Семья придурков жизни.(S)
Было это давно. До моего призыва на службу в ряды Советской Армии. В начале шестидесятых годов. Мы приехали из поселка Псебай в Краснодарском крае, в город Беслан в Северной Осетии. В Псебае остался жить наш отец вместе со всем нашим хозяйством, которое он вскоре пропил.
Мы с мамой временно поселились в Беслане у маминой средней сестры Щепихиной Надежды, которая жила со своей семьей в шесть человек в трехкомнатном домике в поселке щебеночно-шпального завода.
Щепихин Михаил, муж тети Нади, был главным инженером на заводе. Он устроил мою маму работать на щебеночно-шпальный завод крановщицей мостового крана.
Дядя Миша сразу стал настаивать, чтобы нам дали какое-нибудь жилье. Так как жить в трехкомнатном доме в одиннадцать человек было невозможно. На улице жить с детьми то же нельзя.
Между Бесланом и поселком Зильги был старый заброшенный карьер, который когда-то относился к щебеночно-шпальному заводу. В карьере было несколько бараков подлежащих под снос.
Вот в один из этих бараков в однокомнатную квартиру поселили нас четверых. Моя мама и два брата близнеца, Сергей и Юрка. Вполне понятно, что я тоже поселился там жить.
Мне тогда еще не было шестнадцати лет. Я не мог жить самостоятельно отдельно от своей мамы и братьев близнецов. Один из близнецов, Сергей, был инвалид с рождения.
Вынимая новорожденного Сергея из чрева мамы во время рождения первым, щипцами проломили мягкий детский череп. По вине акушеров Сергею с рождения суждено было стать инвалидом с открытым черепом.
Я постоянно думаю о своем младшем брате Сергее, каково ему быть с открытым черепом, где всего лишь под кожей головы храниться его разум, а также вся его остальная жизнь. Мы берегли Сергея от удара... Ну, ладно, не будем говорить об этом.
Так вот, поселились мы жить вчетверо в однокомнатную квартиру в бараке, который трудно было назвать жильем. Так как в одной комнате без перегородок находились все условия жизни, которых, точнее, вообще не было в этой комнате.
По нужде мы бегали за бугорки в карьере. Готовили пищу на примитивной электрической печке, которую нам смастерил кто-то сердобольный из кирпичей и спирали.
Стирала мама белье в одном из многочисленных родников в старом заброшенном карьере, который постепенно превращался в городскую свалку.
Мама с младшими сыновьями близнецами один раз в неделю ходила мыться к своей средней сестре Надежде Щепихиной. Мне было интереснее мыться в самом большом роднике в карьере. Здесь было много рыбы, неизвестно как попавшей в родники старого карьера. На этом роднике я познакомился с новыми друзьями, с которыми после ходили в походы по горам Северного Кавказа.
Почти все мои друзья вместе и врозь в разные годы служили в одной воинской части Советской Армии в городе Батуми. Конечно, это было совершенно случайно. Но мой рассказ не об этом.
Прямо над нашим бараком на горе стоял частный дом, с которого, фактически, начинался город Беслан. Все местные жители говорили, что в этом доме живет семья придурков жизни. Папа, мама и дети в этой семье были с причудами. Постоянно в их доме что-то происходило.
По ночам можно было услышать вой собак исходящий из человеческого голоса. Бывало так, что вся семья забирала среди ночи на крышу своего дома. Там на крыше своего дома до самой зори все семейство мяукало.
Говорили, что все в этой семье были лунатики и во время полной луны летали над крышей своего дома, как ночные птицы или как ангелы, хотя ангелами эту семью назвать никак нельзя. Скорее всего, эта семья была по духу своему ближе к дьяволам.
Ну, я не верю в ангелов, чертей, леших и дьяволов. Я не верю ни во что мистическое и дьявольское. Но то, что эта семья была с причудами, я охотно верил хотя бы по тому, что замечал нечто необычное в семье, которые были нашими соседями.
К примеру, я собственными глазами видел, как дети этой семьи ели с кустов белену, не съедобные волчьи ягоды, несъедобный грибы и все то, что росло на помойках в старом заброшенном карьере и вокруг многочисленных родников в этом карьере.
От подобной пищи все обычные люди сходили с ума или вовсе умирали. С этой же семьей ничего подобного не происходило. Видимо они с рождения объелись белены и поэтому стали придурками жизни.
Вот на них и не действуют не съедобные растения, так все семейство придурков жизни, со дня своего рождения адоптировалась к этим совершенно не съедобным растениям.
Однако я хотел рассказать не об этом. С этими придурками жизни я столкнулся лично в прямом смысле слова. Произошло это событие летом, на самом большом роднике.
Я отправился рано утром с друзьями ловить рыбу, а с выходом солнца купаться и загорать на огромных камнях расположившихся вокруг большого родника.
В шестидесятые годы прошлого века, здесь в карьере, пацанам было самое хорошее место отдыха в Беслане. Но этот летний отдых нам испортил один из многочисленных сынов семейства придурков жизни. Прямо с утра дети этого семейства появились рядом с большим родником.
Придурки дети искали, чем бы несъедобным из растений полакомится возле большого родника. Возле каждого куста с не съедобной растительность эти дети устраивали разборки за право объедать плоды поганых растений.
Своим шумом они мешали нам ловить рыбу, которая в это утро и без шума очень плохо клевала. День и так у нас пропадал без всякого интереса.
Мы старались не вмешиваться в семейные разборки причудливых братьев. Мало ли что им в тупую голову стукнет. После жди от них всякие неприятности себе и своей семье.
