Аля

     Северное лето короткое, яркое. Вспыхнет разноцветьем трав, обилием грибов и ягод, нашумит дождями и, прыг под снежное одеяло, чтоб через девять месяцев родить новое, но такое же, шумное цветистое.
   Поэтому  и ловят северяне каждый погожий день. А сколько радости, когда в выходные не нависает свинцовое небо, не льёт холодный дождь. В такие дни город словно вымирает, все едут на природу. Едут семьями, рабочими коллективами, с друзьями, с друзьями друзей…
    Случилось так, что в пятницу, в ожидание таких солнечных выходных дней, обзвонив подруг, обойдя в конторе, где я работала все кабинеты, я поняла – в выходные дни, когда так  заманчиво светит скупое северное солнце, а сопки за городом сияют всеми цветами радуги, я одна.
    Составить мне компанию  провести день за городом некому. Я представила, как в понедельник, придя на работу, все станут рассказывать, кто, где был, а мне даже никто не поверит, что я просидела в туманном городе два  дня.
    Бывало не раз, когда я отправлялась бродить по сопкам в одиночку, прекрасно понимая, что это опасно, но зато никто  не нарушает моего общения с природой. Можно устроиться в распадке над самым-самым морем и слушать звуки,  которые бегут над водой, словно невидимые пальцы музыканта трогают мягкую зыбь. И вторит ей тишина. Но тишина необыкновенная, а словно тихо - поющая. В такие минуты на глаза наворачиваются слёзы,  и счастье льётся с каждого листика, с каждого цветика.
    А как перекликаются  вахтенные на судах, стоящих на рейде в бухте! Каждое слово, каждый звук эхом доносится. Южные моря другие, они тёплые, будоражащие. А северные дарят умиротворение, зовут к размышлению, покою... Только здесь понятны слова «зеркало воды, зеркалье вод», и «как прекрасен этот мир»…

   Но в этот день я упорно искала спутника, не понимая сама, зачем я это делаю.
   И нашла. Молодая худенькая женщина – почти девочка просто наскочила на меня в коридоре и радостно закричала: «Это тебе не с кем по грибы идти? Пойдём со мной. Да я Аля, Аля, я на телеграфе работаю, ты меня и не видела поэтому».
   Она так наступала на меня,  что я растерялась. Проходившая мимо старенькая бухгалтерша Вера Ивановна увидела моё замешательство:
- Сходи с ней. Она здешняя, все тропки знает.
- Знаю, знаю, - загорелась Аля, - я такие места тебе покажу.
Так мы и познакомились.
     А рано утром на следующий день дружно  бежали  по тропинке вверх по сопке, обогнав всех, кто ехал с нами в автобусе, туда,  где были заповедные Алькины места. Действительно, места она знала потрясающие, и знала точно, что вот « ту корягу перейдём, там такая сказка!» И точно,  мы переходили корягу и попадали на поляну огромных мухоморов, кажется, вот-вот из-за них появятся  Белоснежка и гномы.
- А под той сопкой белые маслята, потом её обойдем, с другой стороны коричневые.
  И всё шло замечательно, но…
Неуютно мне было с ней, какая- то она была  не такая.
   В обычной жизни, прятавшая глаза за толстыми линзами очков, взобравшись на сопку, сняла их и аккуратно спрятала в сумку.
- Ты как грибы увидишь?- не удержалась я.
- Я их носом чую, - она засмеялась, и мне от её смеха стало жутковато.
   Веселья в нём не было,  а было что-то,  после чего обычно начинается истерика, слёзы. Глаза без очков были большие и тоже такие же «весёлые», как смех.
   Хохотала она часто, и я каждый раз вздрагивала, и видела, как  она замирает и словно слушает себя с каким-то детским удивлением.
Как бы там ни было, но грибов мы собрали много и быстро. К полудню, устав, нашли симпатичный распадок,  с которого вся бухта, как на ладони, достали термоса, накидали в кипяток каких-то трав и пили чай, грелись на солнышке, не думая о том, что, вот вернёмся в город, и сказка захлопнется.

