На полке магазина стояла большая вытянутая коробка с прозрачной крышкой. В ней, притянутая проволокой к картону, стояла кукла. «Даша», – красными буквами гласила коробка о ее имени. У Даши были кудрявые светлые волосы, собранные в два хвостика голубыми лентами, ярко-синие глаза и длинные ресницы; одета она была в платье принцессы, какие рисуют маленькие девочки — с пышной юбкой, рюшами, кружевами и люрексной тесьмой. Была у куклы и шляпка, украшенная атласными розочками и тонкими лентами. Даша умела закрывать глаза и говорить: «Мама».
Куклу, конечно, купили. Она лежала под елкой, когда за окном мела метель и снег едва слышно ударялся о стекло, и ждала, когда же новая хозяйка разорвет блестящую упаковку и вытащит ее. С тех пор Даша часто сидела за кукольным столиком и пила из кукольных чашечек кукольный чай. Ее так и звали — принцесса Даша. И больше всего времени кукла проводила в компании потрепанного старого мишки с клетчатой бабочкой на шее. У него почти оторвалось одно ухо, но маленькая хозяйка никому не давала его даже для того, чтобы зашить.
С громким хрустом лопнуло оконное стекло и осыпалось. Некоторые осколки со звоном упали на пол внутри комнаты, другие с дребезгом обрушились на асфальт внизу. На почти истлевшем обрывке ковра сидела кукла Даша. Волосы ее заметно поредели, один глаз давно был разбит. Шляпку ее перекосило, и цветов и лент на ней уже не было. Платье ее стало из голубого грязно-серым, кружева и рюши истлели, и только люрексная тесьма тускло поблескивала. Во всей комнате кроме Даши и куска ковра была еще громоздкая железная кровать с панцирной сеткой, на которой когда-то спала маленькая хозяйка. Но маленькой хозяйки уже давно не было. Она исчезла вместе с плюшевым мишкой и кукольным столиком.
Скопившаяся пыль перевесила, и с ноги куклы слетела сандалия. Взметнулось небольшое облачко после тихого удара. А Даша стала падать. Единственный глаз ее медленно закрылся, когда она оказалась на полу, и динамик, спрятанный где-то внутри куклы, последний раз жалобно простонал: «Мама», – но этот звук потерялся в клубах пыли и тлена, поднятых то ли Дашей, то ли заглянувшим в окно ветром, единственным отныне гостем в этой комнате.
