За окнами прогрохотал всеми своими стальными ржавыми колёсами старый, расшатанный временем, печальный трамвай. Любовь Ивановна смахнула нечаянно набежавшую слезу рукавом байкового, когда-то бывшего розовым и возможно даже махровым халата, отхлебнула уже остывший чай из кружки с надписью «Самой любимой тёще», посмотрела в окно на серую стену соседнего панельного дома и, тяжело вздохнув, снова застучала пухлыми пальчиками по клавиатуре.
« Старинный замок в поместье Макдауэлов просыпался. Розовый рассвет медленно и нежно заглянул в окна обширной, уставленной букетами роз спальни на третьем этаже. Олеандро лежал на широком ложе, мужественно раскинув свои мускулистые руки и его густые кудрявые локоны струились по белому шёлку подушек. На его губах бродила игривая полуулыбка, как воспоминание о прошедшей ночи. Роза-Мария ласковыми пальцами прикоснулась к его губам. «Наконец-то я нашла тебя!», - прошептала она, – «теперь ты мой! Мой и больше ничей и пусть Святая Дева хранит наши дни и ночи!» Лёгкий океанский бриз залетел в открытые окна и шевельнул шитые золотом шторы. Олеандро нежно обнял её и прошептал: «Любовь моя...!»
- Золотце моё! – услышала Любовь Ивановна голос мужа из зала, - у нас там пожрать ничего нет? Чё-то я проголодался с вечера. Там ничего не осталось, салатик там какой-никакой или колбаски с сыром?
- Да, моя радость! – не оборачиваясь, ответила Любовь Ивановна, - посмотри в холодильнике что нибудь, а я сейчас допишу и поставлю варить тебе вермишелевый супчик, мой сокол! – и снова наклонилась к клавиатуре.
«Нежно звякнул серебряный звонок. Раскрылись высокие, инкрустированные золотом и слоновой костью створки двери, и дворецкий, почти неслышно скользя по натёртому до блеска паркету из красного дерева, быстро и уверенно вкатил в спальню небольшой, но богато сервированный столик. На нём периливались рубинами бутылки с красным бургунским вином, отсвечивало благородной бронзой охлаждённое шампанское в серебряном ведёрке с фигурками парящих в облаках амуров, и розовый омар лёжа на огромной фарфоровой тарелке среди долек лайма и манго, казалось, внимательно присматривался своими круглыми бусинами-глазами к большим и янтарным гроздьям винограда. Блики дорогого хрусталя заиграли на шёлках портьер»
- Нет, ну ты снова там ерундой занимаешься, моя прелесть. Брось ты уже свою дурацкую писанину и свари борща или поджарь котлет, - донеслось со старого скрипучего дивана.
- Знаешь что, - выдержанно возразила Любовь Ивановна, - если ты котлетки кушать горазд, то на них нужно хотя бы зарабатывать, а не валяться днями у телевизора.
- Скажешь тоже! Что же, теперь в выходные и отдохнуть нельзя? – проворчал муж возникая на пороге кухни в неизменных тренировочных штанах и майке «пролетарке» с явным намерением обследовать холодильник на предмет присутствия чего нибудь сьестного.
«Неожиданная тревога, грусть и ревность неистовой волной нахлынула в ранимую душу и доверчивое сердце Розы-Марии. Вдруг она внезапно вспомнила пристальные взгляды Олеандро, обращённые к Марианне! Этой выскочке, племяннице владельца кофейных плантаций Кьяво Гонсалеса. И ответные взмахи пушистых ресниц этой приторной красотки Марианны она тоже вспомнила! Теперь она внезапно осознала, что между этой юной ветреницей и Олеандро была любовная связь!» - вдруг как-то само собой написалось у Любови Ивановны.
- Дура ты, Любка! И как я с такой ненормальной двадцать лет прожил? Не постирать, не приготовить, тока по клавишам тыкать, – сказал ей, муж и, хлопнув дверцей холодильника, удалился в зал, унося с собой две бутылки крепкого пива и тарелку с подзасохшей колбасой и подзавядшим сыром.
«Нет, ну каков подлец!» - проносилось в голове у Любови Ивановны, - «А ведь двадцать лет назад таким нежным и любящим прикидывался! Розы, шампанское! А теперь? Никакой благодарности за бесцельно отданную молодость. Все они такие! Сначала – «Роза-Мария, я не могу жить без тебя!» А потом бац..., и Маринка диспетчерша! Всегда вот, в самый неподходящий момент испортит настроение. А ты этому Олеандро хотела всю жизнь к ногам...!»
- Вот сволочь! – донеслось мужу вслед, - если тебе не нравиться как я готовлю, то собирай манатки и проваливай к своей шмаре Маринке из диспетчерской! Пусть теперь она тебе стирает и готовит!
И клавиши застучали с удвоенной громкостью.
« Но как же быть теперь? Вдруг Олеандро не захочет на ней жениться и тогда вскроется их порочная связь, а может он и специально раскажет о её опрометчивом шаге, позволившему ему соблазнить её? Какой непоправимый ущерб это может нанести репутации древнего рода Рубейросов! Какими последствиями это может обернуться для её чести! Кровь пульсировала в её висках. Она ненадолго задумалась.... Потом неуловимым движением откинула рубин на фамильном перстне, передававшимся по женской линии из рода в род, и серый мышьяк тонкой струйкой высыпался в высокий хрустальный бокал. А через мгновение Олеандро повенул к ней улыбающееся лицо, и она протянула ему бокал, наполненный искрящимся янтарём.
- Давай выпьем, любимый, за то, чтобы наши сердца всегда стучали в такт, или не стучали совсем! Чтобы яд нашей любви был сладким до самого конца!
Олеандро прикоснулся губами к её нежной шее и медленно, маленькими глотками выпил бокал, протянутый ему Розой-Марией. «Боже! – подумала Роза-Мария, - как же он прекрасен! Даже в своей предсмертной минуте он прекрасен!»
Любовь Ивановна снова вытерла две слезинки, непроизвольно сбежавшие по щекам. Решительно вернулась в начало рассказа и вычеркнула крупно выделенное – «Любовный Роман». И ожесточённо стуча по клавишам, написала – «Любовная Драма»!