  Вдруг Аля резко глянула на меня и быстро заговорила:
- Ты думаешь, я немножко с приветом, городская сумасшедшая, да? Нормальная я, нормальная. Только так никто не думает.
Ты ведь недавно приехала и много чего не знаешь, но я так рада, что ты пошла со мной, у меня ведь нет друзей, подруг. Зато у меня сын есть, - добавила с гордостью.
  Видимо, у меня на лице  такое было написано, что она просто покатилась со смеху. И радуясь такому впечатлению, добавила:
- Шесть лет ему.
- Не может быть,- только и могла сказать я.
Такая маленькая, худенькая и совсем девочка, на вид моложе меня.
  Аля отсмеялась, погрустила и превратилась в серьёзную женщину с очень умными, всё понимающими глазами.
- Я никогда никому не рассказывала, а тебе расскажу. Мы с сыном живём с родителями мужа. Моего свёкра ты знаешь.
-Откуда? Я и с тобой только вчера познакомилась.
- Рядом с твоим домом магазин продуктовый, мой свёкор там часто ошивается. Подумай, подумай!    
«Чокнутая», - решила я, а память уже высветила фигуру странного седого дедка.
    Однажды я наблюдала, как из очереди за вкусно пахнущей огурчиками корюшкой пожилая женщина выгоняла маленького кругленького человечка. А он не возражая, медленно шёл прочь с замороженной улыбкой, скорее похожей на маску.
В глазах ни обиды, ни огорчения, ничего.
- Это не тот ли дедок, - сказала я, - весь белёсый,  волосы белые  вокруг головы, такой благообразный, ну, просто, божий одуванчик,- наконец нашла я определение этому существу.
  - Ну, ты даёшь, - восхитилась Аля, - его так и зовут. Только этот божий одуванчик полицаем был в войну, вот сюда его и сослали. Здесь женился,  мы с его сыном  одногодки были. Я с мамой из посёлка приехала, когда 8 классов закончила. С Олегом  познакомились и сразу поженились, а что тянуть, я его любила, он меня, родители  ни слова не сказали. Ну и что, подумаешь, молодая, зато вон какого сына родила. И жили мы хорошо и ещё бы лучше жили.
    Но когда Олегу исполнилось 18, пошёл он в военкомат,  от армии косить не собирался, на подлодку хотел попасть.
   Что там было, не знаю, только гуляю с маленьким возле дома, жду его. Смотрю, бежит мимо нас  с малышом, ничего не видит, не в себе. Я за ним. Да пока с коляской в подъезд, пока  квартиру открыла, а уже гарью пахнет.
Я дверь в ванную распахнула, а он - факелом… Я тушила его, тушила…
   Голос у неё сорвался, и мы долго молчали.
Я не ожидала такой концовки, похолодела, слёзы где-то внутри собрались, чувствую, что надо крепиться, иначе будем реветь вдвоём. У Али пальчики дрожат, рассказ ей нелегко дался.
    Я хотела что-то спросить, говорила она довольно сбивчиво, торопливо, но Аля, словно угадав мои намерения, быстро сказала:
- Всё, всё. Ничего не спрашивай. Ты всё равно не поймёшь, что это было. А теперь вперёд!  Мы пришли грибы собирать, вставай,- тормошила она меня, превращаясь в прежнюю, чем-то пугающую, сверхвесёлую…
    Я шла за ней следом, вокруг такая же была красота, но радости уже не было, и ветерок показался холоднее, и солнце не такое яркое.
  Когда мы возвращались домой, Аля сказала:
-Приди ко мне в гости. К нам никто не ходит и к ним, - она выделила это слово « к ним», - никто, никогда, понимаешь.
Я обещала и слово сдержала, хотя мои коллеги   крутили пальцем у виска, когда я сказала, куда иду.    
     
    Маленькая комната, посредине круглый стол,  в стороне у печки лавка. Аля носилась по комнате, счастливая, ставила чай, « ешь варенье, из жимолости, сама собирала». И  тут же: - Поняли?  Вы?
Это уже к  «божьему одуванчику» и его жене, которые тихо сидели на лавке, с выражением  людей, первый раз пришедших в кино.
-А у меня есть друзья, есть, а вы говорили, что никто ко мне не придёт, а ко мне вот какие люди ходят! - не знаю, что она во мне видела, но я понимала, что ей очень важен мой приход.
     Маленький  сын Али, как только я зашла, схватил меня за руку и не отпустил. Так мы чай и пили, держась за руки. Аля светилась от счастья.
- Я уеду отсюда,- тихонько шептала она,- все врут,  что я никому не нужна.
-Точно врут,- подтвердила я. - не слушай их.
Так и сидели – мы отдельно за чаем, старики отдельно на своей лавке.
   Домой я шла, рассуждая, наверное, первый раз в жизни, как мало надо человеку для счастья, и ещё меньше надо,  чтоб убить в нём желание жить.