МАМА АЗИЯ

гоняющих уже с утра какой-то старый-престарый,  полуспущенный резиновый мяч, разговоры женщин и бренчание их вёдер, которые они то и дело носили с сая снабжая весь кишлак на целый день свежей горной водой. Брехание двух или трёх старых псов, просящих утренней пайки и натужное кудахтанье кур, старающихся к завтраку хозяев.
  Где-то в дальнем маленьком дворике, невидная, но хорошо слышная старуха ругала за что-то жалобно блеющую козу,  наверняка не выполнившую норму по надою молока, так как вскоре за этим из двора вышел старик с длиной седой бородой,  ведя на верёвке двух тощих коз, направляясь к пологому склону вдоль кишлака заросшему сочной травой и усеянной какими-то маленькими голубыми цветочками. Из двора  того самого каменного дома поднимался еле заметный пар скорее всего от, хорошо исполнившего своё предназначение,  тандыра, потому что запах свежего хлеба почти ощущялся в воздухе наравне с многообразной гармонией ароматов горных лечебных трав и хвои. И действительно, буквально через несколько минут оттуда вышла молодая, лет двадцати, стройная девушка с длиной огненно-рыжей косой и с большим укутаным одеялом коробом на голове наполненым свежими горячими лепёшками и пошла разносить их по дворам начиная с того дома откуда вышел старик с козами.
- Нам бы тоже сейчас пара горячих лепёшек не помешала, - мечтательно произнёс старший группы не отрываясь рассматривая через оптику весь кишлак снова двор за двором и добавил, - Приказываю не расценивать это как приказ!

Амет  до того так же внимательно сосредоточенный на осмотре домов и людей оторвался от окуляра прицела и бросил взгляд на старшего. Тот тоже смотрел на него с улыбкой  и видя невинный взгляд Амета, сказал, -

-  Что забыл уже что ли свои художества в прошлый раз? Ниндзя, твою мать!

Амет ответил наглядно смущенной улыбкой и ничего не сказал хотя был и не против замечания Славы о том, что горячий хлеб был бы сейчас не лишним. А тот тем временем перекатившись на бок за куст барбариса встал на колено и прильнув вновь к окуляру прицела сказал, -

- Снимаемся. Давай к большому камню. – и тут же исчез за кустами вверх по склону.

Амет , осмотрев ещё раз внимательно весь кишлак, так же бесшумно двинулся вслед.
 


Большим камнем они называли огромный округлой формы плоский кусок скальной породы торчащей из земли  с другой стороны холма, там где начиналась небольшая ложбина густо заросшая кустарником и низкорослым кривым  арчовником. Казалось что какой-то великан зашвырнул сюда огромный каменный диск воткнувшийся ребром в землю. Там за камнем в непроходимом кустарнике они основали себе сборный пункт и схрон для своего снаряжения и припасов. Прямо у камня естественным путём образовалась небольшая проплешина не заросшая барбарисом и арчой и попасть сюда можно было только если проползти  между густо переплетенных растений по некоему подобию узкого коридора оставленному наверняка каким-то животным, судя по взрыхленной, мягкой земле, скорее всего диким кабаном. Таким образом образовывался естественный, сформированный природой шалаш с крышей и одной глухой каменной стеной с несколькими коридорами-входами. Правда внутри можно было только сидеть или лежать так как густые ветви низкорослого арчовника примерно в метре от земли не давали выпрямиться во весь рост. Зато места было достаточно для них четверых и густые заросли скрывали их непроницаемой для взгляда стеной метров по пять толщиной с каждой стороны.
 Ровно в шесть двадцать семь они вдвоём уже были внутри их убежища. Пробравшись к самому камню они сели оба привалившись спинами к замшелой скале и вытянули ноги. Сразу же с другой стороны послышался слабый, но хорошо слышный повторяющийся щелчок словно какая-то птица издавала свой странный характерный звук. Звук этот впрочем не насторожил парней и даже наоборот, Амет потянулся к большому камуфлированному рюкзаку подвешенному на одном из кривых стволов, а старший группы сказал откладывая автомат в сторону и доставая флягу с водой, -

- О, а вот и Рэмбо наши пожаловали. К завтраку без опозданий.

Тут же практически бесшумно с разных сторон в убежище вползли двое крепких парней в таком же камуфляже без каких-либо опознавательных знаков и таким же оружием и улыбаясь во всё лицо почти в один голос с приглушенной радостью сказали, -

- Салам, пацаны!

Амет только улыбнулся в ответ подняв сжатую в кулак руку вверх, а Славик ответил им в тон, -

- Салам, бродяги! – и тут же добавил , - Пауза два часа потом выдвигаемся парами в вахты по три часа. Первыми иду я и ты, Дима. – закончил он обращением к одному из парней как раз снявшему с бритой головы скатку камуфлированной маски и отчищавшему её от каких-то мелких колючих растений. Его лицо и весь внешний вид навевали мысль об эпохе династии Тимуридов и в частности о родоначальнике этой династии Тамерлане. Тонкие, но чёткие и где-то даже жёсткие черты его азиатского лица подчеркивались и отлично гармонировали с небольшой бородкой, хотя сейчас заросшие трёхдневной щетиной скулы немного скрадывали впечатление от явно холёной мужской красоты. В Ташкенте парней такого типа называли узбекским термином Ок Суяк – Белая кость, так как в его внешности и типе лица было больше от персидских предков чем от монгольских. И вообще Амету часто думалось глядя на памятник Амиру Тимуру в Ташкенте в одноименном сквере, что его лепили с Дильмурода или Димы, как они часто по-простецки его называли. Наверное так выглядел  Тимур в свои молодые годы. Он даже иногда говорил ему это, на что Дима скромно потупив взор рдел, как красна девица и бормотал что-то о том, что он де прямой потомок великого завоевателя.
А сейчас Дильмурод только поднял руку и ответил,-
- Я готов, Шамол ! Но первым делом пожрать, посрать, поспать и именно в таком порядке.

