За окном мелькнула тень
Татьяна Немшанова
Четверг, 14 октября 2021 г.. Я на родине. Нашла свою уже древнюю тетрадку школьную, в клетку, зелёную. Это дневник лесной за сентябрь 2008 года, записи с третьего по шестое.
Туман и тьма.
Сентябрьский дождь.
И нету сна.
И мысли роем – чередой.
Тепло рождает печь.
Глотаю чай глотками.
В окне мелькнула тень…
Туман и тьма пришли одновременно. Тьма скрашивала, сравнивала воедино очертания всего, на что оседала: стволы деревьев, листву, хвою, землю, небо, бугры, горы, собак, человека, что вышел в сотый раз из лесного жилища проверить погоду и отыскать хоть призрачную перспективу на ясность в последующий день.
Зажгла фонарик, пристроенный на лбу, повернула голову в сторону ручья. Слабый луч не смог осветить окруженное ночью пространство. -То ли тьма была столь сильна, то ли батарейки некачественные и подсели. Голубоватое пространство света позволило рассмотреть всё – таки густой, точно молоко, туман, окутавший тайгу. Деревья будто окунулись в густое непроницаемое варево, - точно в молочный кисель.
Луч фонарика чах в метре от источника, безвозвратно тонув в смеси тумана и ночной тьмы. В пространстве воздушном то ли летали, то ли плясали белые точки.
- Что это? – снег?!.. Дождь?!.. Мошкара?!.. – рассматриваю и пытаюсь понять происхождение необычного явления. Выставив перед светом ладонь, пробую разглядеть снежинки. Но как ни стараюсь, ничего не выходит. И на ощупь тоже не понять… - холода от таяния снежинок не ощущается на коже тёплой руки. На мокреца белые точки также не похожи. Да и в такой дождь гнус прибивает к земле. Он не летает.
- Может, - это дождинки?!.. - Столь мелкие, что подобно пылинкам под властью броуновского движения мечутся во всех направлениях, куда хотят: и вверх, и вниз. Наконец осеняет:
- Перед взором предстали частицы тумана!
Внезапно наискось туман пронизали блестящие в лучах фонарика, прерывистые полосы - струйки дождевых капель.
- Дождь и туман! Необычное сочетание! Хотя, дождь - это всего лишь капли воды, падающие с деревьев.
Вернулась в палатку, залезла в спальник, пытаясь уснуть. Однако наушники от радио не сняла в надежде услышать хорошую мелодию. - Какую? - Толком и сама не знаю. Да что-то необычное ждалось и, чего-то невероятного жаждала душа.
Несколько раз сладко засыпалось, да лишь на миг. Чтобы спать крепко необходимо наушники вынуть с ушей и радио отключить. Необходимо батарейки не посадить. Уснув можно и провода антенны оторвать. Они прикреплены к крыше палатки.
Когда дремота вовсе стала непреодолимой, не помня как, вынула с ушей микрофончики и отключила приёмник, закуталась плотнее в спальник, натянув к лицу меховое одеяло. Одеяло не полностью меховое, а сшито из куска совсем старого ватного стёганого одеяла. Его подарила на нашу свадьбу прабабушка мужа. Одеяло долго хранилось в сундуках, дожидаясь, пока правнук вырастит и женится на мне. Мой супруг вырос, а прабабушка не дождалась того часа. На это простенькое одеяло старушка копила скудные копейки годами. Она не получала пенсии, ибо в сложные довоенные годы наотрез отказалась вступать и работать в колхозе. Она вдобавок исповедовала старую веру. И всю жизнь вдовью перебивалась в «няньках», - где шила, где пряла. Так и прожила век упрямой раскольницей, скопив правнукам копеечку на свадьбы.
И вот это, по тем временам неподъёмно дорогое одеяло из настоящей хлопковой ваты теперь в тайге согревает свою незнакомую невестку. Одеяло поверх покрыто тонким синим материалом, также натуральным.
