помощь в сокрытии улик? Похмельным синдромом? Прихотью? Навязчивым желанием алкоголика самооправдаться перед неподкупной совестью: я пью в компании, следовательно, я не законченный пропойца? Тайным желанием загладить то давнее избиение? А что там заглаживать? Да, было. Всё было и быльём поросло. Вдобавок он, Гусаров, в том счастливом детстве, тоже не отличался особо примерным поведением. Однажды, помниться, он так приложил одного назойливого парнишку из соседнего двора, с такой силой швырнул его деревянный помост крыльца, сделав красивую подсечку и бросок через бедро (неожиданно для самого себя), что грохот падения, казалось, разнёсся по всей улице. Мальчишка, попавший на гусаровский приём, сильно ударился головой о доски и очень долго не появлялся на улице, и Гусаров каждый раз с замиранием сердца проходил мимо соседского дома, украдкой косясь на окна квартиры, где жила жертва его нападения, и всё ждал, что разозлённые родители мальчишки придут к нему домой и затеют с его родителями грандиозный скандал. Потом Гусарова отведут в РОВД, где поставят на учёт в детскую комнату милиции, а если мальчишка умрёт, то отправят в спецшколу, или разом в детскую колонию. Как выяснилось позже, сосед уезжал в пионерский лагерь. Отдохнув и окрепнув за смену, он возвратился домой и успел до осени отомстить Гусарову за тот великолепно пропущенный приём. Сосед подкараулил Гусарова в глухом тупичке между сараями, где обычно собирались мальчишки чтобы подымить подобранными «бычками». Он был с другом и вдвоём они знатно отдубасили Гусарова. Несмотря на унижение, Гусаров был доволен уже тем, что сосед оказался на удивление здоровым подростком. Помимо того, это неприятное происшествие самым серьезным образом повлияло на Сашин характер. Мальчик совсем перестал драться и начал много читать. Поэтому неудивительно, что к семнадцати годам он вырос в худого, застенчивого юношу, носящего очки в минус восемь диоптрий, мечтающего стать профессиональным учёным-археологом...
...Впрочем, Гусаров зря опасался. Бес-искуситель в точности исполнил обещанное и ничего не потребовал взамен. Он вообще не замечал Гусарова, и если им приходилось встречаться, всегда обращался к Гусарову подчёркнуто официально: на вы и по имени-отчеству. Знакомый был директором складского комплекса, соучредителем и младшим партнёром хозяина фирмы. Спустя несколько месяцев их дорожки решительно разошлись. Антипов рассорился со старшим партнёром, со скандалом разделил совместный бизнес и уехал в соседнюю область поднимать своё дело. Новый начальник, пришедший на смену Антипову, затеял кадровую оптимизацию, в ходе которой были уволены все неугодные новому начальнику сотрудники. В основном это были заместители Антипова, начальники отделов, старшие менеджеры. Гусаров считал, что ему незачем волноваться, ведь он не числился ни в антиповских приближенных, ни в антиповских любимчиках. Насчёт последнего имелись некоторые сомнения, ведь, справедливости ради следовало признать, что работа досталась Гусарову по блату, но, во-первых, кто мог знать о ресторанных посиделках с низвергнутым властелином, и, во-вторых, не такая уж он значимая фигура, чтобы обращать на него внимание. Оказалось, что новая метла метёт по-новому со всем тщанием, старательно вычищая с подведомственной ей территории всех, сколько-нибудь подозрительных работников. Дошла очередь и до Гусарова.
Начальник был сух и неприветлив. Окинув колючим взглядом застывшего у стола подчинённого, он, брезгливо взяв за край бумажный лист, протянул его Гусарову со словами:
- Берите бумагу, ручки и пишите...
- Что? - спросил Гусаров.
- Я продиктую. Садитесь и пишите. Директору оптово-розничной базы ООО «Северная Горгона» товарищу... Фамилия, имя, отчество. Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию с... Какое сегодня число? Двадцать третье? Уволить меня с 23 мая сего года. Число, подпись. Написали? Давайте его сюда.