Все невольно улыбнулись, но тему развивать не стали, так как знали, что старший группы не любит никаких вольностей и неуместных шуток на работе. Вот и сейчас он только зыркнул на Диму и продолжил,-

- Следующими пойдут соответственно Шахоб и Амет. Все позиции укажу отдельно по плану после завтрака, а сейчас, Шахоб, ну-ка покажи мне что за позицию ты отыскал на подходах. А ты, Дима, покажешь,  как далеко пастушки баранов пасут.

Шахоб, крепкий широкоплечий парень с тёмной по природе кожей и широким орлиным носом на скуластом , квадратном лице, раздвинул губы в улыбке казавшейся какой-то не родной из-за чрезмерно белых, крупных зубов и быстро заговорил по-таджикски, доставая карту из набедренного кармана и придвигаясь ближе к старшему. Знаток среднеазиатских национальностей сразу же определил бы в нём чистокровного таджика, хотя родом он был из Коканда, почти «исторически узбекского» города. Старший группы, не смотря на свою чисто славянскую внешность, абсолютно никак не отреагировал на переход на другой язык и углубился в негромкую беседу на чистейшем фарси, помечая на карте какие-то пункты китайским маркером.

Минут через пять-десять все четверо сидели и полулежали у скалы и лениво ковыряясь в своих мешках выбирали что поесть из, впрочем, довольно-таки разнообразного для таких обстоятельств сухого пайка немецкого производства. Здесь были и галеты и говяжая тушёнка и другие консервы типа  рисовой каши с фаршем и повидло и кофе и чай в пакетиках и даже шоколад и сгущённое молоко. В штабе, перед выходом, им выдали по три плоские коробки этого немецкого добра, но они ,как и всегда, перепаковали припасы для максимальной экономии веса и места своего «багажа». А у старшего группы, как всегда была   eщё и целая большая упаковка американского TWIX где две палочки хрустящего печенья, карамель и толстый-толстый слой шоколада. Но ничто из этого не радовало и не возбуждало аппетит хотя чувство голода давало о себе знать. И не удивительно, так как все два дня пути проводник Абдугани с которым они расстались вчера вечером баловал их разной дичью пойманной во время перехода по этому заповедному ущелью. И сейчас вспарывая ножами мягкие жестянки с немецкой тушёнкой они со смаком обсуждали и вспоминали нежных кекликов так искусно подбитых Абдугани из обыкновенной рогатки и приготовленных на огне на шампурах из барбарисовых прутьев.

-- Ладно, пацаны. Надеюсь не долго придётся нам здесь выжидать наших пациентов, - сказал Славик, - Отработаем по плану и выходим на точку, а там «транспорт» на Ура-Тюбе и потом мы в Таше, все чайханы Эски Шахар к нашим услугам.

- Нее, - протянул в ответ Дильмурад, похрустывая галетой, - Я на Бектемир поеду, к корейцам. Холодное Кук-су хочу и рисовые пигодя, и всё это чтоб острое было до испарины на заднице.

За едой и разговорами о еде отведенные на это полчаса прошли очень быстро и парни, раскатав пенно-резиновые маты, улеглись по разным сторонам своего убежища. Дильмурод, отцепив с пояса сапёрную лопатку, уполз через один из проходов, оставив их минут на двадцать.
 Амет расстегнул свой облегчённый разгрузочный жилет и куртку под ним и присев, быстро расшнуровал свои высокие ботинки, и с облегчением скинул их с ног, давая ступням насладиться приятной свежестью ветерка и свободой движений. Вскоре поменяв носки на чистые, он снова натянул ботинки и тщательно завязал их. Во время таких выездов, когда по несколько дней не было возможности возвращаться домой, и каждый день принимать душ, для них было прямо-таки роскошью снять ботинки и дать подышать усталым ногам. Даже во время сна они не могли стянуть обувь, так как всегда была боевая готовность номер один. Амету даже представить было страшно, вспоминая все предыдущие выходы и особенно те моменты, в которые ему особенно хотелось снять обувь, что было бы пойди он на поводу у своего естественного, впрочем, желания. Какие порой закручивались дела и зарубки и, будь он босым в тот момент, не лежал бы сейчас на резиновом мате и не созерцал бы в метре над собой паучка плетущего свою паутину в коричневых с низу ветвях до одури пахнущего хвоей арчовника.
  Как всегда в моменты относительного покоя, он невольно погружался в воспоминания далёкого или недавнего прошлого и разбор своих поступков и решений, так как уже на протяжении последних трёх лет его не покидало ощущение, что он что-то делает не так, как-то неправильно. Иногда ему даже казалось, что происходящее нереально, происходит не с ним, и он лишь наблюдает всё со стороны, но каждый раз ему приходилось признавать, что просто пробудиться ото сна не получиться и это его жизнь и надо жить дальше.
Его погружение в самого себя прервал старший группы, сразу же по возвращении Дильмурада, коротким кивком собравший всех в центре для крайнего инструктажа. Достав из набедренного кармана маленькую кожаную папку-планшет он достал оттуда три черно-белых фото и положив их прямо на землю сказал, --

-- Значит так, пацаны. В принципе вы все знаете план нашего мероприятия и все рекомендации и напутствия директора слышали лично. Я хочу лишь ещё раз убедиться, что всё хорошо закреплено, чтоб не было никаких косяков. Вы знаете, что в этот раз у нас три объекта, - тут он указал на фото, лежащие на земле, с изображениями мужчин примерно одинакового возраста за сорок,  --  Двое из них – «цели». И