Белых лилий кувшинки в прозрачной реке.

   
 

                 ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

  Конкордия Браниславовна (попросту Ко бра), 63 года, женщина  со следами былой красоты, манеры заносчивые с претензией на аристократизм, урождённая мещанка, не гнушается ни одним из доступных ей видов порока. Взгляды отсталые, колеблются в зависимости от перемены атмосферного давления: с вялотекущей ксенофобии до рьяного антикоммунизма.

  Её дочка Лесная Фея – чистая девушка, глубоко страдающая из-за своей матери. Бледна и прекрасна.

  Непобедимый Ёжик, 38 лет - вечный студент, благородный поборник справедливости, бескорыстно навязывает свою помощь всем, кто в ней нуждается и не нуждается, за что не вылезает из драк и реанимации.

  Старый Филин Юлий Стар,  медиамагнат – умён, богат и развратен (скрытный… очень скрытный содомит - боготворит свой собственный пол, но иногда уступает домогательствам противоположного). Недавно приобрёл ценою целого состояния титул лесного баронета, вследствие чего настаивает, чтобы теперь его называли не иначе, как Гай Юлий Стар фон Ротвейлер-Блох, но никто из лесной братии не утруждает себя таким надругательством над языком и зовут по-прежнему Старый Филин, а «особо приближённые», так и вовсе Юленька.

  Владлена Кобринская – штатное замковое привидение. Неприкаянная душа сестры-близнеца хозяйки замка, погубленная Коброй в борьбе за владетельные права. Неупокоенный дух Влады  взывает о мщении, распугивая редких гостей Кобургберга и погружая постояльцев в суеверный страх и уныние, неспособных привыкнуть к еле слышно скользящему, время от времени, по каменным залам туманному белому силуэту…

  Вольный Падальщик – беспрекословно предан Кобре. Не отличается здравомыслием, но обязанности выполняет исправно, со знанием дела. Пару раз сбегал в монастырь, мучимый укорами совести и донимающими его по ночам явлениями призраков безвинно загубленных людей, но оба раза был изгнан тамошней монашеской братией, несогласной мириться с обществом «взывающих о прощении» проституток, их жеманных сутенёров и «почти раскаявшихся» наркодиллеров, густо поваливших вслед за своим вожаком, из-за чего Святая Обитель стала походить больше на разбойничий вертеп. Ущемлённый в своих искренних побуждениях на пути к нравственному перерождению, подумывает о переходе в католицизм.



  Среди моих доброжелателей и знакомых развернулась нешуточная борьба за право быть узнанными в героях пьесы. Дабы не разочаровывать никого из читателей я проявлю максимум изощрённой дипломатичности и  неистребимой галантности, доставшихся мне от пращуров, непрестанно подвязавшихся в этих качествах, сказав уклончиво: люди, послужившие прообразами героев постановки, учтиво просят не принимать  прочитанное вами за художественный вымысел автора, все описанные события имели место быть в жизни.

  А поскольку я ещё слишком молод и не успел поседеть, испытывая сразу и всё на собственном опыте – многое было записано со слов людей далёких от Парнаса, чьи благодатные склоны, вытаптываются густо толкущимся в его округе стадом лукавых сатиров.



  Гостиная замка Кобургберг. Портьеры на окнах плотно прикрыты. Конкордия Браниславовна (Ко бра) величаво расположилась в «вольтеровском» кожаном кресле с высокой спинкой со сфинковской закаменелой неподвижностью на время всего действия. На её лице читалось одно: «Я – владычица!», но при более пристальном взгляде опытного физиономиста можно было разглядеть еле уловимые трещинки на губах и густо высыпавшую россыпь лёгких прыщиков на «царственном» носу, говорящие о мучительно-изматывающей застарелой болезни нервов и судорожных кишечных коликах, парализовавших в величественно-созерцательной позе их «полноправную властелину».


  Её дочь, Лесная Фея, сидя у стола, воспользовавшись подслеповатостью, дремлющей в полузабытьи, Кобры, вызывающе открывает книжку со стихами, строго настрого запрещённого в их доме, автора Реликтового Гоминида и начинает демонстративно декламировать свои избранные строки, написанные в её честь, уверенная, не только в незрячести, но и в полной глухоте старушки:


Ты ищешь оправдания любви,

Уже живущей в твоём нежном сердце?