- Это... Это несправедливо, - сказал Гусаров, растерянно отодвигая лист. - Это незаконно. По трудовому кодексу, вы обязаны... За два месяца... и две недели отработки...
- Я вам ничего не обязан, - начальник, приподнявшись, забрал лист и начертал в углу размашистым почерком резолюцию: «Уволить в соответствии с законом согласно поданному заявлению». - Мало того, - он помахал листом, - уволились вы добровольно, без всякого давления и принуждения со стороны администрации...
- Отдайте, - глухо попросил Гусаров.
- Ч-е-е-го?! - ошалел от такой наглости начальник.
- Бумагу отдайте, - непоколебимо требовал Гусаров, бледнея от захлёстывающей душу храбрости.
- Тамара! - слабо позвал начальник, стуча пятернёй по коробке внутренней связи.
Гусаров вцепился в предплечье начальника, выдирая из судорожно сжатой ладони смятое заявление.
- Верни бумагу, гнида, - сипел Гусаров, выламывая начальственное предплечье.
Начальник ожесточённо сопротивлялся. Одна рука его била по пульту, в то время как другая отбивала нападение вдруг взбесившегося сотрудника. Заявление было разорвано, меньшая часть оставалась у начальника, большая давно отброшена на пол. Гусарова перемкнуло, он выковыривал из кулака начальника застрявший обрывок, не замечая, что начальственный палец добрался и ткнулся, наконец, в нужную кнопку.
- Тамара, - визгливо возопил начальник, - срочно охрану ко мне в кабинет!
Дальнейшее Гусарову вспоминалось отчасти смазанными обрывками. Воспользовавшись тем, что начальник отвлёкся на Тамару, он сумел добыть спорный клочок заявления и, не останавливаясь, вознамерился было заехать начальнику по морде, для чего широко размахнулся правой, одновременно хватая левой начальника за галстук, чтобы подтянуть поближе... В следующее мгновение он оказывался прижат щекой к столешнице, с заломленными за спину руками. Начальник кричал, что этого он так не оставит и требовал от Тамары немедленно вызвать полицию. В кабинет заглядывали любопытные посетители, Тамара пыталась оттеснить их в приёмную. Затем его рывком приподнимали и выводили в приёмную, больно выкручивая руки в плечевых суставах... Бесцеремонно тащили вниз по служебной лестнице и выпроваживали пинком на улицу... Он проскакивал автоматически открывающиеся двери...
...Гусарова пробкой вышибло из вестибюля. Выскочив на площадку под длинный козырёк, он бойко развернулся и прокричал невидимому за толстыми тонированными стёклами входных дверей обидчику:
- Скотина! Я тебя, гнида, по судам затаскаю! Ты у меня за всё ответишь! С-с-самодур!
На бранных выражениях речь Гусарова отчётливо сбоила, он произносил их запинаясь, с каким-то отчаянно-восхищённым бесстрашием. Любому профану, равно как и не профану, враз становилось ясно, что ненормативная лексика Гусарову чужда и неприятна.
Двери бесшумно раскрылись, в проёме возник мордатый охранник. На поясе у него сиротливо болталась короткая резиновая дубинка. Гусаров благоразумно попятился.
- Чё те надо, огрызок? - лениво поинтересовался охранник.
- Вещи отдайте, - в ультимативном тоне потребовал Гусаров.
- Заходи, бери, - великодушно разрешил охранник.
- Само собой. Я пойду, а ты меня дубинкой...
- Зачем дубинкой? - обиделся охранник. - Дубинкой бить приказа не было.
- А какой был? - как бы невзначай спросил Гусаров.
- К начальству не пускать, - сказал охранник.
- То есть, я могу беспрепятственно войти?
- Войти можешь, - открыто глумился охранник, - выйти — как получится. И во взгляде его простодушно читалась незатейливая мысль: «попадёшься — не выпущу!»
