УДИВИТЕЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ СОЛОМОНА ВАСИЛЬЕВА.
Первое, что увидел Соломон Васильев проснувшись, были ноги в грязных носках. Дырка на правом и торчащий из неё жёлтый ноготь казались знакомыми, но, для обретения уверенности в том, что это его ноги, а не чьи либо ещё, Соломон пошевелил ногтем. Да, эти ноги, определённо, принадлежали ему.
Далее пришло ощущение спины, которая опиралась на что-то твёрдое. Рядом с ногами стояли пыльные ботинки, как бы приглашающие обуться. Ботинки он тоже узнал.
Привычный процесс обувания и зашнуровывания шнурков помог ему идентифицировать себя, как человека, который сидит на земле и обувает ботинки.
После этого, уже стало возможным подняться на дрожащих ногах и осмотреться.
Соломон Васильев стоял возле квадратного чёрного камня, который дал опору его спине. Камень и Соломон находились на плоской вершине горы. Прямо над ними громоздилась бугристая небесная твердь. Вниз с плато сползала узкая дорога или, может быть, она взбиралась наверх. Что есть что, определить было трудно, поскольку вокруг плавал неприятный сиреневый туман.
Соломон Васильев постоял, ожидая подсказки. Однако, видимо, крепко выпил накануне Соломон, потому что память не дала ему ни малейшего намёка на то, где он находится и как здесь оказался. Здравый смысл тоже молчал. Тогда включились ноги или, может быть, это включились пыльные ботинки и понесли Соломона вниз.
Идти вниз оказалось не так легко, как могло бы показаться идущему вверх. Ноги сами вылетали из-под Соломона, но, дорога была узким карнизом и слева обрывалась в пропасть, куда не хотелось заглядывать. Его мучил страх. Он пытался прижаться к склону горы справа, но, право ощетинилось острыми обломками скал. Гора была огромной и тонула в слепом тумане. Муравей, ползущий по карнизу, не понимал, спускается ли он прямо или петляет вниз по серпантину.
Внезапно, пыльные ботинки Соломона Васильева застучали по брусчатке мостовой, и он с удивлением обнаружил себя идущим по улице города, очень напоминающего город его детства. Туман рассеялся, но, стояли, как бы, предутренние сумерки, улица была совершенно пустой.
Соломон Васильев пошёл прямо, оглядываясь по сторонам, в поисках дворника или раннего прохожего или хоть какого-нибудь забулдыги, у которого можно будет спросить дорогу. Дорогу куда? Об этом Соломон Васильев не знал, но, он смутно ощущал, что куда-то ему необходимо добраться.
В какой-то подворотне он заметил две мужские фигуры и с чувством невнятного узнавания направился к ним. Они были одеты так, как одевались взрослые мужчины во времена его детства: широкие штаны, короткие пиджаки, рубашки с отложным воротником. Но, лиц видно не было. Лица были чёрными пятнами в тени надвинутых кепок. В тени надвинутых кепок вспыхивали багровые огоньки, похожие на огоньки папирос.
Соломон Васильев раскрыл уже, было рот, чтобы что-нибудь сказать, - но, тут же получил удар в лоб и молча сел на брусчатку. Больно не было, только очень обидно. За что? Он пошарил вокруг, в поисках какой-нибудь штакетины или, хотя бы, обломка кирпича. Однако, брусчатка была идеально чиста. Фигуры повернулись и молча, ушли вглубь подворотни.
Соломон Васильев поднялся и продолжил свой путь по улице. Сзади раздался скрежет, его нагонял трамвай. Соломон Васильев качнулся в сторону вагона, чтобы запрыгнуть на подножку. И увидел, что в вагоне стоит гроб, вокруг которого сидят четыре тёмные женщины в траурных одеждах.
Трамвай медленно проскрежетал мимо. Соломон Васильев пошёл дальше туда, куда несли его, его пыльные ботинки.
Брусчатка мостовой закончилась, и Соломон Васильев вошёл в мегаполис. Он видел гигантские, многоэтажные башни, сложные транспортные развязки, по панелям двигались плотные толпы людей. Странной особенностью этого города было почти полное отсутствие освещения. Только светились кое-где квадратики окон в башнях, красные глаза стоп-сигналов на дорогах и мутно-жёлтые внутренности автобусов. Остальное тонуло в серых сумерках. Серые толпы на панелях были как груды катящихся камней – в одинаковых тёмных куртках, тёмных джинсах, тёмных шапочках, обтягивающих голову. Стоял невыразительный гул, но, голосов слышно не было.
Соломон Васильев осознавал, что в этом незнакомом месте надо спрашивать дорогу. И он втянулся в толпу, пытаясь обратиться к кому-нибудь. Люди не обращали на него никакого внимания. Они шли, опустив головы. Если кто-нибудь поднимал голову, то Соломон Васильев не видел лица, а только чёрный булыжник под тёмной шапочкой. Его толкали каменными плечами, грудями и спинами, его крутило тихо и молча, как щепку в водовороте и как щепка в водовороте, он не чувствовал боли от толчков и ударов.
Потом его вытолкнуло к автобусу, и он без мыслей шагнул в открытую дверь.
Автобус ехал через мегаполис неопределённо долго, продираясь через предрассветные сумерки, через далёкие мутно-жёлтые огни и угрожающую близость каких-то железных конструкций.
Соломон Васильев вышел на конечной остановке. Мегаполис закончился. Здесь было царство жёлтой, осклизлой, много раз перелопаченной глины. Повсюду зияли котлованы, канавы, траншеи с оползающими краями и валялись груды арматуры. Моросил дождь, всё мокло под дождём, и кроме глины и железа ничего не было.
Соломон Васильев пошёл через пространство, переступая через торчащее железо, увязая в глине, его пыльные ботинки превратились в комья грязи, но, он упорно продвигался вперёд.
Впереди начало разгораться зарево. Это не было похоже на восход солнца. Это не было похоже на искусственный свет города. Это было похоже на расцвет огненного цветка, на живое, пульсирующее полыхание гигантского костра, на биение горящего сердца, всё пространство начало светиться розовым светом, это было потрясающе красиво.
И вот, наконец, Соломон Васильев остановился на краю пропасти. Его рот раскрылся, его глаза остановились и не в силах отразить увиденное, стали чёрными. То, что он увидел, было невиданным. То, что находилось ТАМ, не могли вынести человеческие глаза и человеческое сердце.
На рассвете Соломон Васильев умер и уже никому ни о чём не смог рассказать.
