Бывало, муж так-то скажить:
- Ну что ты привязалася к этому ученью, что в нем пользы-то? Вон, у нас инженер ученый, а одни штаны все лето и носить.
- Но когда-нибудь ученые возьмуть вес, - я-то ему: - И ты не думай, что тебя всё выдвигать будуть, придёть время и задвинуть.
Сама-то я неграмотная была, и вот как же трудно в жизни приходилося, на каких только работах ни работала! И пеньку трясла, и снег чистила, и торф рыла. Бывало, сгружаем с девками дрова на железной дороге, а к нам подойдёть начальник да как начнёть матом крыть: быстрее, мол, так вашу, перетак вашу, топчитесь, как мокрые курицы! Вот и кидаем брёвна, аж пар от нас столбом валить, а рядом военные стоять да хихикають над нами. Мы, неграмотные, яшшыки таскаем да на морозе керосином снаряды чистим, а какая-нибудь хоть и три класса кончила, а смотришь, сидить себе в чистенькой канцелярии в тёпленьком да в сухоньком и улыбается, как кукла какая. На нас никто и внимания не обрашшаить, а она и страшная, и черт ведаить какая, а поди ж ты, с офицером гуляить. Поэтому-то и хотела детей выучить, всё-таки в тепле да в чистоте сидеть будете.
А тогда уехал Николай* в институт учиться, осталася я с Виктором* и с тобой, вот и думай: как самим пропитаться, обуться, одеться, да еще и Николая снабдить. Бывало, не успеешь оглянуться - вотон, приехал. И кальсоны у него сносилися, и рубашка порвалася. А ведь туда-то в кой чём не проводишь, это тебе не дома сидеть… завернулся в тряпки какие да ладно, там же город, надо соображать что получше, и если собьешь какую копейку, то себе откажешь, а ему отправишь... Откуда копейки сбивала? Да огород выручал. Летом с него кой-как, но сыты были. И то вырастишь, продашь, и другое. Но если б не мешали! А то раз набили с Динкой* мешки овошшами и поехали в Брянск, бабы-то наговорили, что там всё дороже. А тогда автобусы туда ишшо не ходили и, если кому надо, так поездом ездили, ходил раз в день, да ра-ано, часов в пять утра. Вот все и прыгали по попуткам, как и мы такие-то. Ну, поехали с Динкой, а нас и сняли с попутной машины уже на въезде в Брянск, и поташшыли в милицию. Привели и обыскивать сразу. А что искать-то? Свекла с морковкой и были в мешках, да одеялка кой из чего сшитая.
- Ну что ж вы ищите? – я-то, милиционеру: - От хорошей жизни чтолича мы сюда поехали?
А он:
- Вот выясним кто вы такие, тогда и отпустим.
И призываить ишшо одного милицилнера. Глянула, а это наш, карачевский, рыжий... А кто ж его знаить, зачем он там оказался? А взяточник был!.. несусветный. Бывало, сошьем с Динкой по одеялке, только выйдем на базар, не успеем и развернуть, а он тут как тут... Ну, как что ему было надо? Одеялки ж тогда продавать не разрешали, не раз с ними в милицию забирали, так дашь этому рыжему хоть тарелку какую... у Динки посуда еще оставалася, и отстанить. Вот он-то теперича и вошел да к нам:
- Собирайтеся, змеи! – кричить: - Места вам в Карачеве не хватило?
Ну, покидали мы свои овошшы в мешки, по-овез он нас назад попуткой. Отъехали чуть, а она и сломалася. Другую ждать. Сели, наконец, на другую, а она тоже километров пять до Карачева не дотянула.
- Так вас, растак вас! – стоить, ругается: – И что с вами теперь делать? Ну и прите свои мешки сами, недалеко осталося.
Вот и пёрли. Так должно семь потов сошло, пока доташшылися до милиции. Как раз Липатников сидить… он уже не раз забирал меня с одеялками, вот и теперя… Ну а я сейчас ра-аз, и вывалила перед ним весь свой продукт:
- Нате! Жрите!
И как разревуся! Кончаюсь прямо от слез-то, а он сидить, развалился на стуле и посмеиватся:
- И что ты, Сафонова, так убиваешься?
- Да как же не убиваться-то? – плачу: - Дети домой с хлебом ждуть, а вы цельный день меня промурыжили. Что ж я им теперича принесу, чем кормить буду?
Ругаться стал:
- А зачем вас в Брянск понесло?
- Да кто ж ее здесь берёть-то, морковку-то эту? У каждого своя, вот и думали...
- Ну ладно, чёрт с вами. Идите отсюда. Забирайте свою морковку.
- Щас! Опять переть?
Да завернулася, мешок под мышку и пошла. И морковку эту прямо у них на полу оставила.