Поэтому мы терпеливо ждали, когда братья чудики уйдут от большого родника. Затем станем, ловит свою рыбу.
Не будут же эти пришельцы целый день лазить по камням в поисках своего несъедобного пропитания. Все равно вокруг большого родника ни так много несъедобных растений как на свалке рядом с карьером. Там белены столько много, что со стороны тянет дурным запахом...
Наконец-то мы дождались, когда чокнутые дети успокоились. Разошли по всему карьеру в поисках несъедобных растений. Возле большого родника остался один из детей этого семейства.
Я даже не знаю его имени, так как никогда не общался с ним. С этим семейством вообще никто никогда не общался. Мне даже неизвестно, чем вообще занимались в странном семействе.
Дети данного семейства вообще нигде не учились ни в одной из трех школ Беслана и бесланского маисового комбината, который был по величине почти в половину города. Взрослые из этого семейства тоже нигде не работали. Неизвестно на что они жили.
Вполне возможно, по этой причине дети странного семейства питались всем, чем попало, что они могли найти для себя съедобным на помойках города.
Хотя по виду придурков и по виду их дома нельзя было сказать, что живет семейство очень плохо. Так как выглядело все семейство весьма упитанными. Дом у них был одним из лучших частных домов в Беслане.
Местные жители искренне завидовали этой чокнутой семейке. Не каждый житель Беслана мог позволить себе иметь такой добротный дом из кирпичной кладки на огромном бетонном фундаменте, с высоким забором из лакированного штакетника. Слишком дорого стоил такой дом.
Вновь я уклонился от основы рассказа. Дело в том, что оставшийся возле большого родника, пацан долго сидел на камне у воды. Длительное время всматривался в кристально чистую прозрачную воду родника и никак не убирал взгляда от водяной глади большого родника.
Можно было подумать, что он увидел какую-то истину собственной жизни в чистой родниковой воде. Кроме песка и кристально чистой воды ничего другого там не было.
Даже мелкая рыбка куда-то спряталась от жаркого летнего солнца или от пристального взгляда пацана. Наверно пацан кайфовал от сильной жары? Неизвестно, что было у него в голове в данный момент.
Вдруг, ни с того ни с сего, этот мальчишка свалился в воду родника. Глубина там приличная, несколько метров. Я был с удочкой совсем недалеко от этого места. Просто от любопытства наблюдал за странными действиями данного пацана. Ждал, чем все закончится с его раздумьем.
Когда он свалился в воду и не сделал ни одного движения признака жизни, то я подумал, что у него остановилось сердце. Пацан просто замертво пошел ко дну.
Поэтому я, не задумываясь о последствиях для себя со стороны странного семейства, нырнул за телом умершего.
Следом за мной в воду родника попрыгали мои друзья, которые находились близко с удочками вокруг большого родника. У всех нас было желание спасти человека. Ведь утонул наш ровесник.
- Ты зачем меня вытащил из воды? - заорал на меня спасённый, как только мы сообща вытащили утопленника на поверхность воды. - Я только сейчас понял сущность своей жизни, которая приходит к нам прямо из глубины чистой воды. Бросьте меня обратно в воду! Там мое будущее...
Конечно, у нас не поднялись руки утопить только что спасенного нами. Так этот утопленник развел такую философию бытия жизни на Земле, что самые умные философы Древней Греции и Древнего Рима могли позавидовать его красноречию. Мы тотчас пожалели о том, что спасли "философа". Ведь мы своим разумом были далеки от познания мира философии неизвестного нам.
Мне тогда было всего лишь шестнадцать лет. Мир моей философии был далек от тех понятий жизни, которые стал мне вдалбливать пацан из чокнутой семейки.
Поэтому я выбрался из воды большого родника и вместе с друзьями ушел в сторону от назойливого философа. Пусть один философствует. Нам хватало простого понятия жизни, без присутствия научного мышления.
Вот только этот чокнутый не захотел оставить меня в покое. Он пошел следом за мной и стал мне объяснять прелести жизни, которая когда-то вышла из воды и по сей день находится в нас. Мне тогда было как-то до одного места от его философии. Просто хотелось наслаждаться жизнью.
Хотя с годами я пожалел о том, что внимательно не выслушал философию человека больного разумом. Так как в его философии все-таки было какое-то зерно здравого смысла.
Однако тогда в старом заброшенном карьере возле большого родника я не знал, как избавиться от чудика с его философией.
Куда бы я ни пошел с друзьями, в сторону от него, он всюду преследовал меня. Вдалбливал мне свою философию. Настаивал, чтобы я внимательно послушал его.
- Тебе морду что ли набить, чтобы отстал от меня? - спросил я, чудика, когда он в достал меня.
- Набей! - согласился он, с моим предложением. - Может быть, тогда поймешь, что я был прав в суждениях своих. Я оттолкнул назойливого пацана от себя и пошел в сторону. Но чудик стал более настойчивым. Теперь он требовал от меня не внимание к его философии, а чтобы я ему обязательно набил морду.
Я не мог так поступить с больным человеком. Это было не мое понятие обижать человека, которого при жизни природа обидела разумом. Мало ли что может произойти значительно позже со мной и с беспокойным семейством.
Из рассказов местных жителей я слышал много ужасных историй о контактах обычных людей с данным семейством. Кто из обычных людей входил с ними в обычный бытовой контакт, то вскоре становился подобием этого семейства или вообще куда-то исчезал на всегда.
Видимо слишком сильной была
