В нижней части левой половины большой мышечной массы, но только со стороны паха, я целый месяц выращивал фурункул. И когда он вызрел в добротный, лиловый и крепкий пузырь, меня напугали тем, что он может прорваться вовнутрь и залить гноем шейку бедра.
Пришлось срочно обратиться в платную клинику.
В регистратуре сразу же выписали направление в кассу.
- За такие деньги, - искренне поделился я, - мне бы позволили пару лет полежать рядом с Лениным в Мавзолее или захоронили в Кремлевской Стене. Неужели простая операция стоит таких денег?
- Какая операция? Мы вас еще только на обследование посылаем, - поразились в регистратуре моей дикой необразованностью.
- Ключевое слово – «посылаем»? – в дурном предчувствии спросил я и поплелся на обследование.
- А вы что, срать сюда пришли? – устало спросила меня врачиха интеллигентного вида, едва я вошел к ней в кабинет и снял штаны.
- Я явился с чистыми побуждениями – показать вам фурункул, - признался я.
- Откройте рот! Вам зубы нужно лечить! Я сейчас вам выпишу направление к стоматологу. Правда, обследование обойдется вам не дешево, но вы уж потерпите. Здоровые зубы – это здоровое сердце, а здоровое сердце – это…
- Какой сделан прорыв в платной медицине! – восхитился я. – Если раньше у нас все делали через жопу, то сейчас, я вижу, вы научились через гланды на жопе чирьи выдавливать.
Взял направление и отправился к стоматологу.
- Как вы сюда попали без направления от офтальмолога? – взвизгнула от возмущения врач-стоматолог.
Офтальмолог ткнула указкой в таблицу:
- Какая буква?
- Большая и жирная! – рассказал я всю правду ей о букве.
- Я – не уролог. Чего Вы мне ее описываете? Вы называйте букву, - возмутилась она.
- «Ш», в смысле – Шалаш.
- Вы уверены, что Ша? А, это - какая буква? – ткнула она указкой, не глядя в таблицу.
- Допускаю, что – «Б». В смысле – Бадминтон, Батон, Бабушка, Бляха-муха…
- А теперь снимите очки и повторите, - потребовала она.
- Извините, я в буквах не очень разбираюсь, но большой специалист по картинкам. Ну, там: “Play boy”, “Hastler”…
- Ой, не капайте мне атропином на мозги. С Вашим зрением Вам впору собаку-поводыря завести и с ней ходить на медосмотр, если Вас уж так приспичило новое водительское удостоверение купить. Ладно, давайте Ваше направление… Теперь – к невропатологу.
- Это же мой любимый размер, в смысле – специалист. Кайло, молоток, зубило с собой нести или у него для трепанации черепа имеются свои инструменты?
- Во-первых, трепанацию у нас проводит патологоанатом. Это – следующий, после невропатолога специалист, - культурно объяснила мне офтальмолог: - Во-вторых, запись к нему производится за неделю вперед. И в-третьих: Вы что, с ума сошли? У нас же платные услуги! Конечно, приходите со своими инструментами и Вам сделают скидку в десять процентов.
Невропатолог расположился этажом выше.
Тщательно подготовившись – заткнув ватную палочку в ухо, предельно высунув язык и по возможности вытаращив глаза на всю плоскость лица – я приспустил штаны и, шурша ими о мраморный пол, допрыгал зайчиком до стола.
- На что жалуетесь? – задал провокационный вопрос невропатолог.
- На судьбу. Разве не видно, доктор?
- И что за подлянку такую она Вам устроила?
- Доктор, еще в детстве я мечтал стать летчиком-космонавтом, чтобы на бреющем полете с «кукурузника» сбрасывать на поля минеральные удобрения и добровольных членов ДОСААФ. Но после защемления мозжечком седалищного нерва, которое я получил в воздушных боях с монгольской ПВО, вдруг выросло ЭТО и сильно беспокоит теперь все прогрессивное человечество в моем лице, - я лег на стол, аккуратно сбросив на пол бумаги, стетоскоп и резиновый молоточек, и ткнул пальцем в свой фурункул.
