Гружёная машина с трудом преодолевала очередной снежный занос. Мотор натужно, с какими-то утробными всхлипами, перемежаемыми позвякиванием и постукиванием, казалось, он вот-вот надорвётся и окончательно заглохнет, продолжал мед-ленно крутить колёса и машина, метр за метром, преодолевая сопротивление снежно-го заноса, продолжала продвигаться вперёд. В кабине, не смотря на дополнительное, самодельное утепление стенок кошмой, было холодно и неуютно. Лобовое стекло всё время запотевало, и Андрей тряпкой старался его оттереть, но помогало ненадолго.
Свет фар еле-еле пробивал метров на пять-шесть беснующуюся впереди снежную круговерть, а затем упирался в сплошную снежную стену. Андрей пытался хоть что-то рассмотреть немного дальше впереди машины, но снежная круговерть была настолько сильна и плотна, что свет, казалось, просто исчезал в ней. От постоянного напряжённого всматривания, в беснующуюся белизну, глаза болели и слезились.- «Ну и погодка, сто чертей ей в печёнку! – пробурчал устало Андрей. - При такой погоде только дома на печи лежать…»
Чтобы дать хоть на мгновение глазам отдых, он перевёл взгляд на щиток приборов. В холодном, равнодушно-зеленоватом свете лампочек тускло подрагивали стрелки приборов, казалось, на них тоже подействовал сумасшедший холод за стенками кабины: скорость была не более шести-восьми километров в час. – «Да-а, с такой скоростью я ещё долго не выберусь на трассу» - мелькнула тревожная мысль, и Андрей быстро взглянул на показание уровня топлива. - «Ё-ма-ё!! Это когда же я столько сжёг соляры?! – Андрей озадаченно покачал головой. Чёрт! Чёрт! Чёрт! – Хоть бы хватило добраться до трассы, там выпрошу у кого-нибудь… - Не оставят, надеюсь, в беде товарищи-водители…»
А пурга продолжала бесноваться. Сквозь рёв мотора прорывался нескончаемый вой окончательно озверевшей пурги, казалось, она всеми силами пытается не дать машине выбраться из своих цепких ледяных объятий.
«Хоть бы не застрять! Ты уж, машинка, постарайся, иначе нам с тобой полный «капут» в лесу будет… - Тебе не знаю, наверное, а мне уж точно будет капут!» - упрашивал Андрей железного коня и все его мышцы, как и его душа, были напряжены од-ним напряжением с машиной. Они срослись телом и душою в одно целое, в единый организм, казалось, он и машина… - его сердце билось вместе с сердцем машины – мотором. Андрей даже на мгновение представил: заглохни мотор и его сердце тоже мгновенно перестанет биться в груди. Поэтому он всеми фибрами своей души, до кровавых сердечных ран, помогал мотору и молил бога, чёрта, ангелов, всех святых лишь только об одном – чтобы не заглох мотор!
Что помогало машине продолжать движение… просьбы-молитвы Андрея, или же кто-то более сильный, чем человек, но машина преодолела сугроб и мотор, казалось, облегчённо вздохнув, хотел уж совсем запеть свою радостную песню победы, но неожиданно кашлянув, замер. В кабине мгновенно воцарилось гнетущая тишина, лишь за стенами кабины особенно злорадно-радостно взвизгнула пурга.
Андрей вначале, как-то даже и не сообразил, почему в кабине вдруг наступила недобрая, тревожная тишина: перестал раздаваться гул мотора, а затем, сквозь мгнвенную непонятливость до его сознания пробилось – заглох мотор! Он успел даже чертыхнуться обиженно – «Ну, надо же такому случиться и так не вовремя!» А потом, в голове суматошно заскакали мысли: Почему? Что случилось? А как же яа-а…?!
Это – «А как же яа-а?!» - постепенно отодвинуло все остальные мысли куда-то в сторону и осталась только эта. Это «А как же я?! заставило его задуматься над случившимся и мгновенно получить ответ – замёрзла солярка, вот почему заглох двигатель! Плохо, очень плохо! – подумал он тревожно и стал лихорадочно вспоминать, что в таких случаях делали опытные, бывалые водители…
«Нужно сделать факел и прогреть трубопровод…» - вспомнил он, и стал шарить рукой между сиденьем и капотом, отыскивая проволоку и какую-нибудь тряпку.
Неожиданно, как-бы сбоку, в поле его зрения попала мелькнувшая за лобовым стеклом посторонняя тень. Странно, промелькнула в голове тревожа душу, мысль - откуда здесь собака? Они же в такую непогоду давно забились в свои будки, а те, кому повезло с хозяевами, греются в избах у печи… И почти мгновенно, сознание подсказало ему – это не собака, это волк! Собаки меньше размером! Меньше размером, конечно же меньше…!! «Но откуда?!» – всё ещё не совсем понимая и изо всех сил пытаясь сообразить, спросил он себя испуганно, - их же не должно здесь быть! Ведь старики-старожилы говорили, что их уж лет десять, как не стало, то ли ушли куда, то ли охотники перестреляли… Мне же нужно наружу…иначе…
Перестав искать проволоку и тряпку, Андрей пристально всмотрелся в снежную круговерть. Волк был не один, их было несколько и они даже не думали уходить от машины. – «Что же делать, что же делать?! – лихорадочно думал он и не знал… В голове промелькнуло – «А если попугать их сигналом? У меня же воздушник!» - и он надавил на кнопку. Раздался рёв! Этот механический рёв смог даже перебить завывание пурги. Волки вздрогнули, а один из них даже подскочил на месте, наверно от страха, радостно вскинулся Андрей, сейчас они скроются в тайге. Но они не ушли. Не ушли они, а бросились под машину. Странные какие-то волки, опять встревожился Андрей и ещё раз надавил на сигнал. Ни одна волчья морда из-под машины не показалась!
