Произведение «Ведьма из Карачева Гл. 20 И опять - на Украину... » автора Галина Сафонова-Пирус

Ездили мы на Украину еще не раз, там же посытнеича было, чем у нас. Как-то приехали, нанялися работать к одному хохлу и договорилися на тридцать пудов пшеницы за лето. Хозяин попался хороший, кормил нас вволю и хлебом, и молоком, но проработали мы у него только с неделю… А вот почему. Раз так-то к вечеру как наскочила банда на хутор, как завязался бой! Хозяин и кричить нам: скорей, мол, на чердак лезьте, там пули не достануть. Вот и отсиделися там, живы осталися, а у хозяина лошадь убило, да и мать чуть ни шлёпнули. Она ж глухая была, как печка, и когда бой шел, то вышла на улицу, да бродить себе как ни в чём не бывало. Но слава Богу, не задело её пулей, привели потом в хату.

На другой день пошли мы в Константиновку за своим барахлом, пришли, рассказали все дяде, который нас приютил, а он и говорить:
- Заработать-то пшеницы вы, конечно, заработаете, а вот вывезти её вам не удастся, всё у вас банды отнимут. Нанимайтесь-ка лучше поближе, чтобы заработанное можно было на себе перенести.
Подумали мы, подумали... И правда, сколько ж банд-то шатается! И нанялися километра за три от Константиновки свеклу полоть. Но мамка недолго проработала. Тогда ж жарко было, как раз засуха начиналася, все горело без дождя, а мамка крепко жары боялася. Как только солнце вспячёть, а с ней и плохо. Да и Динка еще мала была, вот и пришлося мне одной работать.
И заработала я за лето пять мешков пшеницы. Осенью взяли мы пуда три на плечи, поехали домой и опять повстречалися с махновцами… А так дело было. Ехали мы на поезде, ехали и вдруг - взрыв... как бомба всеодно разорвалася. Остановился поезд, началась стрельба и приходить начальник поезда, говорить:
- Мы будем стоять здесь долго, пути разобраны. До следующей станции пять верст. Кто не хочет попасть под махновские пули, может уйти пешком.
И просить записку снести начальнику станции… помню еще, станция та называлася Панутино. А уже вечерело, но некоторые всё ж собралися идти к этому Панутино, да и мамка всхватилася:
- Девки, пойдемте!
А я - против:
- Никуда я ночью не пойду!
Динка – тоже... Ну, поругалася она, покричала, да и всё, осталися мы.
Всю ночь стреляли, но к поезду махновцы так и не подобралися, а на утро...
А на утро привезли на дрезине тех, кто пошел к станции. Всех порубал проклятый Махно! Ну, а когда дорогу справили, поехали мы дальше, но проехали станции три, а на четвертой нас и ссадили. Что делать? Ночь уже, куда ж идти-то? Да легли прямо на землю, подложили свои сумки под головы и заснули, а утром проснулися… Крепко ж есть хоцца! Только одно в голове и крутится: что б такое проглотить? Ну, прошли сколько-то до деревни и опять пошли побираться, только на этот раз мамка не просто просила, а гадать стала. И столько нагадала! Даже сало подавали, яйца. Поели мы, а к ночи прицепилися к товарняку и на пятый день добралися до Орла, а там и до Карачева.
И побыли мы дома только с недельку, а потом снова поехали на Украину за нашим хлебом. Приехали, а там и хозяин воить, и хозяйка: хлеб, двух коров, поросенка, кур… всё повымели отряды какие-то! Но все ж дал нам хозяин немного кукурузы, с тем-то и наладилися домой. Доехали до Константиновки, попросились переночевать к одним, а рядом с ними евреи жили. И стали эти евреи нас просить:
- Оставайтесь у нас. Ничего с вас брать не будем! - Принесли нам подушки, одеяла, простыни: - Только, когда будут стучаться, открывайте дверь и говорите: мы тут живем, мы одни. И потому, что если банда какая налетала, так сразу убивали коммунистов и евреев, а раз мы русские… Ну, уговорили они нас, согласилися мы. Чего ж не пожить-то даром? Вот только топлива совсем не было, но все ходили к терриконам*, в них же мелкие кусочки угля попадалися. Сидять, бывало, люди вокруг этого террикона и разрывають его, как куры. Кто ведро нароить, кто – два. А на базаре шшепочки продавалися, да и в терриконах их можно было найти. В шахтах-то, когда уголь роють, то ставють подставки деревянные, а когда они ломаются, их с породой и выкидывають, а когда так-то копаешься в этом терриконе, то глядь... чурбак и найдешь. Потом откулупнешь от него шшепочку, положишь в печку и сидишь, раздуваешь, раздуваешь, пока уголь ни загорится.
