Бурундуки (истории мыса Тык)

В августе дежурство на полигоне превращалось в пустую формальность. Наш полк «ловил минимум» в Приморье. Другим полкам в это время тоже не до бомбометаний. И бродил я целыми днями по бесконечным песчаным пляжам Татарского пролива. В отлив температура воды вполне приемлемая –15-17 градусов. Но как только начинался прилив – в воду не зайти. Струя, как нож к боку, лед да и только.
Солнце давало медленно нарастающий с красноватым оттенком загар. Но держался он долго. И до следующего купального сезона сохранялась граница между обласканными солнцем местами и местами, солнцу недоступными. Само же солнце было маленьким и красным. Таким его, наверное, с Марса можно увидеть. Местная детвора, накупавшись, восполняла недостаток тепла, греясь возле огромных костров на берегу. Благо дров, сухого плавника, вынесенного Амуром, здесь изобилие.
Я, когда уходил на пляж надолго, тоже разжигал такой костер. Местные меня предупредили, чтобы далеко не заплывал. Бывает, что касатки хулиганят. И даже, вроде бы, был случай: оторвала одна ногу мужику из Хоэ. Я отнесся к этим разговорам как к обычным байкам. На пляже, насколько хватало глаз, не было никого. Чтобы не ходить потом в мокрых плавках, полез в воду в чем родился.
Вода – не Сочи, но купаться было приятно. Нырнул подальше и поглубже. Открыл под водой глаза. Она не была такой хрустально чистой как можно было в этих пустынных местах ожидать.  Сказывалась близость Амура. В некотором отдалении мелькнула большая черная тень.
Только на берегу я вспомнил мужика из Хоэ. А пока летел почти над водой со скоростью торпедного катера, обгоняя волну, мною же и поднятую. Я выскочил на берег и, задыхаясь, повернулся к проливу, ожидая увидеть зловещий треугольник. Вместо него из воды показалась голова нерпы. Она несколько секунд разглядывала меня своими выпуклыми голубоватыми глазами. Осмотр ее не удовлетворил, и, презрительно фыркнув, она беззвучно исчезла.
Вид нерпы успокоил меня, но купаться как-то расхотелось. Позагорав немного я решил пройтись по тайге, подступившей вплотную к обрыву над пляжем.
Тайга здесь не похожа на материковую. Если бы я не знал точно, что нахожусь на севере Сахалина, я бы подумал, что нахожусь в ухоженном парке. Не было привычного бурелома и огромных выворотов упавших лиственниц. Да и сами лиственницы, высотой не более 5-7 метров, были такие мохнатые, что через их кроны не пробивался ни один солнечный лучик. Цивилизация с ее драными упаковками была далеко: и во времени, и в пространстве. Ковер растительности вокруг деревьев смотрелся идеально. Ни один клочок полиэтилена или окурок не оскорбляли взора. Даже за изгородью Букингемского дворца не бывает так священно чисто, как здесь.
Через десять минут прогулки по этому ковру в кроссовках захлюпало. Разгоряченным ходьбой ступням была приятна эта ножная ванна из коктейля ягодных соков. Собственно, весь упомянутый ковер состоял из десятков видов ягод, и почти все они созрели. Местами ягоды покрывали землю так густо, что казались бисерной вышивкой, сквозь которую изредка пробивались одиночные травинки. Здесь преобладала брусника, но влаги больше всех выделяла черная водяника. Обладая едва ощутимым сладковатым вкусом, она прекрасно утоляла жажду и обильно смачивала обувь. Голубика-гонобобель, морошка, клоповка и еще с десяток ягод, которым я и названия не знаю, раскрасили мои светлые кроссовки во все цвета радуги.
Не созрел только местный шиповник. Хотя я видел, что матросы собирают его огромные, величиной с добрую сливу, зеленые плоды в картонные коробки и упаковывают, готовя куда-то к отправке. Матвей Иванович мне пояснил:
            – В Москву отправляем. Наш генералитет от злоупотреблений лечим. Такой шиповник только здесь растет. Печень «на раз» от последствий пьянства излечивает.
            – А что ж его зеленым рвут?
            – Ничего, в дороге дойдет. Это и не важно. Его целебная сила, в основном, в косточках заключена. А если прочухаемся, через неделю ягодки не найдешь.
 Я с уважением посмотрел тогда на низкорослый, не более полуметра в высоту, куст. Правда, свои колючие ветки он разбросал по песку на пять метров в разные стороны.
             –  Ты варенье из его лепестков ел?
             –  А! – вспомнил я. –  Володины угощали. Чай с ними пил. Я еще удивился; что за мармелад? Лепестки огромные, а на вкус – варенье из роз. Так же духами пахнет.
             – Вот то-то. Эндемик. Ты видел, где еще такие ягоды?
 Мне попался по дороге один еще не обобранный куст. Ягоды на нем порозовели. Я решил авансом задобрить свою печень и сорвал один плод. Раскусил и разжевал покрытые «стекловатой» зерна. Вкус обычного шиповника, но размеры плодов просто поражают. Не знаю, что больше подействовало – самовнушение или действительно целебная сила ягод, но в правом боку разлилось приятное тепло.