- Опа! Но это не лицо! –догадался невропатолог: - А оно не заразно?
- Не могу сказать точно, но в Большой Медицинской Энциклопедии замечено, что фурункул воздушно-капельным путем не передается. Так что, если целоваться не станем, будет у Вас шанс остаться в живых. И все-таки, предусмотрительно держитесь от пузыря на безопасном расстоянии. Видите, у него уже и головка созрела… Извините, Вы не ту головку рассматриваете. Левее и выше, пожалуйста!
Невропатолог задумался. Затрещали электрическими разрядами в голове нейронные импульсы, и скоро его осенило:
- Можно, я ЭТО покажу старшей медицинской сестре нашего отделения? – попросил он.
- С какой целью?
- Ну, так: поржать, да посочувствовать заодно.
Не успели окончательно сформироваться пролежни, как явилась старшая сестра и разоблачила меня. Профессионально измерив взглядом затекшее тело, точно плотник, она сделала один единственный звонок, произнесла в трубку загадочно: «Морда из тряпок», затем облегченно выдохнула невропатологу в голову:
- Гони его взашей. Он еще за обследование не заплатил. На халяву удумал лечиться.
- Ка-а-ак? – поразился невропатолог: - А с виду, вроде, честный и законопослушный пациент. Много интересного рассказал мне о вегетативной нервной системе и проприоцепторах, образованных в фурункуле в результате его развития и отпочкования от основного тела. Значит, заливал?
- Вы, мужчина – наглый тип. Вы даже за бахилы не заплатили, - добила меня всеобщим презрением медсестра: - Шастаете в кем-то уже пользованных бахилах по всей клинике и разносите невесть какую эпидемию.
Срочно подняли «в ружье» Службу Безопасности клиники – дедушку, у которого я и получил б/у бахилы за три затяжки сигареты L&M.
Он пришел и сказал: - Чего орете, сучьи лапы? – так называл платных эскулапов.
При этом вглядывался в меня так, будто готовился принять роды.
Чтобы увернуться от тяжелого, пристального взгляда секьюритивного дедушки, я уставился в потолок. Там, прямо над дверью, прилипая задницей к потолочным плиткам, висел матрос в потрепанной бескозырке и рваной тельняшке. В правой руке он держал топор, а в левой – маузер. Заметив, что я обратил на него внимание, он улыбнулся и показал мне свой, изъеденный золотыми фиксами рот.
- А на что это мы сейчас пялимся и глаза пучим? – тут же хитро начал домогаться невропатолог: Страшно?
- Нисколько. Кого я должен бояться? Вашей мед. сестры? А глаза пучу, потому что Авиценну вспоминаю. Он говорил: «Не сдерживайте газы, пожалуйста». Мудно говорил, но правильно.
И скоро я, действительно, почувствовал что-то, похожее на схватки. В животе неприятно забурлило, состоялся незапланированный выброс соляной кислоты на стенки желудка. Будто только проснулся и, широко зевнув, потянулся весь пищеварительный тракт.
- Что это мы здесь такое издаем? – испуганно поинтересовался невропатолог: - Уходите немедленно, вы мне весь стол загадите.
- Уже..
- Что – уже? Уже – всё, или уже – ещё?
- Уже в пути, доктор. Да не волнуйтесь вы так. Перенервничаете и в дурку попадете. Что тогда коллеги о вас подумают?
- А они умеют? – вмешался сторож, ласково взял за руку и повел меня в чем мать родила по длинному, как посадочная полоса аэропорта, коридору. Повезло, что коридор был почти пуст. Только медсестра попалась навстречу , еще издалека пристыдив тем, что я опять шляюсь по клинике без бахил, и пожилая пара сидела на топчане в полудреме.
Когда мы поравнялись, пожилая дама в фильдеперсовом костюме объяснила, видимо, супругу:
- Это – подопытный кроль. Ему почку будут вырезать.