Я продиктую тысячу причин,

Но все они заранее известны

Тебе уже давно, кроме одной:

Поверь в себя и будь самой собой.

Не нужно романтизма напускного,

Желанье вспыхнет, загорится и уйдёт,

Как в зеркале бесценный облик тает,

Доступен только внутреннему оку,

Тот образ, что любимым назовёшь,

Когда сольёмся мы уста с устами,

Его полюбишь ты одним дыханьем!


  Порывисто, распахивая дверные цветастые драпри, в зал торопливыми шагами вторгается, всё это время подслушивавший из соседней комнаты Юлий Стар. Он вырывает книгу и швыряет её в пламя горящего камина.

  Желая выслужиться, изображает всем своим видом совершенное истощение сил и рьяную озабоченность.


- Ох! Только отдышусь… нет больше сил…

Спешил к вам с новостью… мы погибаем…


- Не слышу, батюшка, не слышу!

Ты, милый, громче говори!


- По лесу бродит вольтерьянец,

Непобедимый Страшный Ёж

Стихи, куплеты, манифесты,

Клеймящие ваш славный строй,

Теперь найдёте вы везде.

Сей выскочка – писака гнусный

(хотя, не спорю, он талантлив)

Вот это всунул мне в дупло.


- Что скажут звери – вот афронт!


- Я вам прочту, а вы судите.

Шепнула Фея: «Ну, завистник!

Чужою славой уязвлён,

Пернатый Филин-садомит!»


- Ты, ангел мой, читай погромче!


Кричит в ответ: «Не много ль чести?

Да не для вас, а для Ежа

Ведь он совсем не Чернышевский!»


- Я, милый мой, совсем глуха!


В полголоса: - Проклятье…  нам!

Ты и в маразм ещё впадаешь.

Не слышишь старая карга.


- Я на-чи-наю фель-е-тон!


- Моей самой пылкой и преданной поклоннице - Кобре!


- Мон шер, но это уже слишком!


- Так называется сей труд.

Прошу, не прерывайте больше.


МОЕЙ САМОЙ ПЫЛКОЙ И ПРЕДАННОЙ ПОКЛОННИЦЕ - КОБРЕ!


Она панически пугается подошв,

Которые не раз ей хвост давили,

И в каждом проходящем господине

Ей чудится подбойка с каблуком.


Спасите! Слышу гулкие шаги!

Подошва где-то рядом! Ближе, ближе!

Зигзагами ползёт по грязной жиже,

Спасая шкуру ядовитая змея.


Вдогонку побежите вы, друзья?

Брезгливый ужас отражён на лицах.

Я буду к Кобре добр, великодушен,

Позволив край ботинка прикусить!


Она имеет слабость к стелькам, каблукам, шнуркам…

Возможно это давний психо-комплекс,

Доставшийся из нищенского детства,

С мечтой прошедшего о паре обувной?!


Довольно, не вгрызайся! – Береги свой яд!

Нужда в твоих услугах будет скоро,

Когда из пресмыкающейся кобры

Преобразишься силой дивных чар

В Царевну-Скоропею – мне лишь верной!

И преданно искристой чешуёй

Ты виться будешь рядышком со мной

Готовая по первому велению

Мгновенно жалить всех моих врагов.

А посему, я повторюсь:

Побереги свой яд и злость.


Я обещаю вспоминать тебя.

Утри слезу, и думай о хорошем.

Подошв не бойся – ползай не таясь!

(О бедная моя, какой испуг! –

Такое пережить и не сломаться).

Пиши и думай непрестанно обо мне,

В стихах эпических и в прозе жития,

Храня любовь и преданность к кумиру.


Смиренный во Христе,

Твой Ёж Непобедимый.



  Воцарилась драматическая пауза.

  Лесная Фея подошла к ближайшему окну и отдёрнула занавесь.

