БРУКЛИНСКИЙ АРБАТ. Часть 14

Живет большинство недавно приехавших в Америку в старых многоквартирных домах стандартной архитектуры.  Это неоштукатуренные кирпичные коробки без внутренних  замкнутых дворов. Обычно между двумя жилыми корпусами – проход к подъезду. По обеим сторонам его фигурные постаменты и фонари, в свете которых пожилые люди коротают вечера. Несколько ступеней ведут в просторный вестибюль. В шестиэтажном доме, где жил я, нашим подросткам   хватило бы места и для игры в хоккей. Несколько лифтов   поднимают жильцов на этажи, напоминающие гостиничные.

Часть квартир, окна которых смотрят "глаза в глаза" такому  же стандартному дому, темноваты. У одного из них в разное  время суток можно было видеть сидящую неподвижно женщину. Ей, по-видимому, больной и одинокой, нет дела до веселой суеты внизу, где многие наши соотечественники из тех,  кто побогаче, облюбовали ресторан, а люди более скромного   достатка – кафе и столики под яркими складными зонтами   от дождя и солнца.

Одно из популярных развлечений – Кони-Айленд. Самой живописной дорогой туда мне показалась та, что идет  вдоль океана по пешеходному деревянному бульвару, напоминающему палубу корабля. Он красив в любое время суток.  Туманным утром, какие бывают в осеннем Нью-Йорке, блестит от влажной ночной сырости. В эти часы набережная превращается в беговую, прогулочную и велосипедную дорожку.  Днем тут хозяйничает старшее поколение, коротая время под   навесами-терассами. Ночью ряды фонарей делают бульвар  похожим на сказочный елочный серпантин.

Бордвак – так называется это издавна притягательное  для наших соотечественников место – своеобразный бруклинский Арбат. Тут знакомятся, прогуливаются, ссорятся,  слушают уличных музыкантов, смотрят фокусы, которые показывают факиры в черных цилиндрах, позируют художникам, выгуливают собак, рассказывают анекдоты, делятся последними новостями. Не один сюжет почерпнул бы, медленно двигаясь в этой по южному громкоголосой разноязычной  толпе, современный Шолом-Алейхем.

Память об этом тонком знатоке человеческих душ и страданий Шоломе Рабиновиче, дважды побывавшем в Америке, и поныне не остывает в Нью-Йорке. Здесь он похоронен, как завещал, "не среди аристократов, а среди простых  рабочих", подобных героям его мудрых книг. В дни, когда я  находился в Штатах, одно из памятных мест, связанных с  жизнью и деятельностью этого российского писателя, получило по распоряжению мэра города имя Шолом-Алейхема. В  недописанной автобиографической повести "С ярмарки" он  глубоко переживал о тех, кто рассеян "по всем глухим закоулкам необъятного мира". Америку к таким местам не причислить, но как далека она от России, расположенной по ту  сторону Атлантики. Лично мне непрерывный шум океана на  берегу Нью-йоркского залива постоянно навевал ностальгические настроения, он воспринимался словно голос с наших  берегов.

В утренний час на пляже всегда можно увидеть одного  прихрамывающего странного вида мужчину с наушниками на  голове и подобием миноискателя в руках. Ищет оброненные  монетки, утерянные клипсы, смытые океанской волной кольца. Иногда на пляже можно наблюдать за тем же занятием  даму, немолодую, в парике.

Нью-йоркский пляж в этих местах чистят ранним утром, а не с вечера, как это принято на Золотых Песках в Болгарии. Привычные кабины для переодевания и туалета приезжий находит не сразу. Прозрачные сетчатые корзины для  мусора на пляже практически пусты, и птицам нечем поживиться. Ветер перебрасывает с места на место брошенные на  песок бумажные кульки, банки из-под пива или сока, коробки сигарет, яркую упаковку каких-то неизвестных нам продуктов, бутылки, гонит обрывки русскоязычных газет. Запомнилось объявление на странице знакомств: "Русская женщина, москвичка, дворянского происхождения намерена создать семью с надежным человеком не моложе 45 лет, любящим Россию... "

В отличие от "наших", чье общение идет в режиме круглосуточной программы "Маяк", местные жители на пляже  разговаривают редко, лишь иногда перебрасываются отдельными фразами. Старшее поколение коротает время под солнцем в шезлонгах за чтением книг. Молодежь ведет себя тут,  как на спортивной площадке, под грохот магнитофонов, которые, кажется, спорят с шумом прибоя. Время от времени  пожилые эмигранты начинают делать зарядку, которая часто  сводится к одному и тому же упражнению: они машут руками, напоминая птиц, которые хотят улететь.

На самом берегу в кресле дремлет одинокий, как мне объяснили, старик, укутанный пледом. У лестницы, ведущей на  пляж, припав друг к другу головой сидят отец и сын. Оба  стары. Тот, что младше, то улыбается всем подряд, то плачет. Когда у него начинается приступ, отец уводит его домой  под сочувствующие взгляды тех, кто наблюдает эту сцену изо  дня в день.

Открытые двери и окна маленьких кафе на набережной манят запахом "нашей" кухни. Слышна мелодия молодости наших мам, шлягеры советских лет. Названия магазинов тоже привычные (русскоязычным предпринимателям принадлежит  более трети брайтонского бизнеса). До боли знакомыми кажутся и прохожие. Место это притягательное. Оно спасает  многих от одиночества. В разговорах, как мне показалось, преобладают темы, связанные со сферой обслуживания, покупками, социальными программами, которые в Америке очень индивидуальны. Кстати, где бы ни жили американские ветераны  труда, пенсии они получают исправно. Мне доводилось видеть  пожилых людей, заработавших пенсию в США и вернувшихся доживать свой век в Чехословакию.

