Отдыхали мы в профилактории. А что за отдых без женщин и без чемергеса? Со вторым у нас все в порядке, на всю неделю затарились, а вот с женщинами – напряг. Три их только. И то, Петровна, повариха, уже на пенсию собралась, и ей не до нашей компании. А нас семеро. Ну, четверо, скажем, не по этим делам, они конкуренцию не составляют. Главные форварды – это мы с Витьком. Мы и песни поем, и истории разные, что заслушаешься, рассказываем. И сами из себя по метр восемьдесят одной красоты, первые в полку ухари-ахари. Девушки до слез смеются и глядят на нас ласково. А мы, знай, подливаем.
А третий, Вовка-прапорщик, самый настоящий шмындрик. Ни виду внешнего, ни девчонок повеселить. Как анекдот расскажет, у всех неловкость одна. То он расскажет, как с бабкой какой-то в подвале заночевал, то плавки у него на пляже на видном месте порвались. А как песню запоет, лучше б он рашпилем по консервной банке водил. Да и винишко наше славненько глушит.
Галочка со Светочкой, официантки наши, очень даже ничего. Молоденькие и все при них. И мы с Витьком им отвращения никак не внушаем. Мы бы давно уже делом занялись, да только этот шмындрик под ногами путается. Все анекдоты свои скабрезные навязывает, и сам от них тащится.
Видит он, что ловить здесь нечего, и на минутку вышел. Отлить, наверное. Вина нагульгался, будь здоров! Мы и обрадовались. Только слышим – шум в коридоре и грохот. Мы подскочили – и туда. Оказывается, это чудо мелкотравчатое об тряпку споткнулся и навернулся. Да так, что об порог нос разбил, глаз у него заплыл, и на лбу шишка с французскую сливу ренклод.
Девушки вокруг него заохали, забегали. Примочки соорудили. Под ручки его, прохвоста, и в келью повели. Да там на всю ночь и остались. А мы с Витьком, несолоно хлебавши, спать пошли.
Я девчонок утром спрашиваю:
– Ну как же так? Мы вас и веселили, и пели, и, вроде, глянулись. Как же вы с этим плюгавчиком ушли?
А Светочка мне:
– Жалко его стало.
А Галочка:
– Да он такой бедненький!
Вот прохвост, а! Вот и пойми, что женщинам нужно.
(с) Александр Шипицын
