пульсирующих сокровенной жизнью города. Он был паразитом в его кровеносной системе.

Он выполз на улицу, и город обрушился на него не звуком, а давлением. Гул был физическим, он вдавливал в землю, вжимал в асфальт. Воздух дрожал от взлетающих где-то далеко наверх аэро. Сверху, с высоты небоскребов, лилось сияние — ядовитое, как сок неизвестного растения, освещающее лишь нижние кромки пролетов, создавая вечные, движущиеся сумерки.

Он был сборщиком. Не мусора — обломков. Обломков технологий, обломков судеб. Его кибернетическая рука, дешевый, кустарный имплант, с затухающим зарядом бродила по кучам хлама, выискивая крупицы ценного. Пальцы, лишенные тактильной чувствительности, определяли ценность по весу, по резонансу.

Сегодня удача отвернулась. Все, что он нашел, — это разбитый экран и несколько конденсаторов, за которые в подпольной лавке дали бы гроши. Его система выдавала предупреждение, пляшущее в поле зрения: >> Заряд: 8%. Критический уровень. Угроза отключения двигательных функций.

Отключение здесь было равно смерти. Он стал бы скульптурой из плоти и металла, которую рано или поздно разберут на запчасти те, кто еще мог двигаться.

Жажда заставила его подойти к «Сточке» — трубе, из которой сочилась теплая, отработанная вода из климатических систем верхних уровней. Он припал к ржавому отверстию, и вода, пахшая металлом и чужим потом, обожгла горло. Это не утоляло жажду, это было напоминанием о ней.

И тогда он увидел. В куче промышленного хлама, среди обломков какого-то серверного блока, лежал он. Небольшой, из матового черного пластика, с позолоченными контактами. Чип-кулон. Личная вещь. Такие носили на шее, храня в них не данные, а память.

Его рука дрогнула, когда он поднимал его. Чип был теплым, будто кто-то только что выпустил его из ладони. Это был шанс. Редкий сплав, качественная сборка. Это могло означать неделю, нет, месяц жизни. Настоящую еду. Зарядку. Лекарства для его больной, живой ноги. Мысли метались, как пойманные мухи, выстраивая хрупкие замки из будущего благополучия.

И тут из-за угла, из тени, родилась она. Маленькая, в легком платье, абсолютно не подходящем для этого мира. Ее глаза, огромные, бездонные, не были тронуты имплантами. В них не было привычной уличной пленки — только чистое, незамутненное отчаяние.

«Это… мое, — ее голосок был тонким, как стеклянная нить. — Мамино. Она… она его мне оставила».

Она смотрела на чип в его руке, и в ее взгляде был не страх, а мольба. Мольба не к хищнику, а к тому, в ком она еще надеялась увидеть человека.

Логика, его верный и безжалостный спутник, кричала. Она выла сиреной, требуя бежать, продавать, выживать. Этот чип был его кровью, его будущим. Все его существо, выкованное в борьбе за существование, сжималось в один стальной кулак — «МОЕ!».

Но он смотрел на нее. На ее чистые, хоть и грязные, туфельки. На доверчивый наклон головы. Она была призраком из того мира, где пахло дождем по-настоящему. Из мира до.

Шаги. Быстрые, тяжелые. Двое в строгих, но потрепанных плащах. Их глаза, усиленные имплантами, мгновенно нашли девочку, а потом — Векса. Взгляд одного из них, холодный, сканирующий, скользнул по его дрожащей кибер-руке, оценил процент заряда, вынес вердикт: «Не угроза».

Охранник беззвучно выдвинул электрошокер. Молчаливое предложение, от которого нельзя отказаться.

Векс стоял на грани. За его спиной зияла пропасть его собственной жизни, голодной и короткой. Впереди — бессмысленный, нелогичный поступок.

Он медленно, очень медленно, как бы преодолевая мощное сопротивление, опустился на одно колено. Скрипнули суставы, протез отозвался тупой болью. Он был сейчас лицом к лицу с ней. Он смотрел в эти глаза и видел в них не свое отражение, а того, кем он мог бы стать.

Он разжал пальцы. Чик лежал на его металлической ладони, крошечная черная капля на ржавой стали.

«На, — прохрипел он, и его голос прозвучал чужим. — Береги.»

Она взяла чип, и ее пальчики на мгновение коснулись его холодной руки. Прикосновение было обжигающим.

Потом ее схватили, укрыли плащом и потащили к лифту. Она не оглядывалась. Она прижимала к груди свое сокровище.

Векс остался на коленях. Предупреждение в его виске замигало красным, настойчивым, как похоронный звон.
>> ЛЕВОЕ ПРЕДПЛЕЧЬЕ: АВАРИЙНОЕ ОТКЛЮЧЕНИЕ. ЗАРЯД 0%.
Тяжесть мертвого титана потянула его вниз.

Он не двинулся с места, когда пошел тот самый, едкий дождь. Он стекал по его лицу, смешиваясь с грязью, но не смывая ее. Он смотрел в сияющую пустоту, где исчез лифт.

Он был голоден. Он был истощен. Его тело было наполовину мертво. Он проиграл в самой главной битве — битве за свое будущее.

Но когда он, волоча свою бесполезную руку, поплелся обратно в трубу, в свой железный гроб, он чувствовал странную, тихую пустоту. Ту самую пустоту, что остается на месте вырванного с корнем зуба. Боль ушла. Осталась лишь ноющая лунка.

Он добрался до своего логова, рухнул на груду тряпья и закрыл глаза. И перед тем как погрузиться в забытье, он вдруг понял. Он отдал ей не чип. Он отдал ей последний обломок того мира, где пахнет дождем. И теперь ему больше не о чем было вспоминать.

Завтра день начнется снова. Но он будет другим. Потому что в мире, лишенном памяти, даже ржавая струна может издать чистый звук. Всего один раз.