Пришло извещение о перерасчёте пенсии - маминой, не моей (до моей – эхе-хе, ещё пяток лет с хвостиком, да и какой она будет у безработного писателя - и думать страшно: с чего и что начислять и пересчитывать-то станут?)…
Собрался в районный центр - «район», как называют его станичники, что в 56 км. от нашей «камышовой» станицы Гривенской. Поездка такая в оба конца отнимает полдня, а то и треть, а по маяте – так и весь день насмарку. Но маме тяжело ехать: возраст под 79, и мне, как сыну её, дозволили - в консультации по телефону - привезти необходимые документы собственноручно.
Утром выехал - после полудня возвращался. Удачно попал до обеденного часа в «Пенсионный фонд», раскошелившись на такси: районный центр разбросан улицами, и здание ПФ стоит далековато от автостанции. Назад к ней, разумеется, тёпал пешочком. А, дотёпав, обнаружил неприятно-приятное нововведение, не актуальное для меня по приезду в район: задрипанный общественный туалет автостанции кто-то «взял в руки», то есть «прихватизировал» доходное отхожее место и, завладев общественным помещением, сделал в нём капремонт под хаус-сортир. И теперь в клозет было приятно войти, правда, уже за номинальную таксу в 10 р. Зато цивилизованными удобствами в платном туалете явились, конечно же, рукомойник с роскошной раковиной и розетка для электроприборов. И - никакой фекальной мерзости: везде кафель, аэрация-ароматизация… И вся эта благодать - за червонец! Да это ж почти в два раза дешевле 18-рублёвого пирожка с капустой! Съестное сие, после приведения себя в порядок в блистательном сортире, я приобрёл в соседнем - тесном и мрачном станционном буфете, безоговорочно проигрывавшем отныне по антуражу и дизайну станционной уборной.
С пирожком в бумажной салфетке - подзакусить в свой просроченный обеденный час, ожидая рейсовый автобус - я присел на скамейку у привокзальной площади, сняв ветровую курточку. Ноябрь солнечный, теплый стоит на Кубани, бабьелетний такой ноябрь, - декабрём, что будет через пять дней, и не веет…
И только надкусил горяченький, в микроволновке буфетной прокрученный продукт, как услышал у ног громкий требовательный кошачий полу-рык, полу-хрип: «Мяу-рр-шшш, мяу-рр-шшш!» – да с таким мощным регистром, будто и не кошачий голос мне подан был, а, по меньшей мере, рысий или того же камышового кота из приазовских плавней!..
Обладателем настойчиво-несносного тона, режущего барабанные перепонки, оказался грязный, чёрный и невеликий кот с оборванным наполовину правым ухом. Антисанитарный вид животного привёл бы в брезгливость любого пассажира. Что немедленно и доказала пожилая казачка, открыто поморщившись при появлении кошачьего бомжа, и пересев на соседнюю пустую скамью.
«Да-ай!» – зло и угрюмо, с революционно-матросским упрямством требовал лакомого куска бродяга у меня, сытомордого буржуина по его пониманию. Только такое мнение можно было прочесть в гипнотически-жёлтых очах кота. - «Дай мне мя-у-са, фарр-ш-ша»!
Я усмехнулся и отломил надкусанный носик пирожка.
- Ну, на!
Экспроприатор тут же проглотил кусочек. Мне и глазом моргнуть не довелось. Так собаки хватают на лету и моментально проглатывают бескостный кусок мяса.
«Дай!» - побирушка хищно, сатанински жёлтовзоро и неблагодарно, смотрел на меня.
Я удивился скорости глотания и наглости котофея, и отломил у пирожка всю нижнюю бескапустную часть. Куцеухий - так уже мысленно я окрестил попрошайку - жадно схватил вторую порцию и в два счёта управился с ней. Честное слово: ел он быстрее и больше меня!
Пожилая станичница, наблюдая вымогательство, не выдержала и разочарованно-гневно бросила:
- Та гонить Вы його вид сэбэ, чого вы його кормите, вин же заразный, мабуть!
Я не успел ответить женщине, потому что кот поднялся на задние лапы, упёршись передними в мою коленку.
«Дай ещё!» - прохрипел он безапелляционно, не поведя и куцым ухом на возмущённую реплику станичной тётки. Глаза станционного дьявола ничуть не подобрели от угощений, а острые когти пробили тонкую ткань моих брюк и больно укололи кожу.
- Да ты не кот, дружочек, а настоящий людоед! – промолвил я, отведя колено в сторону, и этим движением сбросил когти кота со своей ноги. Куцеухий сел на задние лапы, окольцевав себя собственным хвостом, и продолжил злобно и требовательно смотреть в моё лицо.
Пришлось отщипывать у пирожка ещё и бок – не капустную же начинку было отдавать проглоту! Да и начинки в сдобе оказалось – с гулькин нос.
И снова приличная боковина выпечки исчезла в бездонной кошачьей пасти.
«Дай!» - вслед за её исчезновением прохрипел наглец, облизывая блестевшие от масла усы. Аппетит у него был просто гангстерский!
Я выкусил серединку пирожка и стал жевать её, а остатки дорожного обеда бросил вымогателю.
- Да на, лопай, ненасытный, только не лопни, смотри!
Куцеухий и на мои слова ни в полтора уха не повёл, и сосредоточенно приступил к поглощению последней части трапезы.
Её он поглотил не столь быстро, как предыдущие порции, и я успел дожевать свою долю.
Облизываясь и видя, что требовать с меня уже нечего, кот преспокойно развалился прямо на месте, где только что столовался, и лёжа, принялся умывать лапой нос. Более я его уже не интересовал ничем.
Казачка-станичница покачала головой. Я развёл руками.
Подкатил мой автобус. Перешагнув занятого своим делом кота, напрочь равнодушного ко всем ничтожным буржуям на свете, я вошёл в салон.
Водитель обилетил (слово-то какое!) пассажиров и транспорт тронулся в путь. А я, комфортно качаясь в мягком кресле, стал думать о своих четвероногих усатых домочадцах - Рыжике и Бельчике, и о кошечке Жуже – всегда накормленных и обогретых заботами моей матушки. И попутно размышлял о царящем в мире социальном неравенстве, которому подвержены даже домашние животные…
26/ 11/ 2013