По молодой глупости мы не слишком-то его берегли. Однако старинное одеяло исправно отслужило и нам не один десяток лет, вырастив уже в своём тепле праправнуков. А потом, истлев от лет, традиционно перекочевало в лес, где ещё долго – годы! Служило верно мне. И в итоге мышами-полёвками, птицами, оно было растащено по гнёздам, согрев и вырастив бесчисленные поколения таёжных птиц и мелкой живности.
***
Уснула. Однако от головной боли и ломоты в руках, ногах, проснулась. А болезненный укус какого-то насекомого вынудил подняться. От укуса нога опухла и зудела.
- Мокрец?!.. мошка?!..- залезли в спальник. Или… - блоха?.. - Бимкина. Тот, разогревшись в тепле у печи, временами клацает зубами, пытаясь выловить досаждающую псу живность из шкурки. Одеяло тоже не успела прожарить и просушить у огня печи. Оно долго лежало в сырости палатки свернутым, - с весны и всё лето. Полёвки успели свить в нём гнездо. А зверьки чистоплотностью не отличаются. Они, где живут, там и какают. Мышиные - просто бич всех охотников! Что только не предпринимала, чтоб избавится от грызунов?!.. Они везде пролезут и испакостят всё! – Ползают и по крыше, и по стенам. Забираются во все мешки и плошки!..
Испугавшись, что укусила мышиная блоха, резко вылезла из согретого спального мешка. Сняла одежду. Развесила над печью прожаривать. Одела другую – прогретую, просушенную у печи. Поверх колгот натянула толстые штаны, – не прокусываемые гнусом.
Поверх ног натянула шерстяные носки с резинками, плотно обхватывающие щиколотки, чтобы кровопивцы не пролезли. Надела сухую рубашку и поверх -шерстяной свитер. Свитер заправила под резинку брюк, – так никто не пролезет теперь. Подобным образом поступают охотники в энцефалитных районах. Благо, - у нас нет пока клещей! Да иного гнуса предостаточно! Легла дальше спать, откинув одеяло в сторону, но холод не позволил уснуть. Пришлось уголок «блохастого» одеяла натянуть поверх.
***
Утро. Бимка лает. Проснулась давно. Повернулась со спины на бок. Желания вылазить из тепла наружу – в холод, никак не приходит. Дождь по-прежнему надсадно колотит по крыше - прямо по голове!
Собаки уже затемно от скуки принялись гонять по деревьям свою давнюю подругу – белку. Та живёт мирно, спокойно годами в дупле большой сосны.
Лайкам не мешает вовсе. А вот мне мешает постоянно утром спать, привлекая своим равнодушием все помыслы выдрыхнувшихся, отлежавших бока, охотницких псов. Лайки то и дело по-очереди шмыгают туда-сюда из палатки на улицу и обратно – с улицы в палатку. - Вот, поганцы! – Подумалось плохо в сотый раз при очередном содрогании хлипкого каркаса балагана и треск прогнившего брезента, служившего мне дверью.
Балаганом на Севере Западной Сибири принято именовать таёжное жилище, сварганенное из подручных материалов. Обычно делается каркас из сосновых жердей. Поверх натягивается древняя, с советских ещё времён, геологическая палатка, сшитая из натурального хлопкового брезента. Чаще - четырёхместка, двухместка и редко шестиместка. Сверху, на двускатную крышу, я уложила полиэтиленовую тепличную плёнку от дождя. В палатке в крыше прикручена разделка из куска листовой жести. В вырезанную дыру выходит жестяная труба. Её скручивают из листового железа на обычном бревне. У меня в палатке стоит лёгкая походная жестяная пичужка, прослужившая мне много-много лет верой и правдой в поле. Она - лёгкая, компактная, легко поднимается, разбирается и перемещается при перебросках вертолётных. Сварена была в нашей кузне специально по моему заказу первостепенными специалистами в этой области. Печка эта вместе с хозяйкой побывала на вершине перевала Дьяволо-Из, на Тыкотлова, на Сертынье, на Охтляме, Турупье, Туяхланье, на Неройке, Щекурье, на Кобыле, да много, где ещё, - сейчас и не вспомнить.
