Впечатляет? Вы не согласны? Но для того чтобы спорить, надо изучить вопрос. Давайте попробуем.
Владислав Николаевич Макин курит табак “Captain black”
- В детстве мечтал стать мореходом, - сказал он, задумчиво сворачивая папироску. - Знаете, как это здорово: открывать новые земли, щупать их руками... А стал летуном. Мне теперь нравится смотреть на все с высоты. Видеть тенденции, закономерности... как там внизу все развивается...
Вообще же люди делятся на четыре категории. Еще есть пешеходы. Они очень прямолинейны. Уперся в какую-нибудь преграду,.. скажем, дом или в дерево и все. Встал. Обойти уже не может... Последняя категория - горные козлы. Скачут среди трудностей, которые сами себе создают. И очень горды умением преодолевать препятствия.
- Вы необычный человек.
Он пожимает плечами.
- А есть обычные люди?
Мессианские хроники.
В мессианской крови у Отечества
Бродит сок перекисших идей,
Потому-то страна и не лечится,
Что страдать предназначено ей.
Потому-то с креста и не слазим мы,
Что не может душа без креста,
Без того, чтоб Европа и Азия
Нас во все потребляли места,
Оттого-то и пьянство повальное,
Что тоскует по схиме душа,
И плюет в кабинеты овальные,
Голубым перегаром дыша.
Чтобы помнили вечные странники,
Что Голгофа еще не пуста.
Не спроста же в тулупе и валенках
Не слезает Россия с креста.
Пир во время чумы.
При отсутствии света,
Мир - пристанище Тьмы.
Нам известно об этом,
Соглашаемся мы.
И ползем в буераки,
И наощупь живем,
И друг друга во мраке
Поедаем живьем.
Мы и думать забыли,
Что такое душа,
Прометеев, как пыли,
А огня - ни шиша.
О каком-то мессии
Постоянно твердят,
Неспроста пригласили.
Непременно съедят.
Он вседа ироничен. Чувствуется, что события жизни забавляют его. А почему бы и нет? Жизнь - штука интересная.
- В нашем диссидентстве в прежние времена...
- А вы участвовали в диссидентском движении? - жадно переспрашиваю я.
- Конечно. Но в этом не было политики. Помню, была у меня яркая рубашка ядовито-зеленого цвета, импортные джинсы и прическа, ослепительной белизны. Казалось бы чего особенного? Но как на это реагировали представители власти! Представьте, иду по середине улицы в глубокой задумчивости...
- По середине улицы?
- Да, в четыре часа утра. Обгоняет меня милицейский УАЗик, из которого выходят одинаково одетые в мундиры люди. Я, чисто машинально, пытаюсь их обойти. А они никак не обходятся. Что такое?
- И что дальше?
- Это они меня спрашивают: “Что такое? Почему гуляем в четыре утра?” А я только что письма Ван-Гога прочитал, весь полон впечатлений. Никак не пойму: о чем мне говорят?
- “У вас вот штаны на коленке порваны, - сообщают представители власти. - Что вы этим хотите сказать? Что это значит?”
Я опускаю глаза. Действительно, на колене дырка. За гвоздь зацепился. Что еще это может значить?
- А почему штаны краской заляпаны?
- Краской? А я - художник.
- А-а... - УАЗик теряет ко мне интерес и, хлопнув дверцами, уезжает.
Узник замка Фи.
Чугунное ядро здравого смысла,
Короткая молитва тюремного капеллана,
И вот, зашитый в кожаный мешок тела,
Лечу со стен вечности в океан жизни.
Бездна желаний во тьме невежества,
лезвием мысли вспарываю оболочку времени,
И, на последнем дыхании, выскальзываю
Из душных объятий стихии.
Между небом и землей, отдыхающей чайкой,
Праздную свободу и не могу надышаться.
Эй, на фелуге, захватите несчастного!
С замка палят из пушек, побег обнаружен.
Поздно, меня ждут сокровища. Кто я?
Друг мой, я и сам бы хотел это знать.
Трудно только первые полчаса.
Суета на паперти, суета.
Двери храма заперты, красота.
Смотрит голь довольная, ну и ну,
Нынче с колокольни я сигану.
Я же крылья белые сделал сам,
Трудно было первые полчаса.
Утомил я ноженьки, говорю,
Нынче я до боженьки воспарю.
У толпы шевелятся волоса,
Все никак не верится в чудеса,
Вот сидит юродивый, крестит рот.
Матерится вроде бы, ну народ.
Лишь кустов орешника полоса
Провожает грешника в небеса.
Этот час я выстрадал, видит бог,
Сколько реек выстругал, сколько сжег.
Эй, вы люди пешие, я кричу,
Разбегайтесь к лешему, я лечу,
Направляю тело я в небеса.
Хочешь крылья белые - сделай сам.