Ну, когда забяруть, когда продашь, но летом все ж легче было с огорода прожить, а зимой... Раз так-то приехал Колька на каникулы, а у меня стены в хате инеем заросли и денег, что на дрова совсем нетути. Что делать, как посогнать иней со стен? Да развела лампу паяльную, хожу, палю ею по стенам, а вода с них прямо ручьём бягить. Но иней-то посогнала, а всеодно холодно. А мои ребяты как-то ветряк во дворе соорудили вы-ысокий! Бывало, как сильный ветер задуить, как начнуть от него аккумуляторы раздуваться, а мы с тобой за печку прятаться. А раз ка-ак рванул один! В углу все шипить, тряшшыть, вонь по хате полезла… Но все ж крепко хорошо с ним было, с ветряком этим. Как зарядюцца аккумуляторы, так уже не под керосиновой лампой вечерами сидим, а электричеством освешшаемся, ма-аленькая такая лампочка над столом висела. Но теперя, когда совсем топиться стало нечем, мои ребяты и спилили этот ветряк, накололи дров, натопили мы хату. А во тепло, а во хорошо-то стало! И была у меня ишшо свекла сахарная, так начишшу её, напарю, квасу наделаю, а Колька мой забярёцца на печку, поставить его возле себя, проведёть шланг и-и ляжить, сосёть. Этим-то квасом тогда я его и отпоила, а то на каникулы худюшшый приехал, заморенный.
Хлеба тогда не было, да и картошка за лакомство считалася. Бывало, нароешь ее осенью мешков пять и канадиш* всю зиму. Сваришь чугунок, поделишь всем: тебе - две, тебе - две, тебе... и все равно не хватало, к весне и нет этой картошки. А на базаре она по двадцать пять рублей за пуд продавалася, накупишься чтолича? Если какую копейку и выручишь, то и Николаю надо послать, и ссуду платить... Какую ссуду? Да ту, что никогда бы не взяла, если б ни Сенька.
Помню, ишшо дед нам всё-ё так-то завешшал: никогда, мол, с государством дела не имейте! И рассказывал: неурожай как-то у них случился, а он и взял ссуду хлебом. Подошло время расплачиваться, выплатился он, а квитанцию, видать, ему и не дали. И что ж ты думаешь? Опять прислали! И платить в два раза больше. Что делать? Да посходил с ума, посходил, а куда денешься? И пришлося опять платить. Поэтому и нам давал зарок: «Умирать будете, а у государства не просите. Лучше пойдите и в ножки тому поклонитеся, кто вам в долг дасть. Во, глядите, они все в атласах да в мехах ходють, в калясках катаюцца, а мы за это платим.» Вот и запомнила его слова. И как же билася, когда строилая, но ссуду не брала, и уже когда почти построилася, одни перегородки оставалися, пошел Сенька к приятелю, а тот и насоветовал: бери, мол, простять, война всё спишить, а он и послушал его, и принес узел денег.
- Господи, что ж ты наделал! – так и ахнула: - Неси назад!
Нет, ни в какую. Спишуть, мол, не понесу. Вот потом и списали… всю-то спину и ниже. Что ж эти денежки? Сделала я перегородки, еще что-то, они и разошлися. А тут Сенька и помираить. Помираить, а мне и присылають бумажку платить.
- Он же помер! – говорю.
Не тут-то было. Пришли имушшество описывать. А какое у меня имушшество?
- Ну, тогда вот что сделаем, - инспектор говорить: - Оценим твою хату и продадим.
Вот и ппришлося платить. А с чего? Тебе ж помош от государства была такая, что на неё буханку хлеба и можно было купить, вот и плати с чего хошь! А он идёть, сборшик-то этот. И что ж я приладилася делать: как увижу его, так дверь - на замок, а сама и выскочу через окно. Но видать, он узнал о моей хитрости и раз то-олько я с окна прыгнуть приладилася, а он и стоить под ним:
- Ну что, раба божья? В дверь больше не ходишь, в окно летаешь?
- Паразит ты, паразит! – говорю.
- Ну, ругайся, как хочешь, а меня тоже посылають.
А тут еще и - реформа*! И деньги-то в десять раз снизили, а ссуда та же осталася. Ну надо ж, государству!.. и креста не иметь. До реформы-то насбираешь каких помидорчиков, огурчиков, пойдешь, продашь и отдашь сколько-то, а теперича я должна была уже в десять раз больше платить. Во как, милая! Да уж тут-то и пришлося так лихо, что и не приведи Господи.
Но, наконец, присылають как-то бумажку и что-то уж очень мало. А я уже и резон потеряла, сколько ишшо носить? Кто ж их поймёть, шшётшиков этих, как они там шшытають? Прислали, значить, а я - туда:
- Что ж такое… Почему мало-то?
А одна и говорить:
- Радуйся, Сафонова. Последние проценты тебе подсчитали.
Господи, неужто? Ушам не верю. Да пришла домой, рассказала вам, так столько радости было! Мы-то думали, что и конца этому не будить, а оказалося... Так потом насбирала я за лето деньжат да купила корове сенца два воза, а себе - мешок пшеницы, смолола, и зиму мы с коровкой сыты были.
*Николай – старший сын, фронтовик.
*Виктор – сын.
*Дина – мамина сестра.
*КанадИть – экономить.
*Денежная реформа в СССР была проведена в период с 16 декабря по 29 декабря 1947 года.
Купить книгу: https://ridero.ru/books/vedma_iz_karacheva/