Строжиться на собак, вылазя в холод, желания не возникает. Приходится терпеливо молчать. Знаю: только проснусь, так установится в собачьем мире тишина, дисциплина и порядок, но и придётся окончательно извлекать себя в день. А сейчас псы считают: хозяйка крепко спит, оттого можно вольготно хозяйничать, делать всё, что ушастым головам взбредёт на ум. - Могут спать или, где захотят носиться сломя голову, копать бурундуков, гавкать во всё горло, имитируя бурную деятельность.
- И всё же, - вставать придётся! Пока ещё нежусь в тепле, подумала: «Странно! - Ночь показалась длиннющей! Точно годы жизни. Словно и не спала вовсе, а всё с кем-то говорила. Виделись какие-то города, дома, незнакомые люди. - Существуют ли они в реальности?!.. Впечатление такое, точно всё ночное реально. А пробуждение – это лишь возвращение оттуда, с какого-то иного мира, из далёких странствий. - Возможно ли подобное?!..». Грустно от мысли, что жизнь здесь – в бодрствовании, аналогична той, которая видится во сне. – Там?!.. – появился холодок страха: «А если б не вернулась оттуда и блуждала б там вечно?!..». И опять же, - появилось страстное желание туда вернуться, узнать тот мир. Захотелось вновь улетать туда – в те миры, которые доступны лишь во снах. Захотелось жить жизнью, наполненной страстями, бурями, приключениями, смыслом.
От размышлений отвлёк неожиданный вздох. Выглянула из одеяльного укрытия… – На лежанке Бима лежит, а Дружка глядит на меня и вздыхает о чём-то своём. Они, оказывается, обнаружили моё просыпание, и незамедлительно прискакали в балаган. Стоило мне высунуть нос из кучи укрывающих от холода тряпок, как пёс бросился к хозяйке, радостно виляя хвостом. Поставил лапу на одеяло, пытаясь извлечь меня наружу. Сырой нос терся о щеку. Такое впечатление, что Дружок меня потерял и потерял надежду на встречу. А теперь обнаружил пропажу, обрадовался, что жива и невредима, вернулась в реальность его жизни. Он ведь живёт во дворе и не видит, как хозяйка ночами спит. Вот и подумал о плохом.
Я не оттолкнула пса, не убрала его сырых и грязных лап с постели. Преодолев неприязнь к сырости, положила тёплую руку на мокрую шерсть головы, погладила. -Дружка! – Ну, что?!.. – потерял меня?..
Не прогоняла пса, ведь за почти пять лет его жизни то было первое проявление доверия к человеку, - ко мне. Дружка до этого мгновения отличался нелюдимостью. Он слыл злым псом, неспособным к проявлению собачьих знаков внимания к человеку, постоянно сторонился людей. - Что же случилось за ночь?!.. Или те, ночные странствия по неизвестным мирам, - потеря и обретение хозяйки, столь радостно растревожили нелюдимого пса, что того прорвало, и открыло собачью душу навстречу человеку?.. - Всё, Дружка! Убери лапы! -Я встаю.
Растопила печь, села на постель пить чай. Услышав моё окончательное пробуждение, в палатку влетел сырой и грязный Бим. Взвизгнув от радости, он бросился вылизывать хозяйкино лицо.
Увернувшись от излишка чувств лайки, отвернулась. Бим попытался лапой трогать мою руку в знак приветствия. И одновременно попытался залезть на постель. Пришлось притормозить бесконтрольную бурную радость друга, указав на освобождённую Дружком ещё не остывшую, лежанку. - Место, Бим! Место! – показала ему постеленную у печи телогрейку. Бим послушно улёгся, свернувшись калачиком.
Подумалось: «О чём хвостатые думают, когда я засыпаю?!.. Почему столь