Рядом со мной на скамейке сидит пожилая пара. Она пободрее, а он, похоже, после инсульта. Серый костюм. Того же  цвета кепи. Теплая, несмотря на зной, фуфайка. Плохо слышит, ничего ке помнит и, кажется, не понимает. Только кашель его нарушает их молчание. Женщина дает ему, как дитю  малому, пить из бутылочки, а он ей, словно маме в детстве,  твердит: "Пойдем домой". Оба неотрывно смотрят на океан.

Грузный с обвислыми седыми усами мужчина, привалившись головой к ящику из-под пива, слушает этюд Скрябина.

В стороне от людей пугливые чайки ходят, словно на пуантах, а малышня, совсем как наши трясогузки, суетится, пугаясь набегающих волн.

Стоит ветру чуть изменить направление, и сквозь шум  океана слышен голос одинокой трубы. Это соло звучит каждый день. К нему привыкли, как к шуму океана, в котором  тонет тонкий пронзительный звук.

Чуть поодаль, в воде стоит, глядя на бегущие волны, пожилой человек. В руках его спиннинг без лески.

Наблюдая с грустью за ними, листаю книгу Зинаиды  Шаховской об эмигрантах первой волны, которую я взял почитать в семье, живущей в Америке давно. Есть в ней страничка, посвященная одному из покинувших Росси» поэтов.  На чужбине ему пришлось быть служащим в отделе "Последних известий", рассыльным, телеграфистом. Одно время,  чтобы как-то сводить концы с концами, он мыл витрины в  6ольших магазинах. Богатые соотечественники спрашивали,  не скучно ли ему? А он отвечал: да нет, знаете, ничего. Стою  на лестнице и читаю вслух – то Лермонтова, то Тютчева.

Честно говоря, на таких мне в США как-то не повезло  (существует мнение, что нынешние эмигранты менее образованны), а вот эмигрантов, занимающихся всем, что им только предложат, встречал часто. Один из неунывающих и остроумных одесситов уверял американцев (шутя, конечно), что  в Союзе писал тексты для Жванецкого. В США он работал  дежурным электриком в гостинице. Позже я увидел его продающим мороженое. Юмора не убавилось.

По американским стандартам здесь не стесняются никакой работы и выполняют ее исправно, не ссылаясь (как часто это делают у нас сегодня) на то, что если бы платили  больше, работал . лучше. Там человек, который трудится  вполсилы, рискует быть уволенным без промедления. "Русские" американцы это усвоили, тем более, что многие из них  испытывают "комплекс неполноценности". Этим особенно  страдают те, кто недавно поселился в Штатах. Практически  никто из них, нанимаясь на работу, не говорит, сколько хотел бы получать (а об этом в Америке спрашивают). На вопрос "Сколько Вы хотите?", отвечают: "Сколько дадите".  По понятиям этой страны, человек, чересчур скромно оценивающий себя сам, вряд ли может рассчитывать на высокую  оценку других. На такой же логике основана другая традиция сурового в США рынка труда: намереваясь поступить на  работу, люди рассылают в разные адреса краткую характеристику, написанную самим себе. По тому, каким претендент  видит себя, потенциальный хозяин решает, нужен ли ему такой специалист.

У наших соотечественников, живущих в Штатах, немало  проблем. Уходит в прошлое эра магнетического притяжения  американских социальных программ. Главной темой разговоров русскоязычных эмигрантов осенью 96-го были предстоящие экзамены на получение американского гражданства. С  чьей-то легкой руки и злого языка их стали называть "экзаменами для дебилов".

Мне доводилось видеть, как люди в парках, на набережной, а то и на пляже задавали друг другу вопросы, готовясь  к предстоящим экзаменам. Они не сложны, во многом касаются истории США, которую прибывших учат уважать (к  примеру, "Что означает день 4 июля?", "С какой страной  американцы сражались во время войны за независимость?",  "Кто был первым президентом США?", "Кто является президентом США сегодня?"). Проблема в том, что отвечать на  вопросы следует только по-английски, а это оказалось невозможно для 85 тысяч пожилых людей, проживающих в стране свыше пяти лет и не научившихся говорить на нем. В связи с начавшимся накануне экзаменов ажиотажем, русскоязычные издания начали печатать типовые вопросы и ответы  на них на русском и английском языках.

На протяжении жизни нескольких поколений Америка создает имидж страны "обетованной", государства высокой морали, подлинной демократии и свободы. А как известно, звание обязывает. Америка стремится сохранить хорошую мину  при любой игре, только бы не разрушить сложившийся образ  в глазах цивилизованного мира.

На мой взгляд, это сыграло не последнюю роль в решении "русского вопроса" ХХ века, как назвал бы я проблему  эмигрантов последней волны из нашей страны. Как известно, приехавшим в США людям, не получившим гражданства после пяти лет проживания, грозило лишение пособия,  бесплатного лечения (ностальгический момент для многих из  нас сегодня!). Льготы гарантируют бесплатный проезд на  прием к врачу в такси дважды в месяц, скидки при оплате  коммунального жилья.

Тысячи легальных эмигрантов, не, сдавших экзамен на  гражданство из-за незнания английского языка, получили  официальные письма из пенсионной службы о том, что с 1  августа 1997 года перестанут получать пособия. Для очень  многих это был удар ниже пояса. В аптеках были опустошены запасы успокоительных средств. Вряд ли, покидая родину, наши соотечественники могли предположить такой резкий  зигзаг судьбы на американской земле. В газетах появились  заголовки: "Нищая старость", "Кошмар, который надвигается на Америку", "Факел статуи Свободы и Надежды может  потускнеть".

По российским понятиям, "поезд ушел" и