И прожили мы у этих евреев должно недели три. Но уже и на Украине с едой плохо становилося. Бывало, пойдем на базар, а там, как только завидють хохла, что подвозить чтой-то на хурбе свой, как накинутся на него! Ни хохла не видать, ни телеги, пи-ишшыть где-то там… И расташшуть всё, размятуть за минуту. Раз и мы кинулися к одной хурбе, но куда там! Мамку чуть не задавили. Да и в деревнях плохо стало. Тогда ж банд разных ну столько развелося, так грабили стали, что и высунуться из дома не давали. Вот и собралися мы домой. Приехали на Масловку к дяде, а там как раз картошку рыли. И год урожайный был! Нанялися к одним, и столько картошки заработали! Потом наносили кылок из сосонника, привели коровку с Масловки... Да это, когда стояли солдаты в нашей деревне, то у нас хохол один жил по фамилии Грицайка. Пожилой был и нас очень любил, а когда уезжал, то и сказал мамке:
- Уж очень детей твоих жалко. Зачахнуть* они без молочка. Есть у меня деньжата, а на что мне они? Будем гоняться за бандами, убьють… Пойдем-ка с тобой на ярмарку... - А как раз ярмарка была на Неутолимую. – Купим телушечку, выходишь её, будут детки с молочком, а меня добрым словом помянете.
И пошли они на ярмарку привели тёлушечку. Ну, а когда тифом мы болели и за нею некому было ухаживать, забрал ее к себе наш дядя, а теперя, когда с Украины вернулися, у нас - и коровка с молочком. Так рады были! Привели её домой, заготовили сенца, да и дядя цельный воз дал за то, что теленок у них остался, вот зимой и пошло... Нальёть мамка молока в бутылки, понесёть к военным, продасть, купить хлебца, а иной раз и булочек, мы и сыты. Так что зиму хорошо прожили, только… Крепко ж по братцу скучали, и мамка часто плакала.
Ездили мы на Украину до самого голода, что там случился...Что о нём знаю?
А был он там кажется… в тридцать втором, тридцать третьем, когда я уже замужем была и жили мы в Боровке. Соседка наша тогда прислугой служила у начальника, так она-то и рассказывала, что как-то присылаить ей племянник письмо: «Тетушка, пришли ты нам, пожалуйста, хоть шулупаечек!*» Ну, насбирала она кой-чего, поехала. Идеть по деревне, а ни-икого нетути. Пустая деревня. Пришла к своим, а у них соседки сидять, да как схватили её узлы, как начали трепать! И глаза-то у них, как у ненормальных! Вот и порасташшыли всё, что привезла. Племянник уже помер, да и у соседей двое маленьких… Так что ж они? Мальчонку разрубили и едять… И осталася у нее в живых только племянница, её-то и повезла она оттудова, а когда ехали мимо одной станции, так возле в буртах свёкла сахарная лежала, и была уже гнилая, но люди всеодно в ней копалися, таскали и ели.
Да и ещё знакомая рассказывала… Как раз в то время голодное муж у неё помер, и осталася она с двумя дочками маленькими. И подошло такое, что помирають они с голоду! А тогда детей беспризорных собирали в вагоны и увозили куда-то, поэтому некоторые даже бросали своих, - авось, подберуть их и выживуть они. Так и она надумала. Посадила своих девок на станции и говорить: сидите, мол, а я пойду поишшу что поесть. Да и пошла по рельсам, а у самой ну так тяжко на сердце, так тяжко, что сил нетути! Отошла с километр... паровоз навстречу пыхтить. И решила сразу: брошусь-ка под колёса! Помолилася Богу, что б девок её сохранил, перекрестилася и-и под него! А её ка-ак швырнуло назад!.. Опомнилася. Ляжить в кювете, поезда не видно, никого нетути. Ну, что делать? Да вернулася к своим девкам, а они как сидели на лавке, так и сидять, плачуть. Бросилися к ней: «Мамочка, что ты нам принесла?» Да взяла их и по-ошли побираться. Где дадуть, где откажуть, а за день всё-ё кой-чего да насбирають. Весной мало подавали, а к осени полегче стало, - кто огород убрал, кто пшеницу скосил. Так-то, милая, видать Бог по-другому за неё рассудил, когда она его просила. Ведь неизвестно, подобрали б её девок в вагоны? А если б и подобрали, выжили б, нет ли? А так спасла дочек, выходила, вырастила и слава Богу!

*ТеррикОны – горы шлака около угольных шахт.
*Чахнуть – постепенно терять силы, здоровье.
*ШулупАйки – очистки от картошки.
Купить: https://ridero.ru/books/vedma_iz_karacheva/