Ушли?! Не ушли?! Как узнать? – опять забилась мысль у него в голове. А если не ушли?! Что тогда делать? Через час двигатель замёрзнет, и я не смогу его запустить… как тогда быть?!
Андрей немного посидел не шевелясь. Тёплые унты и тулуп с рукавицами из собачьего меха пока не пропускали к телу леденящий холод пурги, но… сколько это может продолжаться, подумал он и осторожно приоткрыл дверку кабины КАМАЗа.
Пурга, словно только и ждала этого момента: она, дико взвыв, сразу бросила в кабину огромную охапку снега и заплясала, и захохотала, а потом визгливо завыла, казалось, она обрадовалась, что у неё появилась новая жертва! Андрей быстро захлопнул дверку. В кабине стало тише, но теперь уже мороз начал одолевать его.
И опять Андрей задумался: что делать? «Если я не прогрею трубопровод…» - закончить мысль ему не дал донёсшийся из-под машины волчий вой.
«Не ушли, паразиты! Нашли себе убежище под машиной, гады!» - подумал Андрей и ещё раз, от бессилия что-либо изменить, надавил на кнопку сигнала. Сквозь бушующую в тайге пургу понёсся жалобный призыв о помощи, помощи, которую просил молодой, только что отслуживший в армии парнишка. Он держал кнопку сигнала до тех пор, пока не закончился воздух в системе и сигнал, как умирающее живое существо, не всхрапнув в последний раз, навсегда не замолк. Андрей, приподняв клапан малахая, прислушался – выла пурга, и выл какой-то волк под машиной. Он выл тоскливо и жалобно, казалось, он проклинал свою волчью голодную судьбу, разыгравшуюся пургу и холод. Затем, ему стал вторить другой, а потом завыла, перебивая вой и визги пурги, вся стая.
Вой был до того жалобно-тоскливым, что Андрей, непроизвольно, и сам потихоньку завыл. Завыл от одиночества, от невозможности хоть как-то изменить свою судьбу и, наверное, от тяжёлого предчувствия.
Пурга, бешено набрасываясь на одинокую машину, пыталась всеми силами добраться до сидевшего в кабине, сгорбившегося и потихоньку с подвыванием, плачущего человека. Она пыталась подобраться к человеку через любую маломальскую щель и находила. В кабине КАМАЗа становилось всё холоднее и холоднее. Стёкла затянуло ледяным узором и Андрей, сонно приоткрывая глаза, уже не видел ни света фар, ни снежной пурги, он только слышал её завывание и вой волков. Иногда он вскидывал голову и прислушивался, пытаясь понять – кто воет: он или волки?!
* * *
Светило яркое солнце, небо было голубое-голубое – ни облачка на нём, а вокруг летали стрекозы – огромные, пучеглазые. Изредка они садились на ветки сирени, на провода, а затем, словно поднятые вихрем, радужным многоцветьем вновь взмывали в небо, как папин самолёт. Андрей стоял рядом с мамой и, заслонив глаза ладошкой от солнца, всматривался в бездонную голубизну. Он искал в ней папин самолёт.
Папа, перед уходом на аэродром, пообещал им с мамой, что обязательно пролетит над их домом и помашет крыльями. Хотя Андрей понимал, папа пообещал это просто так, для поддержания их настроения, и он также знал, что папа не сможет пролететь над домом и тем более помахать крыльями – самолёт же не птица какая-нибудь! Но всё же упорно смотрел в небо – он ждал чуда – вдруг папин самолёт и в самом деле пролетит над ним и мамой и помашет крыльями.
Он и мама стояли рядом, держались за руки, смотрели в небо и ждали, ждали долго, очень долго, но самолёт так и не появился…
* * *
Потом были похороны. Мама на похоронах плакала, а Андрей, не понимая, почему мама плачет, всё пытался её успокоить. Он никак не мог поверить, что папы больше нет, и не будет рядом с ними, что они больше никогда не услышат его заразительный смех и что они никогда больше не пойдут втроём - он и мама с папой рыбачить на Катунь, и не будут есть, деревянными, разрисованными цветными узорами, ложками пахнущую дымком, горячую уху из хариузов… Он ждал и надеялся и хотел, чтобы мама тоже ждала и надеялась…
* * *
На вторые сутки пурга выдохлась: перестала кружить и выть снежная круговерть. Тяжёлые свинцовые тучи унеслись куда-то в сторону Байкала или куда-то ещё дальше, может до самого Тихого океана. На небе ласково засияло солнце и в воздухе потеплело. Горный Алтай вздохнул полной грудью.
Среди вековых сосен и елей тайги гуськом пробиралась небольшая стая отощавших волков. Крупный седой вожак нет-нет да оглядывался назад, на почти полностью укрытую снегом, словно белой тёплой шубой, одинокую, не издающую ни звука и не пугающую их больше, машину.
А в полукилометре от молчаливой машины, в деревне, с деревянными рубленными избами, вышедшие погреться на солнышке местные старики, поглядывая на небо и покряхтывая, говорили между собой: - «Ну, Слава Богу, однако это последняя пурга в нонешном годе. Вона как весной уж пахнет. – Вишь, как разбесилась напослед, никак не хочет зима уйтить, уступить место Весне».
