Глава третья.
Откровенно говоря, не по душе было Шмаэлю это поручение Великого Герцога Асмадея. Но такова уж была участь всех Полупадших. Приходилось все время изворачиваться, чтобы удержаться на плаву и не потерять место, а, возможно, и нечто большее. Нет, жизни его, конечно, ни что не грозило. Кто может лишить жизни Бессмертного. Правда, поговаривали, что Создатель да, вроде как, и Темный Ангел, но этот, правда, только в своей ипостаси, обладали такой властью. Но на памяти Шмаэля, а память у него, надо сказать, была отменной, что зачастую даже мешало его и так нелегкому существованию, так вот, на памяти его, такого не происходило, ни разу. Но впасть в немилость, а это автоматом неминуемо лишало провинившегося всех постов, привилегий и даже неприкосновенности, а зачастую грозило длительной, не на одну вечность ссылкой в какое-нибудь захолустье, или, чего уж хуже, и вовсе в Хаос. Ну, в общем, впасть в немилость, это вам – пожалуйста. Это сколько угодно.
А к кому отнести Полупадших? К Верхним? К Нижним? То-то и оно. Вот и приходилось Шмаэлю опасаться неожиданностей с обеих сторон. А тут еще внутренние разборки с завистниками. Того и жди какой-нибудь гадости от своих. Уж больно тепленькое место - эмиссар по особым поручениям. И желающих на него среди Полупадших было, хоть отбавляй.
Так что, когда после просмотра ролика о Зойкиной непутевой жизни Великий Герцог Асмадей, по горло загруженный выпитым коньяком, уже после отбытия Архистратига в свою резиденцию, поманил его пальцем, Шмаэль понял, ничего хорошего ждать не стоит.
Так и случилось.
- Ты, вот что, Голуба моя, - Трехголовый дыхнул на него крепким коньячным запахом. – Ты мне эту барышню доставь для приватного разговора. Не возражай, не возражай, уважаемый.- Остановил Герцог, пытавшегося, что-то произнести Шмаэля, коротким жестом руки. – Знаю я, что ты мне скажешь. Мол, как же так. Мол, Архистратига надо ввести в курс дела. Без его резолюции и так далее… - Так, вот. Архистратигу не до барышень будет. Ему с этим балбесом, как его? -
- Со Стрючковым. – Напомнил Шмаэль.
- Во-во. Со Стрючковым разгрести нужно. Фемида, если я не ошибаюсь, за последнюю тысячу лет такой вердикт вынесла на обсуждение впервые. Раньше все понятненько было: грешил, воровал, возжелал жену чужую, я уж про убийства и не говорю, короче, забыл про заповеди – наш человек. А теперь, вона, как. Вроде, все тоже самое, однако, вовсе и не тоже. Ведь видно и понятно - ну, грешит, дальше некуда. Так давай его сюда, на цугундер. А он раз и на детский дом малую толику отделил. Вроде, как благое дело. Детишки это святое. Или, без микроскопа видно, на нем клейма ставить негде. А он раз, и храм на горе отгрохал. Вот тебе и весь хрен, до копейки. –
- Какой, какой хрен? – Не понял Шмаэль.
- Какой, какой, да вот такой. До копейки. - Трехголовый изобразил неприличный жест рукою. - На Земле так сейчас многие говорят. Но я не про это. А про что же это я? – Великий Герцог с досадой почесал за ухом.- Ну, вот мысль мою загубил.
- Хрен на горе отгрохал. И весь храм до копейки. - Посмеиваясь, напомнил последнюю мысль Великого Герцога Шмаэль.
- Ну, да, и весь храм, тьфу ты, хрен а не храм. Но все равно - до копейки. Да и остальное все в том же духе. Научились людишки за последние тридцать лет и с Богом ладить, и с Чертом. Одновременно. Вот, отсюда и путаница. Но раньше как-то выкручивались. Все-таки, что-то явно перевешивало. Грехи ли, благостность. А тут видишь, какой хитрец этот твой, Сморчков. -
- Стрючков. – Поправил Великого, но весьма пьяного Герцога, Шмаэль.
- Да, какая разница, Стрючков, Сморчков, Сверчков. Все они одним миром мазаны. Так и норовят грешки свои благими делами прикрыть. И, чем больше грешков, тем надежнее стараются их прикрыть. Научились, засранцы эдакие. – Великого Герцога изрядно качнуло. Шмаэль попытался поддержать его под локоток:
- Я сам. – Великий Герцог вырвал руку. – Вот я и говорю. Научились, засранцы эдакие. – Чему научились эти засранцы, великий Герцог так и не договорил. Переключился на другую тему:
- Завтра на Президиуме долго разбирать этого Сучкова будут. – Шмаэль не стал поправлять Трехголового. Понял – бесполезно. Великий Герцог продолжил неожиданно абсолютно трезвым голосом, вроде и не пил ни грамма:
- Вот пока они там будут дискутировать по этому поводу, ты мне барышню и подгони ненадолго. Никто и не заметит. Сюда, к себе и подгони. А заметят, ничего страшного, Не до того будет. Да и ты не лыком шит. Найдешь, что сказать. А уж, за мной не пропадет. Ты меня знаешь. -
- То-то и оно, что знаю. – Обреченно пробормотал Шмаэль.
- Что? - Не расслышал Великий Герцог, или вид сделал, что не расслышал.
- Я говорю, знаю. За вами не пропадет. -
- Вот, вот. – Довольно улыбнулся Асмадей, одновременно обеими руками залез в карманы камзола, вынул обе головы, а надо сказать, что во время просмотра Зойкиной истории, Архистратиг заставил Великого Герцога убрать лишние. Уж больно рьяно реагировали бычья с бараньей на все происходящее на экране. Так вот достал Герцог обе головы, прицепил их на место. Галантно поклонился Шмаэлю и направился к лифту. Шмаэль услышал, как баранья проблеяла в нетерпенье:
- Ну, расскажи же, расскажи. Чем вся эта история с девчонкой закончилась? Нам из кармана ничего не видно было.
- И на слышно. – Промычала бычья голова.
… Вот такие вот делишки навалились на нашего Шмаэля. Ну, «куда было бедному крестьянину податься». И впрягся эмиссар в это дело «по самое не хочу».
