АЛЕКСЕЙ СУХИХ
Т О С Т Н А Б Р У Д Е Р Ш А Ф Т
Был апрель Снег, осунувшийся и почерневший, ещё лежал на газонах и северных сторонах крыш. По утрам под ногами ещё хрустели серебристые льдинки, но к полудню яркое солнце уверенно занимало безоблачное небо и ровный звук сверкающей капели заполнял пространство. Над окнами и по обсохшим деревьям суетились воробьи. Воздух был мягкий, весна шаловливо, но настойчиво заполняла его изо дня в день густым настоем тепла, дыханиями юга и безмятежной меланхолией.
Он стоял у окна своей комнаты на первом этаже стандартного двухэтажного дореволюционного дома и смотрел на раскрывающийся день. Смотрел на старый дворик, заросший вековыми тополями, на весёлые, играющие в догонялки капли, на шумных воробьёв, на радостных малышей с пластмассовыми лодочками у ручейка. И он пускал когда – то бумажные кораблики, и счастья у него было не меньше в ту пору, чем у нынешних малышей. Сейчас ему было не особенно весело, и с сожалением он подумал о том, что это не очень здорово, когда время уносит в прошлое неповторимоё и радостное. Но это не было главным. Весной многих охватывает неясная грусть, но мир кажется лучше и добрее и люди чаще улыбаются друг другу.
«Пусть всегда будет солнце!» - подумал он неожиданно словами из песни и улыбнулся, вспоминая, что дальше в песне идут слова невозможного желания в нашем мире необратимой повторяемости.
А вечером на бульваре он встретил её. Неожиданно и случайно. Неожиданно оттого, что она жила в другом городе, а случайно оттого, что встреча двух человек из миллионов не вписывается в своды закономерности.
- Это ты, - только и сказал он невыразительно, как соседке, с которой встречался не по одному разу за день.
- Да, - ответила она.
- Я не видел тебя восемь лет, - сказал он тем же монотонным голосом и вдруг, осознавая суть явления, порывисто взял её за руки, радостно рассмеялся, и воскликнул:
- Здравствуй, милая! Я так рад!
Они всегда раньше обращались так, и в шутку и всерьёз.
- Здравствуй, милый, - улыбнулась она. – Я тоже не видела тебя восемь лет. С последнего курса? Да? Сколько же теперь нам лет? – Она отодвинулась и посмотрела на него чуть издали. – Да мы, пожалуй, старики
- Заметно?
Грустная улыбка скользнула по её губам.
- Но и я не осталась семнадцатилетней.
Он хорошо помнил её семнадцатилетней. Помнил школу, десятый класс, выпускной вечер и тот рассвет, который выпустил бывших школьников в жизнь. Он любил ту семнадцатилетнюю девушку, и она была рядом с ним в те утренние часы большого дня. А потом были расставания и встречи, радостные и грустные, обыкновенные. Где - то разлука переломила ожидания, и они потерялись навсегда. Но ещё долго у него тревожно вздрагивало сердце, когда он слышал её имя, пока всё не отодвинулось куда – то в далеко – далёкое и уже не затрагивало, а лишь навевало лёгкую тень воспоминаний.
Он посмотрел на неё.
- Да, пожалуй, ты стала взрослой.
- Конечно, - сказала она. – Моему сыну четыре года.
- О! Поздравляю! Но где же сын, отец?
- Сын сейчас с бабушкой, а отец…Ну, это не важно… Мы расстались, давно расстались. И тут всё. А как ты?
Он посмотрел на отклонившееся в сторону лицо женщины, которую только что назвал «милой».
- Да конечно, это не важно. А я, что я! Всё так. В смысле увеличения численности населения на планете бесполезный для общества человек.
Они долго стояли, а может быть, шли или сидели на лавочке, разговаривали или молчали – какое дело?
Ощущая радость встречи и близость друга ранней юности, оба они были охвачены потоком воспоминаний о счастливой поре открытий и надежд, о которой потом часто вспоминаем и говорим, что растратили её понапрасну. Но великий поэт сказал, что « ...не надо думать, что напрасно была нам молодость дана…» И он прав и не надо искать доказательств этому.
Темнело. С запада, закрывая последние лучи уходящего солнца, на город надвигались тёмные облака. В воздухе появились редкие мягкие снежинки.
- Может пойти снег, - сказал он.
- Может и ещё как! Такой мрак! – сказала она.
- Что же будем делать?
- Ты мужчина…
- Тогда спрячемся.
- !?
- Зайдём куда-нибудь, отметим такую встречу, потанцуем. Или нас сегодня кто ждёт? – заметил он нерешительный жест.
- Совсем нет. Я согласна. Но не хочется ресторанного шума. Вот если бы где поуютнее…
Он задумался на минуту
- Не думаю, чтобы это нам удалось. Мы не так ещё сильно обуржуазились, чтобы создавать интимный уют в общественных заведениях. Погудеть, на троих сообразить – это да, а побыть уютно вдвоём – невозможно.