  Дневной свет хлынул в просторный полусумрачный зал, через  открытую брешь – поток яркого голубого сияния, просвет в бесконечную лазурную даль, где мелькали быстро пролетающие птицы.  Но едва проникнув в строгую, готическую, увешанную картинами старых мастеров, комнату, радостное сияние дня тотчас же ослабевало, угасало, потухало в портьерах, меркло в темных углах, где лишь столовое серебро и драгоценности, украшавшие разъярённых дам, загорались яркими бликами. Из-за могучих каменных стен раздавался глухой хохот потерявшей почтительность к господам народной толпы и раскатистое необузданно-жеребячье ржание, разрывающихся от издевательского рёва тысяч солдатских глоток – пойдут ли они на смерть за того над кем потешались с глумливой издёвкой?
 
  Он передал пергаментный свиток хозяйке. Та ещё раз внимательно его перечитала, не догадываясь, что этот хрупкий листок, исписанный Непобедимым Ёжиком, походя, между более важными по его твёрдому мнению делами, и вставленный Старому Филину в дупло накануне ночью, может стоить ей самого дорогого, что она так трепетно ценила – власти!

  Все было неподвижно, только время от времени уносилось к потолку облачко голубого дыма: вальяжно развалившись в кресле, во главе стола, Конкордия Браниславовна (Ко бра) жадно курила тоненькую дамскую трубку «миньон». Юлий Стар не переносивший запаха табака надрывно покашливал и покрякивал, нервно переминаясь в ожидании.

  Наконец раздался голос Кобры:

  - Вы предлагали ему денег, вы с ним говорили, баронет?

  - Я назвал его «дворнягой», моя королева. Это должно было ошеломить проклятого наглеца и подавить его волю – не всякий способен прийти в себя после подобного! – с кичливым высокомерием выпалил он.

  - Ежа – дворнягой? Великолепно!

  - Вы не уловили тонкую иронию и скрытый полунамёк, ясновельможная пани. Он происходит из славного дворянского рода, отсюда игра слов: дворянин – дворняга… дворняжка – бедняжка… хе-хе… Вам не смешно?

  Кобра внимательно испытующе смерила его ледяным презрительным взглядом и прошипела:

  - Возьми себя в руки, старый болван! Не думаю, чтобы быдло на рыночной площади разбиралось в изысканном сарказме твоих неуклюжих ужимок!

  Лесная Фея восторженно зааплодировала стоя за спиной своей матери.

  Растерянный Стар, отворачивая суетливо-бегающий взгляд, пробубнил сбивчивой скороговоркой:

  - Наш прямой долг найти проклятого негодяя и обрушить карающую десницу закона на его трепещущую голову. К нам попала тайная переписка вольнодумца с его возлюбленной. Она у меня в руках!

  Прочтя её, она насмешливо произнесла:

  - Хитрец, он искусно обвёл вас вокруг пальца! Вероятно, почуяв вашу нерасторопную слежку, Ёжик дал вам знать только то, во что сам желал вас посвятить! Ничего компрометирующего. Он невинен, как семинарист, откушавший курятинки в постный день.

  - Тогда у нас нет выбора, моя госпожа. Нам нужен последний резерв для физического решения операции. Раз мы бессильны обратимся к Вольному Падальщику.

  Его глаза выкатились из орбит, а рот оскалился в мстительно-хищной полуулыбке в предчувствие скорой расправы над грозным гонителем его кровавых авантюр и хитроумных махинаций, несущих горе и беспросветную обездоленность лесным зверушкам!

 - Как я устала от вас! Действуйте, как задумано!



  Недалеко от безмятежной полянки, уютно расположившейся рядом с  тихоструйной рекой, находилась ничем непримечательная избушка. Фасадом она была обращена к голубым водам заводи де-ла-Махоны, откуда легкий бриз приносил прохладный воздух на разогретое дневными лучами солнца побережье. Избушка была окружена густым, умело обихоженным садом, на границе которого высился неприступная, увитая лианами стена.
 
  Подгоняемая легким прибрежным ветром Анна впорхнула в гостиную. Она звонко, непринуждённо засмеялась.
 
  - При входе никого не было; поэтому