- Существует высказывание: “Умный учится на чужих ошибках, нормальный человек - на своих, а дурак не учится никогда”. Как и всякая истина, эта - тоже относительна. Потому что тот, кто учится на своих ошибках, кроме неких абстрактных символов получает еще и ощущения. А это тоже информация, которую часто несправедливо отвергают. Мир - целостный, и воспринимать его надо целостно, не отбрасывая сознательно какие-то части.
- Наверное, при помощи фактов, которые вы называете абстрактными символами, мир описать легче.
- А нужно? Скажем, факты моей биографии: был владельцем картинной галереи, работал кочегаром в котельной. Много информации вы получили? А теперь при помощи ощущений:
Номенклатурное сафари.
Едва я появился в этом мире,
Мне сунули в руки лопату
И заорали: Копай быстрее,
Рой в направлении к центру!
Я ничего не понял, но рыл, как безумный.
Наконец, я остановился и закричал:
- Эй, там, наверху! Что это будет?
Зачем нам эта яма?
И сверху ответили:
- Это ловушка для дикого вепря Ы.
Его уже гонят сюда.
Рой быстрее.
ПЛЮС НА МИНУС.
Ему говорят:
- Человечество плюс ты - получится хорошо.
А он отвечает:
- Ответ неверный. Я сам по себе.
Они говорят:
- Тогда мы тебя вычтем.
А он отвечает:” Пожалуйста”
И уходит домой.
Жена говорит:
- Ты голодный?
А он отвечает: “ Ты знаешь?
Они меня вычли. Из человечества.”
- Бедненький, - говорит жена,-
Ну, садись, я налью тебе чаю.
- Я слышала, сейчас вы охотитесь сами на себя. Что это значит?
- Просто пытаюсь познать мир. Через себя. Самый гуманный способ.
- А остальные не гуманны?
- Один из основных методов познания - анализ, то есть разделение изучаемого на составные части и рассмотрение их поочередно. По отношению к самому себе, я уверен, что смогу потом собрать разъятые части воедино. А можно ли дать такую гарантию относительно других людей?
- Ну, я слышала, что в капле воды заключен весь океан. Можно ли из ваших слов сделать вывод, что внутри каждого человека заключена вся вселенная?
- Можно.
МАСТЕР ИЛЛЮЗИЙ.
Лицо в лице похоже на лицо,
Как зеркала на зеркало похожи.
Так в данном мне лишь данное Творцом
Отражено, всегда одно и то же.
Я сам, пространство, некая деталь
Картины мира, в частности - квартиры,
Квадрат окно, где сумрачная даль -
Намек на то, что дважды два - четыре.
И два в уме, а значит скоро шесть,
Бездарный день уже считай, что прожит.
Поставить кофе? Кристи перечесть?
Все как всегда, но что меня тревожит?
Ах, да, лицо! В нем тысячи зеркал.
Внутри зеркал внутри зеркал, и нечем
Измерить глубь, где я себя искал,
И от себя бежал себе навстречу.
Мир бесконечно замкнутый в кольцо,
Где ты плюс ты на множество помножен.
Лицо в лицо похоже на лицо?
Но чье лицо там в зеркале? О боже...
- Удивительно, как в вас сочетается легкое, ироничное отношение к жизни, и в то же время какая-то глубина... Мне прежде казалось, что это несовместимо...
- Наверное, несовместимое просто не существует одно без другого.
Бесконечная история.
Город, распахнутый, словно рана,
Открытый ветрам, приносящим прохладу,
Тебя населяют ящеры и дети, чей смех -
Откровенье.
Дети вырастают и превращаются в ящеров,
Обертывают себя шелками
И берут девиз: Ярость.
Но некоторые остаются людьми
И говорят детям: Радуйтесь!
Это Учителя.
ЭРА ВОДОЛЕЯ.
Они ищут друг друга по звездам,
Они смотрят глазами дороги,
Их сердца бьются в такт
Ожиданью.
Это дети любви.
Дети нового времени.
Первый проблеск зари, новой расы рождение.
Окровавленный и затраханный , это их мир.
Обворованный и загаженный, это их дом.
Обезлюдевший и заброшенный, это их храм.
Это их боль. Это их Бог. Это их путь.
Не карать, но понять. Не учить, но любить.
С тем они и пришли.
Те, кто ищут дорогу по звездам.
Те, кто смотрят глазами друг друга.
Чьи сердца бьются в такт
Мирозданью.
Был в нашей тусовке гражданин с разбойничьими глазами. Коренастый, сдержанно улыбчивый... И на физиономии написано постоянная готовность дать в рыло любому желающему.
Был он одним из лидеров тусовки
И вдруг признался, что пишет стихи.
О нет!
Нет, закричали мы, вот только стихов не надо. Мы о тебе так хорошо думали, и вдруг такое... Достали уже эти поэты с горящими взорами и завывающими декламациями типа: "И водопроводные трубы, словно перерезанные вены"...
Он сказал: "Ладно".
Но потом, дней через несколько, прочел одно свое стихотворение.
Ишь ты, - сказали мы. И стали слушать дальше.