Лиственницы закончились. Я оказался в густых зарослях деревьев, похожих на сосну. От сосны они отличались невысоким, метров 3-4, ростом и еще тем, что ветки их были сплошь покрыты хвоей. Среди хвои прятались небольшие, с куриное яйцо, шишечки. Я сорвал одну. Раздвинул не слишком плотно прижатые, чешуйки. На ладонь выпал крошечный орешек. Несмотря на свои размеры, он содержал вкусное ядрышко. Я раньше не видел кедровый стланик. Позже мне подтвердили, что это именно он. Есть заросли, которые действительно по земле стелются. Я же попал в рощицу, состоящую из вертикально стоящих деревьев.
Вот тут то я и увидел, что хотел показать мне Барсик. Когда я потянулся за второй шишечкой, с выбранного деревца метнулось что-то серо-желто-полосатое. Оно легко перепрыгнуло на другое дерево. По спирали поднялось к верхушке. Там остановилось и уставилось на меня. Немного дальше, закачалась еще ветка и второе такое же повисло на одной лапке. Бурундуки. Запасаются на зиму. Этим повезло, они живут рядом с кедровым стлаником, и шишек в этом году много.
Сорвал несколько шишек и положил их в карман. А одну, самую крупную шишечку, терзал всю дорогу к полигону. Орешки в ней были не больше мелких семечек подсолнечника. Но вкусом ничуть не уступали настоящим кедровым орехам, правда, выковыривать ядрышки – сущая мука. Товарищ мой, Слава Першин, впоследствии научил меня получать максимум удовольствия и пользы от этих орешков. Он лущил их на ладонь и, слегка провеяв, отправлял всю горсть в рот. Мягкая шелуха перемалывалась вместе с ядрами, и, как утверждал Слава, лучшего средства от гастрита нет.
После обеда я рассказал двум матросам о кедраче и бурундуках. Один из них, Славик, сказал:
– Бурундуков и здесь много. Они водятся метрах в ста от КП. Их в стереотрубу хорошо видно.
Мы поднялись на вышку. Славик навел трубу на какую-то полянку невдалеке от КП.
– Вот смотрите, – он уступил мне прибор. Прильнув к окулярам, я сразу увидел  штук пять бурундуков. Они паслись в рыжей густой траве и усердно запасались на зиму. Мне понравился способ заготовки. Бурундучок, стоя вертикально, широко раскрывает рот и обеими лапками счесывает зернышки прямо в защечные мешки. Лапками он махал так быстро, что их не было видно. 5-7 секунд – и несколько колосков очищены, а мордашка округлилась.
Я вспомнил, как в Леонидово молодые прапорщики приучали бурундуков жить в карманах одежды. Нам со Славиком тоже захотелось поймать и приучить пару бурундучков. Мы соорудили простейшую ловушку. Взяли пластиковую столешницу, с камбуза принесли эмалированный таз, подперли его палочкой, к которой привязали метров пятнадцать шпагата. В качестве приманки мы использовали орешки из принесенных мной шишечек.
Установив ловушку, мы побежали в укрытие. Не успели мы залечь в зарослях, как я увидел, что столешница пуста. Воришки смели все орешки. Пришлось возвращаться. Теперь мы разложили орешки на всей поверхности под тазом, а посредине положили маленькую шишечку. Отходили мы от ловушки спиной вперед, чтобы не упустить сцены грабежа. Отошли мы не более чем на пять метров, когда из травы выскочил первый бурундук. Он уверенно подбежал к шишечке, схватил ее передними лапками и упрыгал в траву. На его мордашке четко читалась: «Тырить у этих лохов – одно удовольствие». Второй бурундук с невероятной быстротой, как пылесос, убирал орешки в свои защечные мешки. Славик еле успел дернуть шпагат. Таз накрыл воришку.
Я попытался просунуть руку и ухватить полосатое тельце. Но как только образовалась щель шириной с карандаш, бурундучок ускользнул в нее. Мы были настолько глупы, что еще три раза повторили попытку. На пятый раз, когда, похоже, тот же самый воришка оказался под тазом, мы подняли столешницу и отнесли ее в радиорубку вместе с накрытым тазом пленником.
Сквозь крошечную щелку я заглянул под таз. Бурундук понял, что дела его плохи. Он выплюнул все орешки, какие успел напихать в мешки. И весь вид его говорил: «Нате! Подавитесь своими орешками!». На мордочке было такое сердитое выражение, что еще сейчас, когда мы ссоримся с женой, я ей говорю: «Ты злая, как бурундучишка!»
Чтобы отсечь пути к бегству, мы закрыли все окна в радиорубке. И правильно сделали. Как только между краем таза и столешницей образовалась щель шириной с карандаш, бурундук выскочил из ловушки и кинулся прямиком к окну. Славик схватил его рукой поперек тельца. Бурундук тут же цапнул Славика за палец. Только потом мы узнали, что бурундуки разносят энцефалит и прочие прелести. Но Славику повезло. Ранка даже не воспалилась.
Бурундука мы посадили в заранее приготовленную клеточку, сплетенную из толстой алюминиевой проволоки. Три дня я подносил ему различные деликатесы: сухарики, сахарок, семечки и орешки. Бурундук на контакт не шел и подношений не принимал. Пришлось отнести клеточку на ту же полянку. Мы открыли дверцу. Бурундучок даже не посмотрел в нашу сторону. Его полоски тут же слились с рыжей травой.