- Охотно верю, но придерживаюсь другой версии, - ответил ей супруг: - Ему сейчас вставят трехведерную клизму. Видела, он же от нервозного врача вышел?
- Это Вы правильно сделали, что не споткнулись на Петровиче, - подбодрил меня секьюрити и показал средний палец пожилой паре.
- На каком Петровиче?
- На том, который над дверями висел. Удумали ведь, сучьи лапы на взаимовыгодных условиях работать с психиатрической клиникой. Если бы Вы сознались невропатологу, что мужика на потолке с топором увидели, Вас бы без объяснений сразу отправили в псих. диспансер. Хорошо, говорят, на психических больных зарабатывают сучьи лапы. А Петрович – мужик безобидный, тоже – хороший хирург. Он на полставки согласился висеть у них в кабинете. Какие-никакие, а деньги.
- Вы сказали – тоже? – решил уточнить я: - Вы – хирург?
- Ну, а Вы как думали? Я ведь сразу возбудился, едва увидел Ваш фурункул.
- Правда, аппетитно выглядит? – я даже остановился и помог ему ближе рассмотреть фурункул, пригнув обеими руками его голову к моему бедру.
- Я Вам больше скажу: такие фурункулы должны быть гордостью нации, но, давайте, о политике – ни слова.
Он провел меня в больничный блок бесплатной советской медицины, отыскал там кабинет хирурга и уложил на узкий операционный стол.
- Извини, - предупредил он, размахивая вторым томом БМЭ, - обезболивающие средства закончились.
Я успел обратить внимание на его фартук. Такие фартуки носили рубщики мяса на рынках и бойцы на бойне скота. Оказавшись в привычной среде, я был уверен, что операция пройдет успешно.
Анестезию дедок решил заменить наркозом. Но испытанное средство с первого раза не сработало – удар вторым томом БМЭ пришелся по касательной. Голова, конечно, тряслась красиво и сочно, однако, окончательно сознание я еще не потерял, и здоровье мое из последних сил продолжало бороться за жизнь. Хотя, нелепо уже было цепляться за что-то, если добровольно явился в медицинское учреждение.
- Больницы – только для здоровых людей! – напомнил я деду слова, сказанные когда-то А. Чеховым.
- Зато Вы у нас блатной пациент: без очереди , и сразу – на стол. Вы видели, сколько народу толпится возле кабинета?
- Сколько?
- Там столько народу, - задумчиво сказал старый хирург, приноравливаясь томом БМЭ нанести повторный наркоз, - там народу – как людей!
- Сознайтесь, это Вы Ленина убили? – успел спросить я и остро прочувствовал, как мозги слетели с последних трех присосок, уже обессиленно липнувших к внутренней стенке черепа.
Впадая в беспамятство, я вдруг вспомнил все.
Мы всегда с медициной старались жить параллельно. Но, подчиняясь законам неэвклидовой геометрии, все-таки однажды уже с ней пересеклись. Это было давно, тридцать лет назад.
Встреча со здравоохранением не могла по определению в то время ограничиться лишь примитивной стычкой и мелким рукоприкладством.
От дотошного хирурга на призывной комиссии в военкомате я, молодой призывник, сразу получил пинок в то место, куда он только что пристально вглядывался, заставив меня склониться в три погибели.
Я и спросил: - Там еще дембеля не видно? – подразумевая, что природа не наделила меня способностью одновременно с хирургом заглянуть в себя, чтобы потом порассуждать о причинах наличия слизи на кале и гайморите, который я в то время еще путал с геморроем. (Хорошо, что не гонорею – с генотипом).
Во времена пышных похорон, гордая профессия обязывала хирурга быть по отношению к больным пациентам циничным и более бесцеремонным, чем даже медицинские сестры. А медсестры по непонятным причинам всегда стучались в двери перед тем, как войти к тебе в палату и начать с садистским упоением сверлить иголкой отверстия в твоей большой мышечной массе.
- Понимаю, что строительные войска Советской Армии без меня теряют боеспособность и авторитет в глазах мировой