- Ну, и чёрт с вами, - с каким-то бесшабашным облегчением выдохнул Гусаров, - берите, пользуйтесь... Уроды! Крутанулся на каблуках и тот же миг как-то обмяк, сгорбился, стал ниже ростом. Исчез нервный задор, выветрился адреналиновый кураж и мысль о лежащей в сейфе кадровички трудовой книжке внезапно отравила мозг смутными видениями грядущей катастрофы.
«Что со мной произошло? - печально размышлял Гусаров, бредя к автобусной остановке. - Так наброситься на человека...» Он вспомнил, с каким остервенением и ненавистью выдирал из начальственной лапы злосчастный клочок бумаги и ему стало нестерпимо стыдно, но вслед за накатившим валом раскаяния от содеянного перед его внутренним взором возникла перекошенная морда (иначе не назовёшь) директора, тройной подбородок, висящие брыли щек, пронизанные склеротическими прожилками капилляров, толстые губы, выкаченные глаза и угасшая было храбрость на краткий миг ярко полыхнула в его душе. Жалко, не успел врезать этому козлу. Точнёхонько в потную мерзкую харю. Гусаров живо представил картину мести: его кулак, подобно выпущенной стреле, несётся вперёд, со свистом рассекая воздух, удар достигает цели, разлетаются осколки зубов, капли крови, губы разбиты вдрызг, обидчик теряет равновесие и всем своим жирным телом рушится на землю. Тяжёлый грохот сотрясает кабинет. Дребезжат хрустальные вазы в шкафу, в приёмной истерично визжит густо наштукатуренная секретушка. А он, Гусаров, пинком открыв двери, гордо выходит, раздвигая плечом оробевших охранников и сбежавшихся на шум офисных зевак...
Но пламя отваги гаснет окончательно. Гусаров лезет в карман за проездным, режется острым краем пластиковой карточки. Он выдёргивает руку, беспомощно дует на порез, стараясь унять кровотечение. Кровь не унимается и он обматывает палец носовым платком. Похоже, это та самая соломинка, что ломает хребет верблюду. Гусарову становится горько и одиноко. Он прислоняется к железному столбу остановочного павильона. Глаза набухают влагой. По щеке скатывается слеза. Гусаров тихо плачет. День начисто испорчен.
...Газета называлась «Из рук в руки». Гусаров хмуро осведомился: «Сколько?»
- Семьдесят пять, - ответила киоскёрша. - Будете брать?
- Буду, - сказал Гусаров, вытряхивая из бумажника на ладонь монеты. Семьдесят... три... пять. Возьмите. Семьдесят пять. Ровно.
Киоскёрша неторопливо пересчитала деньги.
- Пожалуйста, ваша газета.
- Спасибо, - желчно ответствовал Гусаров.
- Не за что, - сказала вежливая киоскёрша и улыбнулась. Как показалось Гусарову, ободряюще. - Благодарю за покупку.
- Спасибо, - вымолвил он, устыдившись своего раздражительного тона. И добавил, потянувшись непроизвольно рукой к несуществующей шляпе:
- Счастливого вам дня.
- До свиданья, Александр Дмитриевич, - сказала киоскёрша, особо выделив интонацией знание его имени и отчества: «Александр Дмитриевич». Гусаров изумленно вздрогнул, но киоскёрша уже не смотрела на него. Отойдя от киоска, он решил, что ослышался.
Усевшись на скамейку, Гусаров принялся бездумно листать хрустящие страницы. «Из рук в руки» была отпечатана на отличной глянцевой бумаге, строгим чётким шрифтом, с яркими цветными картинками продаваемых вещей, фотографиями вилл, коттеджей, шале, бань, земельных участков и отдельно портретов (обязательно анфас) в рубрике «Желаю познакомиться». «Качественная полиграфия, - машинально отметил про себя Гусаров, - не свойственная для газеты объявлений. Бумага, если не ошибаюсь, финская. Да и печать, скорее всего, производилась за границами нашего богоспасаемого отечества». Канцеляризмы он специально употреблял для того, чтобы подчеркнуть абсурдность