- Ну, зачем такая безнадёжность в светлый вечер, - улыбнулась она и взяла его под руку, - ты же сказал, что живёшь совсем недалеко. Зайдём к тебе и посидим.
- Правда? А у меня мелькала мысль, но я не решился…
- У тебя и раньше не всегда получалось, - сказала она чуть загадочно и лёгкая тень мелькнула в её глазах.
- Зато в моём доме есть вино лучших виноградных кровей, присланное из Массандры.
- Врёшь ты всё…
- Ну, знаете…
Вечер закрыл землю от солнца. Они сидели перед окном, за которым было совершенно темно, и только из-за крыши соседнего дома покачивались отблески от уличного фонаря. Негромко звучал магнитофон, неяркий свет от настольной лампы, поставленной на низкую скамеечку, падал сзади и чуть снизу и отражался за окном россыпью мерцаний.
- Вот видишь, как чудно, а ты хотел в ресторан.
В ответ он легко обнял её за плечи и почувствовал, как она незаметным движением прижалась к нему. Он налил в бокалы вина, задумался. Надо было что- то сказать, сказать так, чтобы ни единого звука фальши не прозвучало, но слова не складывались. Они уже выпили за встречу…
- Ну что ты молчишь. Так много говорил на улице, а сейчас бокал вина закрыл твой рот на замок.
- Наверное, ещё надо выпить?
- Без вопросов. Мы это умели делать раньше. Это всё было так давно…Но было! Правда, милый.
Он прикрыл ей губы ладонью. Она отняла его руку, посмотрела в глаза.
- И ты ничего не забыл? Нет! Удивительно, но с каждой минутой нашей встречи во мне оживают даже мелочи. Мне начинает казаться, что я снова та счастливая девушка. И как всё неожиданно. Я и не думала о тебе до встречи. Нет! Всё так неожиданно, так невероятно. Я боюсь, что если закрою глаза, то всё исчезнет. Но я их закрою, чтобы проверить. Только обними меня, подай бокал и поцелуй. И мы выпьем вино, как у вас, у мужчин называется, на брудершафт, чтобы ничего не исчезало.
Её поцелуй вырвал его из времени, и до того на него нахлынуло радостью и болью прежних лет, что сердце у него чуть не выпрыгнуло наружу. Он сразу же сказал ей об этом. Она засмеялась и снова поцеловала его. Потом они танцевали, пили вино, целовались бесконечно и страстно и нежно, разговаривали много безсвязно и бестолково, как в первые минуты встречи.
- Я пошла, - сказала она. Он помог надеть ей пальто и придержал, обняв сзади.
- А может быть, не надо уходить?
Она повернулась, прижалась к нему всей тяжестью тела, потом с усилием, но решительно оттолкнулась.
- Нет, милый, надо. Мне слишком радостно сегодня, чтобы всё было легко и просто. Я вернусь к тебе, скоро вернусь. А сейчас проводи меня. Пойдём?
Они вышли на улицу. Горели фонари, окружённые ореолом крупных редких снежинок. Снег с вечера так и не разошёлся, а падал легко и бесшумно., словно ласково украшал голубой и зелёный убор весны жемчужным ожерельем. Он остановил такси. Она поцеловала его у открытой двери машины и уехала. Он стоял и смотрел вслед, пока машина не исчезла в темноте ночи.
- За что нас любят женщины? – подумал он от лица мужчин.. – Отчего любовь появилась сейчас. Или всегда была? Предположить можно многое, но как угадать? Да и стоит ли отгадывать. Она ещё придёт и скажет, что я милый. А я буду ждать её и вот жизнь полна смыслом.
Дома он ещё долго не спал и сидел с сигаретой у тёмного окна, пытаясь познать себя и охватить вселенную.
Она не звонила и не пришла. Он не пытался её искать. Прошла весна, лето. Осень играла последними жёлтыми листьями, когда они встретились вновь. Он зашёл в не закрывшееся ещё на зиму летнее кафе под навесом выпить рюмку коньяка и увидел её за столиком с маленьким сыном. На улицу они вышли все вместе.
- Не сердись, милый, - сказала она. – Я не смогла прийти к тебе. Меня перехлестнуло наплывом прошлого, радостью первой любви, и счастье возвращения было так велико, что я боялась саму себя, боялась, что всё будет не так. Правда, так лучше. Я всегда вспоминала и вспоминаю тебя с самым светлым чувством. Но между нами столько чужих дней. Я знаю, ты поймёшь, не станешь сердиться. И я благодарна тебе, что ты не искал меня. Тогда бы я не справилась с собой. А сейчас прощай! Так лучше.
- Прощай!
Он снова смотрел ей вслед, пока она не скрылась. И вдруг почувствовал, что одной рюмки коньяку ему мало. Сердце сжалось и будто что –то оборвалось внутри, навсегда отрезав часть жизни от настоящего в прошлое…
|